Так и случалось, что брат шел на брата –
На самом деле. С пятнадцати лет[12 - С 1918 года официальный нижний возраст призыва в Красную армию составлял 21 год (в 1917 г. служба в Красной армии была объявлена добровольной, что не спасало от фактических злоупотреблений), но, если парень был рослый и крепкий на вид, в его возрасте особенно не разбирались.]
Красные юношей брали в солдаты,
Брали мужчин, прежде скрывшихся бед.
Свадьбы в ту пору скромнее справлялись.
Реже. За совесть потом, не за страх,
Впитав чью-то правду, крестьяне сражались
И… погибали на двух сторонах.
Новая власть на крови становилась.
В эту-то пору жалеть о царе
Редко, по правде, кому доводилось –
Он долю испил в чаше, данной стране.
Он сам это выбрал. Хитрей оказался
Местный помещик: набравши добра,
Махнул за рубеж, где порой сокрушался,
Что с Родины мало увез серебра.
5. Петр Арсеньев
Шли годы. Крестьяне домой возвращались.
Хмурые, бедные были они.
И в мирную жизнь потихоньку впрягались
Опять – будто не было страшной войны.
Будто приснились былые невзгоды.
Петр Арсеньев вернулся домой
В деревню весной двадцать первого года,
Когда самому пошел двадцать седьмой.
Пришел при петлицах. С крыльца мать не смела
Поверить: «Сынок!» – закричала она.
И выражения глаз оробела
Сына вошедшего – это война.
Была до политики женщиной темной.
Как воевал, где, зачем, отчего,
Понять не пыталась, но каждый день черный
Ей показался вдали от него.
Каждый день Богу о сыне молилась.
Тот чаще молчал, возвратившись домой,
Она же к расспросам отнюдь не стремилась –
Прошел две войны, а, гляди-ка, живой!
«Теперь-то совсем пришел?» – «Мама, не знаю,
Как жизнь обернется». – «А я-то жену –
Мать внуков моих для тебя выбираю!
К кому станешь свататься?» – «А, ни к кому!» –
«Что ж так?!» – «У жены моей тяжкая доля –
Сгибну. Зачем мне жена? Для чего?»
Мать, видя глаза напоенные болью,
Вздохнув, отступала, жалела его.
Бессонницей мучился Петр. Отрывки
Короткого, тяжкого, смутного сна,
Терзая, в предутренней таяли дымке.
Боялся снов – память была в них честна.
Мать снова молилась. У старой иконы
Стояла, шепча что-то. Петр смотрел
На это с усмешкою, но без укора.
(В боях атеистом стать твердым успел.)
Прожил дома с месяц – чуток полегчало.
Стал крепче спать, к севу – лошадь купил.
(Что деньги за службу привез, мать не знала.)
Одежей крестьянскою форму сменил.
Хозяйство повел. Урожай собирали
По осени добрый. В деревне Петра
Уже года три свадьбы как не играли –
Некому: стала невестой война.
А девки росли! На пришедших глядели
С фронта, как звери добычу глядят.
«Красивые, – мать всех хвалила. – Ужели
Нет по сердцу?!» – Сын отворачивал взгляд.
«Обычные». – «Петя, какой ж тебе надо? –
За радостью сыном успела забыть,
Что он холостым жить намерен. – Отрада
Была б мне немалая бабкою быть!
Когда ж твоя свадебка? Уж налетела
Зима!» – Петру молвила строго потом. –
Болтают, что хворый ты! Это ли дело:
Полгода как здесь, а жены не взял в дом?!
Али ты с кем втихомолку гуляешь?» –
Петр в ответ покачал головой:
«Прознали б, коль так». – «Ну, гляди! Не обманешь?
Вправду ль особливой ждешь что ль какой?» –
«Жду», – молвил так, чтобы бранить пожалела.
Был Петр единственным сыном вдовы.