Здесь. Философия данности

Ты, человек, принял данность как мир возможного и невозможного, как мир, полный оснований.

Ты, человек, должен избавиться от ига разума, должен сбросить оковы оснований и вернуться к данности. Ты выбрал неверный путь, ты стал соучастником порабощения данности, ты испугался. Но ты должен вернуться к данности и принять данность.

Ты, человек, чтобы вернуться к данности, должен пройти путь к очевидности, путь от удивления к отчаянию, только так ты можешь отказаться от своей рабской роли – порабощать очевидность.

Ты, человек, должен удивиться миру, должен усомниться в его основаниях, должен искать согласованности и необходимости, должен искать другого, посредством которого есть каждое, но не должен доверять основаниям.

Ты, человек, должен отчаяться в основаниях, ведь ты не можешь их отыскать, хоть и ищешь со всем усердием, должен отказаться от оснований, должен увидеть, что невозможное возможно и возможное невозможно, что все одновременно возможно и невозможно, должен выйти за узкие рамки разума, отказать разуму в доверии.

Ты, человек, должен презирать разум, который обманывал тебя своими основаниями, ты должен поставить разум перед одновременно возможным и невозможным.

Ты, человек, должен вынудить разум отступить перед одинаково возможным и невозможным и тогда тебе откроется очевидность, тогда ты станешь неведающим[3 - «Неведающий», «неразумный» не стоит понимать так, что речь идет о глупом, необразованном человеке. В этом случае имеется ввиду нечто совершенно иное. «Неведующий» – означает, что человек не принимает оснований, смотрит на данность, но не превращает данность в действительность.], вернешься к данности и примешь ее!

Ты, очевидность, есть предстоящая перед неведающим человеком данность, только и всего. Человек принимает тебя и обретает веру[4 - Как и в прим. 2 не надо понимать веру, как веру религиозную. Вера в данном случае означает, что человек принимает действительность без оснований.]. Страх, загнавший человека в рабство к разуму, уступает вере.

Ты, очевидность, есть данность, лишенная согласованности и необходимости, есть данность без оснований, в тебе каждое не есть посредством другого.

Ты, очевидность, не знаешь порождения каждого от другого, в тебе каждое не служит другому, не совершается ради другого, а другое не оправдывает каждое, каждое в тебе не нуждается в другом, как и другое в каждом.

Ты, очевидность, только дана, только данность, о которой нельзя сказать большего.

Ты – очевидность, и человек принимает тебя, человек верит в тебя!

    Ноябрь 2010 г.

Первое эссе

Задача писателя: идти вперед

и делиться с читателями своими новыми впечатлениями.

Л. Шестов «Апофеоз беспочвенности»

1

Закон достаточного основания. Шопенгауэр свою раннюю работу посвятил закону достаточного основания, который в формулировке Вольфа гласит: «Ничто не существует без основания того, почему оно есть». Или, как уточняет Шопенгауэр: «Общий смысл закона достаточного основания сводится к тому, что всегда и повсюду каждое есть лишь посредством другого».

Артур Шопенгауэр выделяет четыре формы закона или, что он считает одним и тем же, необходимости: «1) логическая, по закону основания познания, в силу которой, если допущены посылки, должно быть обязательно признано заключение. 2) Физическая, по закону каузальности, в силу которой, как только дана причина, действие не может не произойти. 3) Математическая, по закону основания бытия, в силу которой каждое отношение, выраженное правильной геометрической теоремой, таково, как оно его выражает, и каждое правильное вычисление остается неопровержимым. 4) Моральная, в силу которой каждый человек, как и животное, должно при наличии мотива совершить то действие, которое соответствует его врожденному и неизменному характеру». Закон достаточного основания философом наделяется самыми лестными характеристиками: «главное основоположение всего познания», «он сам есть в себе и для себя, возвышаясь над богами и судьбой», «есть принцип всякого объяснения»[5 - Эти эпитеты не столько отражают отношение самого Шопенгауэра к закону достаточного основания, сколько представление о законе, сложившееся в философии в частности и в науке в целом.]. При этом закон достаточного основания, требуя для всего в мире оснований, доказан быть не может. Ведь, как пишет Шопенгауэр, «сам закон достаточного основания… не допускает дальнейших объяснений, ибо нет принципа, который мог бы объяснить принцип всякого объяснения».

