Пленница Берга

Когда мы выходим в коридор,  я беру со столика  ошейник с поводком, которые снял с неё, прежде чем зайти в комнату Романа.

– Тебе действительно это нужно? – спрашивает она, глядя на кожаный ошейник. Она не сопротивлялась, когда я надел его, чтобы вытащить  из клетки. Вероятно потому, что согласилась бы на всё, лишь бы её выпустили. Я подношу руки к её горлу. Она покорно поднимает волосы.

– Да, нужно, – отвечаю я, закрепляю ошейник и пристёгиваю поводок, он не короткий, но и не дает ей возможности уйти слишком далеко от меня. Я защелкиваю его. – Собачки ходят не поводке. Сама идёшь или…?

– Я пойду, – тихо говорит она. В этот момент я не принимаю её покорность за победу. Она не сломлена. Её воля все ещё сильна, она снова будет со мной бороться. Она умная и хитрая, пока затаилась, ждёт удобного момента. Меня это устраивает. Тем интереснее дрессировка.

– Хороший выбор,  – говорю я с улыбкой, наматываю поводок на кулак и веду её по коридору обратно в свою комнату. Когда мы возвращаемся, я запираю дверь и распутываю поводок.

– Нам нужно поговорить, Валентина,  – говорю я, отстегиваю поводок, оставляя ошейник на ней.  – Лучше всего, если ты поймешь, чего от тебя ждут. Так ты сможешь попытаться быть хорошей девочкой и не нарушать правила. А если ты ослушаешься, тебе некого будет винить, кроме себя, когда ты почувствуешь жжение моего ремня на своей заднице. Она делает небольшой шаг назад от меня.

– Тебе негде спрятаться здесь. Ты не выйдешь за территорию дома, так как она охраняется. Если ты каким-то образом убежишь от меня, и охрана тебя поймает, а она тебя поймает, им будет разрешено наблюдать за твоим наказанием!

Это отчасти пустая угроза. Мне не нравится мысль о том, что кто-то увидит её голое тело,  но она не должна этого знать.

– Я сказала, что помогу твоему брату. И я помогу. Ему нужно семь дней принимать лекарства, делать уколы, перевязки. Рана заживёт, я больше не буду нужна.  – Она делает паузу. –  Я даже не нужна сейчас.

Я смотрю на неё. Ее волосы растрепались вокруг лица. Макияж, который она нанесла утром, исчез, тушь размазалась вокруг глаз. Для неё это был долгий день.

– Я не переживаю за Романа. Я уверен, он идёт на поправку. Меня беспокоит то, как ты будешь себя вести, ухаживая за ним. Ты уже показала, что тебе нельзя доверять. Поэтому по дому ты ходишь в моём сопровождении.

– Это смешно!  – кричит она, на её глазах появляются слёзы. –  Мне не нужно здесь находиться. Если бы ты просто проявил благоразумие и отпустил меня…

– Этого не произойдет, Валентина. Тема закрыта. Если ты снова заведёшь её, то будешь наказана. – Я провожу пальцем по ошейнику.  – После того, как ты получишь наказание за попытку побега, ты дважды подумаешь, прежде чем снова меня ослушаться.

Она сжимает губы, насупившись, смотрит на меня. Уверен, ей хочет кричать на меня, потребовать, чтобы я отпустил её. Но она сдерживается, понимает, что не стоит бросать мне вызов, особенно сейчас, когда я буду её наказывать.

Она не предполагает, что её ждёт, но чётко понимает, наказание будет суровым.

– Правила просты, моя зверушка! Я их устанавливаю, ты им следуешь. Если я говорю, что ты можешь что-то сделать, то ты можешь это сделать. Если я говорю «нет», то тебе лучше этого не делать.

– И как я узнаю, что я могу делать, а что нет, – спрашивает она с немного большей долей сарказма, чем я рассчитывал. Её трудно сдержать свою мятежную натуру, хотя она старается. Это очаровательно.

– Просто спросить. Но сейчас я дам тебе краткий список того, чего ты не можешь делать. —Я поднимаю ладонь правой руки, загибаю по очереди пальцы.– Итак, пять запретов. Нельзя пользоваться мебелью в этой комнате без моего разрешения. Не пытайся выйти из этой комнаты. Одеваешься только в ту одежду, которую я тебе дам. Не отказываешь  мне ни в чем.