Картина

– Семейные фотографии, – пояснил Мельников, перелистывая на коленях страницы. – Альбом попал ко мне случайно. Игнату срочно понадобились деньги на покупку квартиры в Москве, он продал дом в городке (Вера недовольно поморщилась, значит, отпадает один из адресов, где может находиться Надя), раздарил мебель и книги друзьям, мне принес альбом, мол, пока негде хранить. Но потом не забрал. Я показываю снимки не всем, только истинным поклонникам. Ведь вы относитесь именно к таким?

Девушка не стала разочаровывать старика и подтвердила длинно-восклицательно: «О, да-а-а-а!».

Мама и папа будущего гения трудились в городском автопарке. Старший Страхов крутил баранку автобуса, пробивающегося по раздолбанным дорогам к дальним деревенькам, а мама «обилечивала» пассажиров, то есть работала кондуктором. Но по снимку, сделанному в фотоателье, профессию родителей ни за что не угадаешь – у красивой молодой женщины прическа в мелких кудряшках (модная в начале 70-х химическая завивка), мужчина надел строгий костюм с галстуком в полоску. На руках отца уютно устроился большеглазый карапуз.

Через несколько страниц (после подборки о семейном отдыхе в Анапе) снова студийная съемка: только теперь рядом с Игнатом появился второй ребенок. Присутствовал он и на следующих кадрах. И чем старше становились мальчики, тем больше походили друг на друга, словно близнецы. Только по росту различались, да телосложением. Но постепенно сравнялись и в этом.

– Брат, – объяснил смотритель музея, – Алексей, погодки.

Страницы листаются дальше, лица родителей меняются, мелкие незаметные морщинки превращаются в глубокие линии сначала у глаз, потом на лбу, мальчики наоборот наливаются силой, мужают. Постепенно с фотографий исчезает папа.

– Отец вместе с автобусом сорвался зимой с моста, – объяснил Мельников, – порожним ехал, больше никто не погиб.

– А Алексей? – Игнат вполне мог спрятать Надю у брата. – Чем он сейчас занимается?

– Алексей…, – учитель захлопнул последнюю страницу, направил кресло к столу и аккуратно положил альбом рядом с лупой. – Еще одна трагедия. В его лице мир потерял талантливого художника.

– Алексей тоже рисовал? – удивилась Вера.

– Невероятно, правда? – грустно посмотрел на гостью Бронислав Брониславович. – Алеша тоже учился у меня. По сравнению с Игнатом, в творческом плане рос гораздо быстрее. В 12 лет стал победителем городского конкурса юных художников. Что вызвало дикую зависть у старшего брата, который участвовал в состязании, но в число номинантов не попал. Дело кончилось дракой. Вечное соревнование двух талантов. Внешне мальчики были такими похожими, а вот работали по-разному. Игнат корпел у мольберта долго, делал массу предварительных эскизов, относился к картинам излишне педантично, каждую вставлял в рамку, вносил в личный каталог. Алексей рисовал быстро и легко, его больше интересовал процесс создания полотна. Завершив рисунок, тут же забывал о нем, мог запросто разорвать и выбросить в помойку. У меня чудом сохранилась парочка этюдов, но Игнат попросил отдать ему, в память о брате, – Мельников достал из другого кармашка бумажный носовой платок и протер вспотевший лоб. – Страховы по очереди перебрались в Москву, поступили в художественное училище. Потом забрали маму – Варвару Николаевну. В городок наезжали, пока владели квартирой. Обязательно заходили в школу. Меня навещали. Купили инвалидное кресло, когда после инсульта отказали ноги, – и пенсионер похлопал ладонями по шинам. – Что касается Алёши… Игнат рассказывал: брат однажды вышел за покупками в магазин и не вернулся. Говорят, такое часто случается в мегаполисах, ежегодно бесследно пропадают тысячи человек. Милиция пыталась разыскать, но безуспешно. Варвара с трудом пережила несчастье.

– Давно это произошло? – насупилась Вера: что-то много вокруг одного человека исчезает людей.

– Лет… хмм, – пенсионер сжал губы, производя в уме подсчеты, – пять назад.

– Мне хотелось бы написать письмо матери Страхова, – Вера поняла, в каком направлении стоит вести дальнейшие поиски, – поддержать женщину.

– К сожалению, адреса Варвары не знаю, но наверняка её давняя подруга Виолетта – в курсе, зайдите к ней, дом напротив школы. Они переписываются. А вы живете в Москве? – неожиданно задал вопрос учитель.

Вера молча кивнула.