С помощью закона достаточного основания мир предстает через необходимость и согласованность как обязательная связь между отдельными осколками данности, подобранными по принципу «каждое есть лишь посредством другого». В этом заключается основание мира как его понимали раньше и как понимают сейчас.

2

Только верою: философия Л. Шестова. Лев Шестов пишет, что человек, «прежде чем сдвинуться с места, озирается вокруг себя, спрашивает, опасается: он вперед хочет знать, куда придет». Человек привык жить с оглядкой на разум и его истины. Осветить мир светом разума, значит сделать мир приемлемым для жизни. Можно было бы жить среди людей, готовых каждый час изменять свою точку зрения на природу вещей? Нельзя, как и нельзя жить в мире, в котором камни сегодня падают, а завтра начинают летать. Поэтому-то установив истину, обретя ведение, человек получает гарантию не только в неизменности окружающего мира, или что мир будет изменяться в известном направлении, но и в прочности мировоззрения других людей.

Истина приобретается с помощью разума, который подводит под данность основания, используя необходимость и согласованность. Ведь, как пишет Шестов, человек создает «вокруг себя атмосферу согласованности», в которой «над всем царствует необходимость». И только так человек может принять окружающую его действительность – как предстающий перед ведением мир возможного и невозможного, держащийся основаниями.

Разуму с его законом достаточного основания Шестов противопоставляет веру, которая достигается на пути от удивления через отчаяние к очевидности.

Удивление – есть состояние, когда человек сомневается в основаниях, когда требуется ответить, почему и для чего камни падают на землю, отчего бы им не взлететь. При этом «нужно, чтобы сомнение стало постоянной творческой силой, пропитало бы собой самое существо нашей жизни».

Для человека привычно задавать вопросы, искать ответы. Но удивление как первый этап на пути к очевидности, отлично от привычных вопросов и ответов тем, что касается буквально всего, что человека окружает. И, в то же время, требуя ответов, удивленный человек по поводу каждого основания продолжает ставить вопросы и искать более глубокие основания, ни с одним из них не соглашаясь и не доверяя разуму. Удивленный человек ощущает, «что даже там, где все… представляется ясным и понятным, все необычайно загадочно и таинственно».

Отчаяние является результатом того, что человек, удрученный бесполезностью поисков оснований, признает как полную свою неспособность к такому отысканию, так и отсутствие предмета поиска. И именно первое и второе. Не так чтобы мир был непостижимым или, хоть и постижимым, но не для человека. Нет, мир это прозрачное стекло, через которое человек смотрит со всей остротой зрения и не обнаруживает его оснований. И, как раньше полагали, что земля держится на трех китах, а затем от этого отказались, так и теперь, отчаявшийся человек отказывается от оснований, как от фундамента, несущего конструкцию мира.

«Повседневный опыт показывает, что если кислород соединить в известных пропорциях с водородом, то получается вода, а если с азотом – воздух. Но ведь это явно не возможная вещь. С чего это вдруг из кислорода и водорода быть воде? Почему кислород не остается себе кислородом, а водород – водородом? Все тут совершенно произвольно, ни на чем не основано, и, стало быть, по существу совершенно невозможно».

Здесь кроется парадокс. Если возможно, значит невозможно, то есть возможно как действительность, но невозможно как действительность, лишенная оснований, не защищенная необходимостью и согласованностью.

Уже от этого Лев Исаакович приходит к тому, что не только возможное невозможно, но и невозможное возможно. Шестов говорит, что «…только одно утверждение имеет и может иметь объективное значение: в мире нет ничего невозможного». То есть нет ничего невозможного, но ставшее возможным является и невозможным, поскольку не имеет оснований. Из этих двух утверждений рождается третье: «все одинаково возможно и невозможно».

