Небесная канцелярия. Сборник рассказов

Ну как же не напоминает? Еще как напоминает!

«Сволочь, подонок, тварь!» – все думала Аня с усиливающейся ненавистью.

– Стоило оно того? – с издевкой спросил Рыжий.

Конечно не стоило! Но что поделать, если поделать ничего нельзя?

– А каково твоим родным и близким? – продолжал проповедь Рыжий, – не ты ли «справедливо» считала, что твоя жизнь – только твоя и никому до нее дела нет? Что решила – то и сделаешь.

– Я…, я… – Аня пыталась подобрать слова оправдания, но слова никак не подбирались.

– Твои родители, поди, каждый месяц детей хоронят?

– Кончай добивать девчонку! – вмешалась в разговор Училка. – Она, вон, и так вся трусится.

Аня действительно дрожала вся, как осиновый лист на ветру. Страх перед пугающей неизбежностью напрочь отбивал способность что-то обдумывать. Ничего разумного в голове не было, а был лишь необузданный тремор, путавший решительно все мысли, смешивая их в беспорядочный клубок.

– Я тебе сообщу, как только закончу, – огрызнулся Рыжий, – можешь ей чайку сообразить, пока мы тут тестикулы парим в ожидании. И мне тоже.

– Я тебе сообщу, если вдруг захочу тебя чаем напоить, – не залезая за словом в карман, Училка с легкостью осадила Рыжего, – а пока с тебя и смолы хватит.

– На том и порешим! – подытожил спор Рыжий и обратил свой злобный взор в сторону Ани.

– Ты же с детства высоты боялась? Ты же плавать чуть лучше топора только в пятнадцать научилась! Чего тебя на мост понесло?! Зря я, что ли, старался с предостережениями?

– Да уж! Ты – мастер подсказок! – продолжала подкалывать Училка, не отрываясь от работы. – Ты бы еще пуканье наслал на тех, кто газом удушиться вздумал! Не жизнь, а прям шарада какая-то!

– А что прикажешь мне следовало сделать, мисс прямота? – парировал Рыжий, – аки ангел белокрылый, подхватить ее, прыгунью, прямо в полете? Так я не из того племени, чтобы чудеса посреди ясного неба творить!

– Рогами бы подцепил! – не унималась Училка.

– А багорик, думаешь, так просто у рыбачка завелся?

Пока велся спор, Аня пробовала хоть как-то привести себя в порядок. Ей даже удалось усмирить дрожь и как-то успокоиться, но… Но события развивались слишком стремительно, не давая свежепреставившейся ни вздохнуть, ни опомниться. В голове назойливо вертелось: «Что со мной будет?».

– Я, будь я на твоем месте, – Рыжий поморщился, словно проглотил горсть прелых семечек, – озаботился бы вопросом: «Что было?».

«Что было? А что-то было?» – подумала Аня, пытаясь понять смысл сказанного.

Рыжий неспешно взял толстую папку со стойки, за которой сидела Училка. «Мое досье?» – предположила Аня.

– Твое, – ответил Рыжий, который, видимо, без труда читал все мысли Ани.

Училка грустно взглянула на Аню и как-то нехорошо повела головой, словно давая той понять, что дальше ее ждет что-то плохое, похлеще прежнего.

Рыжий раскрыл папку, обнажив какие-то пыльные страницы. Пыль была странной, совсем не похожей на ту, с которой иногда приходилось бороться Ане. И то, по наставлению матери. Пыль была разноцветной, будто блестки. Она игриво переливалась в нежно-молочном свете коридора.

Рыжий картинно вдохнул и, что было духу, сдул всю пыль со страниц прямо Ане в лицо. Блестящее облачко пыли-блесток облепило Аню с головы до пят. И откуда ее столько взялось?! Пыль, словно дрессированная, послушно повисла в воздухе вокруг Ани, не смея ни на секунду покинуть свою хозяйку. Стало резать в глазах и кружиться в голове. Сквозь блеск пылинок стали появляться какие-то образы, живые картинки и обрывки чего-то, что нельзя было назвать ни мыслью, ни воспоминанием, ни эмоцией. «Что-то».

