Вот на стене – небольшой текинский коврик с кистями по бокам. Возможно, он потерял первоначальные краски, потускнел, возможно, чуть побит молью, но – боже мой! – как повеяло от него древней стариной, какой же чудодейственной силой в один момент он перенёс меня в то далёкое, невозвратное время – время Лермонтова, Пушкина, Грибоедова.
И всего лишь небольшой коврик. Но ему сто пятьдесят лет… А вот картины, писанные маслом. Горные пейзажи, женский портрет, а это?..
В ослепительно-белом наряде из кисеи и кружев молодая девушка, рядом с нею горец в черкеске. В лице – и властность, и мольба.
– Это Шамиль и его пленница Анна, дочь армянского купца Улуханова, – объясняет Мариам, прочитав вопрос в моих глазах. – Впоследствии – Шуанат. Она приняла ислам и вышла замуж за Шамиля.
– Откуда эти прекрасные картины? – спросила я и тут же уловила смущение в лице хозяйки. Ответ объяснил её смущение.
– Это я рисовала…
– Так вы ещё и художница! – Я не сдержалась от восклицания. – Врач, романист, поэт да ещё художник!
Мариам смеётся.
– Не преувеличивайте моих достоинств. Я давно уже не рисую, а эти картины написала, потому что душа требовала…
А вот ещё одна картина. Высокая гора, на плоской крыше её лепятся сакли, а у подножия горы бьются морские волны. Подпись гласит, что это древнее городище Тарки. Я удивлена: я знаю, что над Махачкалой возвышается гора Тарки, но море?..
И моё любопытство вознаграждено пояснением художницы.
Над Махачкалой действительно возвышается гора Таркитау, а на ней – селение Тарки, когда-то древнее городище. В то время Каспийское море плескалось у самой подошвы Таркитау, но потом отступило.
На бывшем дне вырос порт Петровск – наша современная Махачкала. В VII веке в городище Тарки поселились хазары-тюрки – народ, принявший иудаизм, и торговый народ – таты, иранского происхождения, тоже исповедующие иудаизм.
Я пристально смотрю на картину. Тарки – высоковысоко, под самым небом, где парят орлы, где переливаются самоцветами под лучами южного солнца скалы. Не это ли романтическое местечко подарило миру отца и сына Тарковских? Может быть, отвечает мне Мариам, возможно, Тарки – древняя родина Арсения и Андрея. Там жители – все Тарковские…
Мой взгляд переносится на старинные фотографии, что развешаны по стенам сакли. Вот молодой чернобровый горец в папахе и русская девушка. Чуть склонила голову к его плечу. Интересуюсь, кто это, снова узнаю поразительную историю. Это родители Мариам – Ибрагим и Прасковья.
Удивляюсь ещё больше, когда узнаю, что мать Прасковьи Петровны – бабушка Мариам Елена Васильевна, урождённая Пущина. Итак, ещё одна приятная новость: Мариам – правнучка Василия Ивановича Пущина, друга Пушкина, декабриста! Не от этого ли рода она унаследовала гордый нрав, талант, бескомпромиссность? А может, всё это ей пришло по линии отца – Ибрагима? Кто знает…
Издательство «Советский писатель» известно в нашей стране и за её пределами, создано при участии Максима Горького. Многие книги, ставшие классикой, увидели свет в его стенах. Я считаю одной из своих жизненных удач служение литературе в этом благословенном месте.
Как-то, в конце восьмидесятых, мой начальник, заведующий редакцией прозы народов СССР, Арнольд Тамм сказал мне:
– Займись рукописью Ибрагимовой.
– А кто такая? Не знаю.
– Прочитай, узнаешь. Кстати, в досье есть рецензия Чингиза Гусейнова и Геннадия Иванова. Рекомендуют. Правда, есть кое-какие замечания, да назови хоть одного рецензента, у которого их бы не было. Вредный это народ. – Он засмеялся.
– Но, Арнольд, ты же знаешь, что я вплотную занимаюсь Казахстаном. На очереди – Ануар Алимжанов, Нурпеисов, Аким Тарази. Время поджимает, а тут Дагестан… Надо бы кое с чем ознакомиться…
Арнольд отмахнулся от меня:
– Не прибедняйся! «Ознакомиться»! А кто редактировал Фазу Алиеву? Магомеда Шамхалова? Якуба Яралиева? Мусу Магомедова? Не заставляй меня напрягаться и вспоминать всех твоих дагестанских авторов. Судя по отзывам рецензентов, рукопись Ибрагимовой перспективна. Читай, не затягивай, может, в план редработы успеем.