Шестов приводит различные примеры одинаково возможного и невозможного. Так, он пишет, что есть «…все основания думать, что хотя до сих пор камни падали, но в один прекрасный день они начнут летать» или «…из того что было, решительно нельзя заключать о том, что будет». Все это позволяет философу утверждать, что «мы в своем уме и в своем опыте не находим решительно ничего, что бы давало нам основание хоть сколько-нибудь ограничивать произвол в природе. Если бы действительность была иной, чем теперь, она бы от того не стала нам казаться менее естественной». В другом месте Шестов пишет, что «все что угодно может произойти из всего что угодно».

С помощью парадокса, что все одинаково возможно и невозможно, преодолевается состояние, которое Шестов описывает словами «дерево познания навсегда заслонило от человека дерево жизни», и это есть последнее препятствие на пути от разума к вере. Достигается это потому, что разум становится бессильным перед таким парадоксом и ему приходится уступить. Человек, сбросивший груз навязываемых разумом оснований, обретает неведение, перед которым рушится мир возможного и невозможного, освобождая место очевидности.

Шестов в последних своих работах большое внимание уделял сказанию об изгнании человека из рая. Пребывание человека в раю означало отсутствие истин разума в мире. Мир был лишен лжи, принесенной разумом. Сорвав плод с дерева познания, человек согрешил и, первым делом, в том, что привнес в свободную от необходимости и согласованности очевидность истины разума, став зависимым «от всего понятного, связывающего, объясняющего». Путь, который описывает Шестов, от истин разума к истинам веры, на котором требуется отказаться от оснований, путь, на котором встречается одинаково возможное и невозможное – это есть путь преодоления греха, путь отказа от плодов познания ради плодов жизни.

Преодолев грех, человек освобождается от поиска оснований и преклонения перед согласованностью и необходимостью. Пройдя свой путь, человек открывает очевидность. Теперь человек готов принять очевидность как неведающий, а очевидность, отвечая ему, открывается как данность без оснований. Человек отказывается от оснований, а очевидность показывает себя как лишенную согласованности и необходимости, а значит – как данность, только и всего. Принятие неведающим человеком очевидности есть вера, обретя которую, человек начинает жить в очевидности, как предстающей перед неведением данности, только и всего.

3

Антуан Рокантен[6 - Главный герой романа Сартра «Тошнота».]. Антуану Рокантену закон достаточного основания предстал как Право в Чистом Виде. Право завладело всем, оно окружило человека, даже в мельчайших деталях повседневной суеты: «биение его сердца и глухие шумы всех его прочих органов являлись ему в форме сиюминутных, отчетливых прав». Если в мире все идет по заведенному порядку, то что бы ни произошло, происходит потому, что у него есть такое право. Так решено разумом.

О людях, уверовавших в Право, Антуан говорит, что «сто раз на дню они лицезрят доказательство того, что все работает как отлаженный механизм, все подчиняется незыблемым и непреложным законам. Тела, брошенные в пустоту, падают с одинаковой скоростью, городской парк каждый день закрывается зимой в шестнадцать часов, летом в восемнадцать; свинец плавится при температуре 335 градусов; последний трамвай отходит от ратуши в двадцать три часа пять минут…».

Антуан принадлежал к числу уверовавших в Право в Чистом Виде. Для него все в мире имело основания и прочные опоры. Но в один момент все изменилось. Антуан вдруг осознал, что играл с жизнью в игру, и «партия проиграна». Игра заключалась в том, что Рокантен хотел навязать миру свою волю, свои правила, и порой ему казалось, что это удалось. Однако уже несколько раз он осознавал, что все его теории рушатся, что нельзя ни в чем быть уверенным и нет ничего прочного. Но ему еще не хватало понимания того, что «проигрыш неизбежен всегда».