«Тропический лес. Какое-то племя полуголых мужчин и женщин. Темноволосая, приземистая туземка, хорошо беременная по виду… Я?» – увиденный образ показался Ане незнакомым, но где-то в глубине подсознания возникло стойкое чувство, будто она смотрится в зеркало. «Маленькая девочка. Очень маленькая, еще так неуверенно бегает. Дочь? Моя дочь?!». Аня на мгновение расчувствовалась, едва не до слез. «Муж. Он есть? Есть. Или нет? Погиб? Отверженная? За что?!». Живые картинки из того самого «что-то» начали выстраивать в стройный ряд, позволяя понять суть происходившего. Или происходящего? В общем-то не важно. Важно, что стройность картинок, как и стройность мыслей, позволяли Ане приблизиться к какой-то загадке, которую ей, по-видимому, предстояло разгадать.

Аня действительно была туземкой. Тропический лес, полный висящей в воздухе влаги, диковинных растений, чуднЫх птиц, зверей и гадов, любезно приютил Анино племя, дав им вид на жительство возле небольшой речушки. По одну сторону реки было само племя, а по другую жили те, кто племенем был отвергнут. Кардинальные решения старого вождя-маразматика, кашлявшего кровью и стоявшего одной ногой в могиле, увы, не обсуждались, сколь бы абсурдными они ни были. И Аня почему-то оказалась не по ту сторону реки. Что-то случилось с мужем. Что произошло и при каких обстоятельствах, было не понятно. Но понятно одно: с гибелью мужа Аню, на сносях, с маленькой дочкой на руках, немедля переселили прочь от общей кормушки.

Было очень тяжело. А с рождением сына стало еще тяжелее. Не хватало еды, молока и не было крова. Благополучный речной берег совсем не помогал тем, кто был по ту сторону лесной жизни. Приходилось рассчитывать на себя и на таких же несчастных, коих на проклятом берегу было совсем не много. Голод, травмы и болезни лихо косили ряды отверженных, в основном женщин. Так дальше жить нельзя! Жить нельзя…

Ранним и погожим, совсем не добрым утром, Аня-туземка взяла своих детей, усадила их на берегу реки, на самом видном месте, надеясь, видимо, на милость высших сил и человечность бывших соплеменников, а сама отправилась в самую гущу леса с одним ножом. Дети: девочка что-то около трех лет и мальчик, которому еще не было года, послушно сидели в ожидании матери. А она сама, что было силы, побежала вглубь леса, отчаянно сражаясь с острыми листьями и колючими кустами. Сколько она бежала – она не знала, сколько хватило сил.

Окончательно обессилив, Аня-туземка опустилась на колени и стала плакать. Нож, молнией сверкнувший в ее руках, быстро опустился в район локтя и крепко резанул левую руку до самого запястья. Да так крепко, что рука повисла безжизненной плетью. Кровь струилась ручьями, унося жизненные силы и остатки надежды. Еще один взмах! Дикая боль в животе и обжигающий поток крови. Потом удар, еще удар, еще… В грудь, туда, где все еще билось истерзанное сердце. Небеса, внезапно разверзшиеся проливным дождем, смывали горькие слезы с ее бледного лица. Будто бы высшие силы прощались с ней, смывая грех с ее души. И оплакивали незавидную участь брошенных и обездоленных детей, оставленных на произвол судьбы-злодейки ею, Аней-туземкой.

Аня, уже та Аня в ночнушке и тапочках, стоявшая подле своего рыжего инквизитора, горько плакала.

– Что случилось с моими детьми? – сквозь слезы спросила она.