– И на вернисажи Игната заглядываете?

Вера опять кивнула.

– И в субботу были? – получив еще один утвердительный кивок, Мельников продолжил: – У меня есть просьба, – учитель вытянул из-под лупы журнал, который рассматривал, когда пришла гостья. Оказалось, что это каталог одной из старых выставок Игната. – Понимаете, музей организован на общественных началах. Зарплату не платят. Хотя мэр любит хвастаться музеем, официальных гостей городка и высоких чиновников обязательно приводит на экскурсию. И Игнат периодически приезжает. Всегда дарил каталоги. Ценные для музея экспонаты, а лично для меня они еще и своеобразное хобби. Я рассматриваю в разных изданиях репродукции, сравниваю друг с другом, – Бронислав Брониславович взял в руки лупу и приложил стекло к одной из картинок. – Помните, раньше была в журналах такая рисованная загадка «Найди 10 отличий». Полезное оказалось занятие. Например, однажды я обнаружил… хмм… недоразумение с «Летним полднем».

– Недоразумение? – переспросила Вера.

– Вы наверняка слышали о людях, которые бредят гениями, – Мельников достал из стопки на столе другой каталог и развернул на картине «Летний полдень».

– Обливают живописные полотна соляной кислотой, как «Данаю»? – догадалась Краскова. – Поэтому «Моно Лизу» держат под пуленепробиваемым стеклом?

– Некоторые варвары пытаются дорисовать картину, – добавил учитель, – на свой вкус. Так вот, я обнаружил, что на поздних репродукциях «Летнего полдня» кто-то превратил стог сена, что в правом углу, в шалаш.

Бронислав Брониславович в подтверждение своих слов провел лупой над двумя похожими репродукциями.

– Почему вы подозреваете злой умысел? – равнодушно пожала плечами Вера, не особо вглядывавшаяся в изображения. – Может быть, автор решил улучшить шедевр?

– Но «Летний полдень» уже много лет не покидал галерею «НВ», – поднял указательный палец учитель.

– Наверняка Страхов как-то объяснил нестыковку? – предположила гостья.

– Игнат на мое письмо отшутился, мол, картина стала даже лучше, – нахмурился Мельников, – и перестал присылать каталоги. Поэтому не откажите старику, – нервно поерзал на кресле Бронислав Брониславович, видимо, он считал неприличным обращаться к незнакомому человеку с просьбой, – пришлите книжицу с субботнего вернисажа. На пенсию покупать накладно.

– Увы, я не приобрела альбом, – призналась Вера и непроизвольно прикусила губу: перед глазами некстати всплыла картинка – разорванная страница с репродукциями и треснувшие стекла очков. Услышав, как разочарованно вздохнул учитель, девушка поспешила добавить, – но сделала много фотографий.

– Скиньте по электронной почте, – обрадованный Мельников схватил со стола листок бумаги, ручку и написал адрес. – У нас в школе отличный цветной принтер.

Вера пожалела, что не удосужилась захватить «рабочую сумку», иначе выполнила бы просьбу Мельникова прямо сейчас. Оставалось пообещать, что пришлет сделанные на выставке фотографии позже.

Глава 8

ВИОЛЕТТА Максимовна жила на первом этаже панельного дома: полы из широких толстых досок, покрашенных коричневой краской; допотопная газовая плита, с откидными чугунными «крыльями» по бокам для горячих кастрюль; квадратики линолеума в коридоре. Звонок на двери отсутствовал, надпись на стене рекомендовала гостям не стесняться и барабанить по протертому дерматину.

Хозяйка, открывшая на стук, оказалась словоохотливой и улыбчивой. Она затащила Веру прямиком на кухню, усадила за стол. Зажгла под чайником конфорку, высыпала на тарелку белые, чуть подсохшие зефирины, горку карамелек и только потом спросила о цели посещения. Так необъяснимо трогательно по отношению к незнакомым людям поступают, обычно, одинокие и не избалованные общением старики.

– Ох, вы ищете Варвару? – прижала ладошку к щеке хозяйка. – Что вдруг вспомнили?

– Я… ммм… из пенсионного отдела, – придумала на ходу Вера. – У нас ревизия, сверяем списки. Страховой задолжали одну из выплат, надо деньги перевести, а нового адреса не знаем.

– Так она в пансионате обитает, – охотно сообщила Виолетта Максимовна. – Как с младшим сыном несчастье приключилось, Игнат мать туда и перевез, – пенсионерка развернула конфету, надкусила карамельку и глотнула горячего чаю: приготовилась к долгой неспешной беседе. – Варвара поначалу часто мне письма слала, но потом замолчала. Игнат, когда в последний раз заезжал, объяснил, что мать очень больна. Впадает в забывчивость, никого не узнает. Страшно, наверное, жить, если видишь вокруг только чужих людей?