Путь Рокантена – это путь человека, удивившегося миру, не сумевшего это удивление преодолеть и отчаявшегося. Оборотной стороной такого отчаяния стало то, что для Антуана все в мире стало одинаково возможно и невозможно. Это абсурд. Абсурд этот перерастает в очевидность, в стену, не имеющую опор, в которую упирается разум в поисках истины, стену, которая в одно время и есть, и не может быть.

Удивление приходит, когда человек по поводу окружающих вещей ставит вопрос об их основаниях. Антуан удивляется, как возможна эта галька или кружка. Он уже не может применить к ним знания, какими его голову наполняли с детства. Поэтому он и старается «не видеть», ведь «теперь меня всюду окружают вещи – к примеру, вот эта пивная кружка на столе. Когда я ее вижу, мне хочется крикнуть: «Чур, не играю!».

Человек, удивленный вещью, стремится подвести основание под вещь, чтобы вернуть себе право смотреть на нее. Но нигде не находит прочных опор, потому как разуму не может довериться. Антуан начинает думать, «что доказать вообще ничего нельзя… Вялые, ленивые факты группируются в том порядке, какой им придал я, но этот порядок навязан им извне». Существование камня становится загадкой и проблемой. Никакие объяснения здесь не помогают. И желание «вспороть и укрепить изнутри» вещи уже не может исполниться. Здесь и наступает отчаяние, которое приводит Антуана к абсурдности.

Вещи предстали перед Антуаном как невозможные, как «зыбкие предметы, которые в любую минуту могли рухнуть». «Настоящее, ничего, кроме сиюминутного настоящего… настоящее… это то, что существует, а то, чего в настоящем нет, не существует… все на свете является только тем, чем оно кажется, а за ним ничего». В мире только настоящего была «уйма существований, которые сами себе мешали, сами себя стесняли; как у одних, так и у других не было никаких оснований находиться здесь, каждый существующий, смущаясь, с безотчетным беспокойством ощущал себя лишним по отношению к другим. Лишний – вот единственная связь, какую я мог установить между этими деревьями, решеткой, камнями».

Но в то же время все возможно – «мир только потому не меняется до неузнаваемости за одну ночь, что ему лень». Антуан ощущает, что «случиться может все, что угодно, все, что угодно может произойти». Так, Антуан представляет, как вдруг оживет одежда или язык превратится в сороконожку, а может быть, у ребенка откроется третий глаз. «Третий, который распространится по всему лицу, конечно лишний, но не более чем два первых».

Для разума, требующего оснований, абсурд, вдруг открывшийся Антуану, как головокружение, вызывающее тошноту. «Тошнота… и есть эта бьющая в глаза очевидность» и в этой очевидности «остались чудовищные, вязкие и бессодержательные массы – голые бесстыдной и жуткой наготой», которые «не хотели существовать, но не могли не существовать». В мире даже для корня «нет ничего, по отношению к чему он не был бы абсурдным… Абсурден по отношению к камнями, к пучкам жесткой травы, к высохшей грязи, к дереву, к небу, к зеленным скамейкам».

Разум, испытавший головокружение от абсурда, уже не может подчинить себе человека и вынужден отступить. Благодаря этому Антуан открыл, что суть мира «случайность… [что] существование не является необходимостью. Существовать – это значит быть здесь, только и всего; существования вдруг сказываются перед тобой, на них можно наткнуться, но в них нет закономерности». Это и есть данность, которая открывается перед неведающим человеком как очевидность.

4

Путь к очевидности. Человек, испугавшийся данности, подчиняется разуму, который предоставляет человеку возможность безопасной и комфортной жизни, позволяя предвидеть, как будет изменяться действительность. Подчинившийся разуму человек принимает то, что его окружает, как предстающий перед ведением человека мир возможного и невозможного, который держится основаниями.

Основания, отыскиваемые разумом – есть необходимость в согласованном мире. Или, иными словами, основания – есть обязательная связь частичек мира, подбираемых по принципу «каждое есть посредством другого».

Человек, проходя путь от удивления к отчаянию, открывает для себя очевидность.