– Мальчик погиб. А девочка смогла спастись, – равнодушно отвечал Рыжий, которого, казалось бы, трагедия, развернувшаяся на глазах безутешной матери, аж никак не трогала, – спустя две недели ваш вождь наконец-то отправился к праотцам. А его сын и преемник по такому случаю воссоединил племя. Так твоя дочь и спаслась. Она, кстати, простила тебя. Долго злилась, но простила.

– Боже! – Аня закрыла руками заплаканное лицо и опустилась на колени.

– Да ты глаз-то не закрывай, еще не все! – сказал Рыжий и силой оторвал руки от Аниного лица.

Пылинки вокруг Ани вновь заплясали причудливыми красками, резавшими глаза и кружившими голову. И вновь круговорот картинок из этого самого «что-то» подхватил Аню, унося прочь в даль времен.

Теперь упорядочивать «что-то» стало гораздо проще. То ли Аня приловчилась, то ли времена были не столь далеки.

Богатое имение. Можно сказать, замок. Она – дочь благородной семьи, знатная красавица голубых кровей. Взрослая, уже на выданье. Ее брат-близнец, ловкий, белокурый юноша, будущий наследник славного семейного прошлого и самый близкий человек в ее благородной жизни. «У меня есть брат–близнец? Как же здорово!».

Аня… ну уж нет! Не пристало знатной даме Аней зваться. Только Анна! Жизнь Анны столь же благополучна, как и она сама. А как еще может быть у богатой и именитой молодой красавицы, жизнь которой стелется скатертью, устланной лепестками роз?! Только бы родовую честь соблюсти.

Но что-то не так. Что? Боже, она беременна! Она, незамужняя знатная дама беременна от какого-то простолюдина! Как такое могло случиться?! Да нет, не это важно. Как теперь быть?! Никто, решительно никто не должен об этом знать! Разве, что брат…

Ах, эта чертова родовая честь, впитанная с молоком матери и вычерченная родовым гербом на сердце! Это благословение и проклятие одновременно! Что может быть хуже ее потери?! Что может спасти от позора не только ее, но и весь ее род? Ни уговоры брата, ни скорбные раздумья тревожными днями и бессонными ночами… Ничто! Каждый день лишь приближал ее, благородную Анну, к постыдной развязке, ставящей крест на всем ее будущем.

Решено!

Солнечный свет, пробиваясь сквозь роскошные витражи, рисовал разноцветные картинки на каменном полу и стенах комнаты. Массивная деревянная дверь с зеркалом изнутри слегка двигалась, поскрипывая на петлях. Видимо, ее просто забыли закрыть. А зеркало, двигавшееся вместе с дверью, словно заботливая нянька, выгуливало милых отпрысков разноцветного витражного солнца. Зайчики-непоседы разных цветов задорно прыгали по комнате. То на массивную кровать, норовя поскакать на перине, как малые сорванцы. То на резной секретер, словно желая заглянуть в чьи-то секреты. То на стул, опрокинутый кем-то прямо посреди комнаты. И только веревку, одним концом привязанную к потолочной балке, а другим туго затянутую на изящной женской шее, они обходили стороной. Образовавшийся совсем недавно, этот предмет интерьера, безобразный во всей его уродливой бессмысленности, их совершенно не интересовал…

Рыжий молча стоял и докуривал сигарету. Училка что-то писала. А Аня, еле держась на ногах, стояла, обхватив руками шею, словно пытаясь защитить ее. От чего? Все, что могло свершиться, уже свершилось и событиям давно минувших дней обратного хода нет.

– Она, петлю судьбы сплетя,

Себя до смерти удушила.

И не рожденное дитя,

С собой в могилу утащила.

Рыжий, спокойно докурив сигарету, небрежно бросил окурок на пол коридора, где он благополучно исчез без следа.

Аня ничего не могла сказать. Ее охватило оцепенение. Она стояла, охватив руками шею, и не могла ни шевелиться, ни говорить, ни, казалось бы, думать. Словно какие-то путы сковали ее тело и ее мысли. Было очень тяжело дышать, будто ее душили. Страшно болела левая рука. А воздух вокруг стал таким тяжелым, как вода.