Я знала, что план выпуска на ближайший год уже составлен, одобренные рукописи ждут своей очереди: план, увы, не резиновый, но, когда я прочла роман «Имам Шамиль», поняла, что время для этой книги пришло. В воздухе уже давно витало её предчувствие, давно «бродил её призрак», как выразился бы основоположник марксизма.
Я читала рукопись «Имам Шамиль», постоянно находясь во власти таланта её автора, и порою забывала о своей задаче – не пропустить чего-то такого, что снизило бы качество будущей книги. Все сцены – битвы в горах, любовные свидания, жуткие казни – стояли перед моим мысленным взором, как живые.
Ценность книги Мариам, наряду с другими достоинствами, на мой взгляд, заключается в том, что проблемы её не стареют.
Москва, «Советский писатель», 1991 г.
В 1839 году император Николай I прибыл на Кавказ для встречи с Шамилем. Он желал прекратить эту бессмысленную, кровопролитную войну
Именно об этом велись переговоры с генералами Фези и Клюки фон Клюгенау, но встреча не состоялась из-за интриг и непонимания.
После штурма Ахульго исчезла мирная альтернатива развития отношений Шамиля с Россией.
Имам Шамиль не был безусловным противником всяких отношений с Россией.
Ему как всем вместе и каждому в отдельности из свободолюбивых сынов гор, было изначально неприемлемо насильственное присоединение Кавказа, когда вооружённое сопротивление оставалось единственным способом отстаивания интересов свободных горцев.
Ранняя смерть Джамалуддина, старшего и любимого сына, блестящего русского офицера, изменила мировоззрение Шамиля.
Приказ главнокомандующего Кавказской армией князя Барятинского о приостановке военных действий на всём Кавказе в связи со смертью Джамалуддина потряс имама Шамиля и его окружение. Горцы поняли, что русские им не враги.
Во время начавшихся военных действий России с Турцией двадцатитысячная армия Шамиля не ударила в тыл русским войскам.
Если бы это случилось, то, возможно, история Кавказа была бы иной.
Долгая и трудная война… Но и в эту жестокую пору люди не могут жить без любви. Любовная тема проходит через весь роман.
Мало кому известна романтическая любовь, возникшая между сыном Шамиля Джамалуддином и Лизонькой Олениной, внучкой президента Российской академии художеств А.Н. Оленина. Жаль, что судьба свела двух молодых людей ненадолго. Уже один этот сюжет – основа отдельного интересного романа.
Шамиль женился на пленённой им невесте русского генерала Пулло, благородной и образованной армянке Анне Улухановой. Узнав Шамиля и искренне полюбив его, Анна добровольно приняла ислам и стала зваться Шуанат. В любви и счастье Шамиль прожил с ней до конца дней своих.
Из любви к аварцу Юнусу, верному приближённому имама Шамиля, приняла обычаи и традиции горцев и еврейка Мазаат.
Трагически погиб наиб Чечни Шугаиб, полюбивший Султанат.
Оборвалась на самом взлёте несбывшаяся любовь чеченки Сану к Хаджи-Мурату.
На Кавказе была и другая Россия…
Россия передовых общественных деятелей, декабристов, великих писателей и учёных, энтузиастов-просветителей, исследователей, простых людей, своею жизнью и судьбой понимавших истоки справедливости, свободы, добра и зла.
Эта историческая сила была на стороне горских народов. Именно их влияние подготовило глубинный поворот кавказцев от традиционной ориентации на Восток к новой – на передовую русскую культуру, что и дало Кавказу новую историческую перспективу.
Царская армия была доведена до 280 тысяч человек при постоянной армии Шамиля 20 тысяч. Война поглощала ежегодно до 60 тысяч человек и одну треть всех доходов Российской империи.
Лермонтов, Толстой, Бестужев-Марлинский, Грибоедов, Пушкин – все они близко знали горцев, имели среди них друзей, изучали их языки.
С восхищением говорили о своих противниках, безусловно признавая их моральную и историческую правоту, прямо и честно описывали трагические события, участниками которых были сами.
Герцен, Чернышевский, Добролюбов оценивали войну как кровопролитную и бессмысленную, подчёркивали народно-освободительный характер движения, возглавляемого Шамилем. Писали, что «борьба велась со стороны горцев за независимость их страны, за неприкосновенность их быта».