Тридцать один. Часть I. Ученик

Я обернулся. За мной, в нерешительности переступая с ноги на ногу, стоял Тридцать Первый Мровкуб. Вперёд голема ответить я не успел.

– Ты должен пойти с нами, – сообщил он. – У меня накопилась куча вопросов.

– Боюсь, учитель против будет, – заметил я.

– А кого это волнует! – взъерепенился Евлампий.

Я вздохнул. Кого бы это ни взволновало, крайним опять буду я.

– Как говорило Трутанхеймское приведение: «Я могу быть незаметным», – пообещал архивариус.

Тут уж я сомневался, но голем снова меня перебил.

– Какие хлопоты? – удивился он. – Ты так помог, а твои знания, помогут ещё больше.

– Как говаривал хранитель мести: «Всегда к вашим услугам».

Я покачал головой и, повернувшись, поднял из горшка монету. Она весила, как десять обычных.

– Не стой столбом! – поторопил Евлампий.

Я скривился, но шаг сделал. Спорить некогда. Меня потащило сквозь радужное сияние. Мимо пролетело перевёрнутое дерево, все ещё неподвижный силуэт Душегуба, одуванчиковое поле и заросли кустов. Я еле втянул плотный воздух. Та ещё хохма – оборотень не от ошейника задохнулся.

– Иди! – приказал Евлампий.

Я шагнул ещё. Перед глазами мелькнули цветочные поля с феями сборщиками нектара, а за ними, как прицепленное унеслось голубое небо, и я застрял посреди звезд. Испугавшись, я засеменил так, что радуга помчалась не хуже волшебной брусчатки. Я пискнуть не успел, как свалился с неё в густую пыль.

– Добро пожаловать в Благодатные земли! Ты что-то не торопился? – прищурился, будто целясь в меня, Оливье.

Я валялся у его ног. Футляр мастера Правши выпал из-под рубахи и нагло мозолил глаза.

– Вот так-так! – недобро протянул дядя.

Я боялся говорить, чтобы всё окончательно не испортить.

– Язык прикусил? – осведомился он.

– Слишком разогнался, – ответил вместо меня Евлампий.

– Что за футляр, крысёныш? – поджав губы, допытывался Оливье.

– Е-д-да д-ля-ля наслаждения, – еле выговорил я.

– Правша? – удивился дядя. – Из норы Душегубчика?

Он подхватил футляр и усмехнулся.

– Опасная вещичка, с двумя левыми лапами, ей лучше не орудовать, – по его лицу пробежала лукавая улыбка. – Побудет у меня.

Заглянув в футляр и цокнув языком, Оливье убрал его в бездонную сумку. Раздался писк.

– Как не вовремя, – расстроился дядя.

– Что случилось? – кротко спросил Евлампий.

– Пора вносить абонентскую плату за сумку. Год прошел, а я и не заметил.

Странно, что голем не возмутился. Я ожидал пламенной речи о том, что сокровища известного мастера должны увидеть во всех мирах. Теперь, когда его заграбастал дядя, футляр не увидит никто. Даже я. Но голем от чего-то промолчал.

Всё ещё лежа в пыли, я поднес к лицу руку и раскрыл ладонь. Пусто! Монета испарилась. Я обиженно посмотрел на радугу. Отсюда она не выглядела яркой. Скорее блёклой, даже прозрачной.

– После перехода монета исчезает, – пояснил Евлампий.

Я вздохнул и встал. Во все стороны тянулась безжизненная равнина, засыпанная ворохами жирной пыли. Ни куста, ни травинки. Только серо-желтое море до самого горизонта.

– Чего вёсла сушим? Нам ещё до Благограда грести! – гаркнул Оливье. – Руки в ноги.

Я кивнул, как скажете, учитель. В Благоград, так в Благоград. Какая разница?

Дядя, жестом фокусника, достал из бездонной сумки бумажный сверток и потянул за торчащую снизу ниточку. Хлопнуло, выкинув кверху синюю звезду. Помигав, она взорвалась фейерверком и растаяла без следа.

– Карету мне… – пропел Оливье и покосившись на меня, грозно предупредил. –Даже не спрашивай, что это!

Я кивнул и повернулся к голему.

– Что такое абонентская плата?

– Всё, что кладешь в бездонную сумку, хранится в специальной ячейке всемирного банка. Плата за обслуживание ячейки вносится раз в год, – будто по бумажке прочил Евлампий.

– А как оно в ячейку попадает? – прицепился я.

– Тайна! Банк не распространяется. Ходят слухи, что замешаны гремлины.

Я вздохнул, поправляя рубаху. Что-то кольнуло меня в плечо. Вздрогнув, я залез за отворот рубахи и вынул жёлтое перо. Подписка. Совсем забыл о ней.

– Чича меня убьет, – пробормотал я.

– Когда возвратимся на корабль, ты её отдашь, – предупредил голем.

Я кивнул. Ещё бы, но пока она у меня, взгляну одним глазком. Я взмахнул пером, и появились жёлтые буквы.

Великий повар проклинает куском торта!

Правители тридцати миров приносят соболезнования королевской династии Изумрудного острова. Известный мастер Оливье заколдовал короля Дарвина. До сих пор, ни одному магу не удалось вернуть монарху подвижность и дар речи. Император навсегда запретил мастеру Оливье заниматься кулинарным ремеслом. Звание величайшего повара свободно!

Я вздохнул и пристыженно глянул на дядю. Он шагал по пыли, задрав подбородок до небес. Жаль, что так вышло, я же взаправду не хотел его подставлять. Еще раз встряхнув подписку, я прочитал:

Переселение продолжается!