К больной заспешил. Услыхала Авдотья
Голос Матвея, не верит она,
Что не покойник. Рукою из плоти
Взял ее руку, тогда поняла.
Виновато Матвею в глаза поглядела:
«А я помираю… прости, милый мой!
Как жаль умереть!» – С той минуты хотела
Жить она страстно… И встала живой.
Дня через три так уже управлялась
Одна по хозяйству. Матвей рассказал,
Как ее «вдовство» печальное сталось:
Подлец офицер его только пугал;
Выстрелил мимо – авось забоится!
О?тдал под суд по закону, потом
Сам отчего-то своим стал хвалиться,
Что порешил. Ложный слух и пошел.
Ну, а поскольку к своим не вернулся,
Те и решили… И друг написал
Ей, коли случай такой обернулся, –
Зря ему, трусу, вперед адрес дал.
«Он от себя, видно, много прибавил». –
«Так указал, где могила твоя,
Что сам хоронил…» – «Тут уж явно слукавил!
Жив и здоров я, родная моя!»
Судить не успели. Пока находился
Под следствием, чаянья многих сбылись –
Пришла революция, освободился.
«Сюда только вести о ней добрались?
Нескоро. Ну, край тут, понятно, далекий».
Глаз не сводил муж с Авдотьи своей.
Чуть не поспел бы к ней, жил б одинокий…
Любо и страшно, что дорог так ей!
Прямо беда. На село возвращались
Близкие с фронта. По счастью села,
Кто провожал, почти все и дождались.
(Вся возвратилась Матвея родня.)
Много в селе о том радости было.
Как же теперь всю большую родню
Соня, деля эту радость, любила!
Кровь горячо поняла в ней свою.
Жизнью жила общей. Все принимали
Соню как ровню. За бывших солдат
Быстро отцы дочерей отдавали,
Коль те и сами венчаться спешат.
(Еще венчались.) В такую-то пору
Брак подневольный век долгий отжил.
Было, любилися (и без позору!)
Даже до свадьбы – такой уж был пыл.
Соне невесты свои поверяли
Секреты и чаянья. Ясно, что ей
Часто с приданым помочь доверяли.
К одной из родни лишь не сватались – к ней.
Нравилась многим. Боялись: откажет, –
Гордая. Соне все были родня
(Хоть и на грех уж никто не укажет –
Худшее людям списала война,
А по-иному глядеть не умела
Всё ж на своих, коли в каждом родство
Дальше ли, ближе она разумела.)
Тут уж какое страстей торжество!
Так ушла юность. Приданое шила
Соня по-прежнему. Пламя войны –
Гражданской вновь судьбы огнем опалило.
Много людей полегло без вины.
Были идейные – эти считались
Даже счастливыми: знать довелось
Им и о них, за что с домом расстались.
А большинство шли на фронт как пришлось.
Были ли белые – нет от них спасу:
Всех лошадей по округе взяла
Армия их и съестного запасы.
Сёла разула-раздела она.
Чем только можно в домах поживилась.
Брали в солдаты они тяжело.
Ох, не одна жена мужа лишилась,
Что не хотел уходить от нее!
Другие пошли, а верней, их погнали.
Только в себя пришел бедный народ,
Что-то нажил, – в селе красные встали.
Дело такой же взяло оборот.