Женщина приложила краешек фартука к глазам. Потом вернулась к чаю и, подливая то и дело кипяток гостье, стала рассказывать-вспоминать прошлое житьё-бытьё.

Вера не перебивала и терпеливо слушала. Чай оказался вкусным, с ароматными травками, зефир и конфеты сладкими, да и хозяйку торопливой неучтивостью обижать не хотелось. Виолетта, много лет дружившая с Варварой, была, пожалуй, самым знающим из биографов семьи. На её глазах Страхова, потерявшая мужа, поднимала двух парней. Да каких парней.

Природа, любительница пошутить, словно специально «создала» пару столь похожих внешне мальчишек. Разница в год незаметно стиралась, и ребята стали выглядеть словно близнецы. Мать баловала сыновей, покупала обновки и, подчеркивая необычность парочки, одевала их одинаково, подбирая вещи одного фасона и расцветки (поначалу, правда, разного размера).

Что удивительно, мальчишки и вели себя как двойняшки. Алексей ходил за Игнатом по пятам, причем, признавая старшинство, на полшага позади. Верил брату безоговорочно, во всем, повторял любую шалость, не задумываясь над последствиями. Например, увидев, как Игнат разбежался и бесстрашно прыгнул с крыши в сугроб, и сам сиганул вниз.

Если Игнат рисовал, Алексей пододвигал табуретку и устраивался рядом. Поэтому отъезд младшего брата вслед за старшим в Москву был предсказуем и ожидаем. Парни оба поступили в художественный институт. Защитив диплом, по очереди устроились на работу в одно и то же творческое объединение. И даже мастерские их располагались в коридоре по соседству. Подзаработав, сумели купить квартиру.

Но через несколько лет совместного труда между братьями пробежала «первая кошка» (если не считать детской драки за первенство в конкурсе юных художников). Игнат заявил, что долг старшего брата выполнил сполна, устал от постоянной опеки, должен сосредоточиться на собственной карьере, для чего требуется тишина, отстраненность и максимально возможное в современных условиях одиночество. Словом, ищущий славу художник предпочитает жить отдельно. Алексей, как обычно, согласился. Братья разменяли одну квартиру на две в разных концах столицы, перейдя на телефонное общение.

И однажды, обсудив семейные дела, приехали в городок забирать Варвару. Игнат не сомневался: жилье у старшего сына удобнее, просторнее, район – престижнее, мать переедет к нему. Но неожиданно Варвара Николаевна выбрала квартиру-малометражку и отправилась к Алексею. Так открылась сыновьям правда о том, кого из детей Варвара любит больше.

Как объяснила Виолетта, она одна знала тайну Варвары, только близкой подруге поведала когда-то Страхова, что, стараясь внешне относиться к детям одинаково, в душе предпочитала младшенького, считая его более слабым, судьбой обделенным. Муж, пока был жив, больше общался с первенцем, и Игнат успел насладиться любовью отца. Алексей, рожденный позже, в малолетстве беспрерывно болевший, крутился возле матери, и жил мечтами, что однажды удостоится отцовского внимания. Но не дождался. И мать, как могла, старалась восполнить утрату. Поэтому переехала к Алексею.

Игнат, признававший свое превосходство, обиделся, но упрашивать Варвару, чтобы мать передумала, не стал. Смирился? Так, по крайней мере, считала Варвара, стараясь навещать почаще старшего сына. Надеясь, что всё как-нибудь срастется.

Однако маленькая трещинка в отношениях между братьями не собиралась затягиваться. И «вторая кошка» не заставила себя ждать.

Каждый год в здании Столичной Академии Художеств проводится выставка (полузакрытая, для внутреннего пользования, куда посторонние не приглашаются, вход только по пригласительным билетам). Попасть в число участников – мечта любого отечественного художника. На экспозиции мэтры искусства присматривают кандидатов в будущие члены Академии.

Руководитель объединения, где трудились Страховы, вызвал братьев в кабинет и сообщил: их организации на выставке выделяется одно «авторское» место. Достойными считаются оба брата. Придется выбирать. Готовые работы художников известны, но, чтобы никого не обидеть, предлагается конкурс с одинаковыми стартовыми условиями. Каждый берется за новую картину. Лучшая отправится на выставку. Времени по творческим меркам в обрез – три месяца.