Фронтир

5862 гТС Галактика Дрэгон[1 - ГД, NGC292 – Малое Магелланово облако, галактика-спутник Галактики Сайриус, поле основных военных действий в течение Третьей Межгалактической войны (5517 – 5778 ггТС)]

Двадцать четвёртый Сектор

Северное Сгущение

Система СКCГИ543АР

Планета 2-д

Планета была прекрасна. Её юные, а потому грандиозные горные вершины были укутаны голубыми снегами, из-под которых били двухсотметровые фонтаны гейзеров. Её неглубокие океаны были готовы принять в себя миллиарды тонн биомассы, качнись климатический маятник обратно и позволь местному светилу растопить ледяной панцирь вылизанных за миллионы лет вечной мерзлоты равнин. Перенасыщенность атмосферы кислородом напоминала, что под этими снегами таится притихшая, но готовая в любой момент пробудиться жизнь. Юная невинная планета на периферии чужой Галактики.

Невезучая планета.

Человек никогда бы не ступил сюда, если бы не цепочка несчастных обстоятельств. Если бы не тысячелетняя с перерывами война, если бы не сначала беспрестанно наступавший, а потом раз за разом всё глубже загоняемый в ловушку враг. Если бы не вынужденное решение эвакуировать население ГД, оставив врагу кажущийся надёжным после потери родного дома форпост, который и станет для него могилой.

Столетия безраздельного властвования над окружающим пространством стали для планеты почти приговором – здесь не было нужды что-то целенаправленно уничтожать, но механоиды, не нуждающиеся в подобных колониях вообще, почему-то предпочитали в память о своём происхождении создавать свои промышленные комплексы и перевалочные базы именно на таких девственных живых планетах.

А потому теперь, когда враг был уже столетие как отброшен, экспедиционные силы Планетарного Корпуса КГС продолжали методично вычищать испачканные врагом планеты, пока Пространственные Силы космофлота продолжали выслеживать и уничтожать затерянные в пустоте пространства разрозненные флоты. Для таких планет, не имевших даже официального названия, была разработана стандартная процедура. Блокирование с орбиты, потом приповерхностная операция по уничтожению врага малыми силами. Так, чтобы после того, как всё закончится, на планете не осталось бы даже следа пребывания двух враждующих армий. Не сейчас, так хотя бы века спустя. Мгновение в истории Метагалактики.

Тотальный же конфликт убьёт эту планету навсегда, как убил многие до неё. А потому главной задачей орбитальной сети, плотным коконом окутывающей планету, был ежесекундный мониторинг активности оставшихся без поддержки из космоса сил врага. Любой его шаг – выбросы нанотехнологических роёв оборонного или атакующего назначения, перемещения крупной техники, состояние и количество мобильных вооружённых комплексов, скорость извлечения и переработки полезных ископаемых, всё это плотным информационным потоком в виде тактических и аналитических отчётов лилось вниз, в командный комплекс.

Для узлового церебра орбитальной группировки враг представлял собой переменной плотности серую кляксу на чистом снегу. Эта клякса, как гигантский микроорганизм, жила своей жизнью, переваривая стороннюю субстанцию в живые соки, накапливая силы для нового броска в бой за пищу и пространство, и если позволят условия, то и для успешного деления. Как и у всякой жизни, пусть и чудовищно извращённой, у механоидов уничтоженной микрогалактики R-x была одна непреодолимая функция – распространение. Враг был злокачественной опухолью на теле Ближайшего Скопления, но опухолью разумной. А потому обладающей помимо инстинкта самосохранения способностью к самопожертвованию ради главной цели. Целью этой почему-то были люди.

Другие расы воевали с механоидами R-x тысячелетиями, ограничиваясь редкими стычками в пространстве. Но Старую Терру враг некогда уничтожил целенаправленно и безжалостно. И потому с приходом человека на межгалактический театр военных действий война, открытая и глобальная, стала неизбежна. В неё были втянуты все известные расы, локально же она сейчас выглядела вот так – церебр следил за врагом, чтобы враг, осознав вдруг себя загнанным в угол, не попытался бы сделать эту планету непригодной к обитанию, уничтожив её вместе с собой. Любой скачок радиационного фона или попытка запустить достаточно высокоэнергетическую установку, работа которой могла иметь тотальные последствия, тут же вызывала холодный и расчётливый удар сверху, выжигавший на поверхности километрового диаметра круг, блестящий, как стекло. Шрам на лике планеты. Малое зло ради предотвращения большого.

Это была игра в кошки-мышки.

Враг делал вид, что у него есть шанс. Кажущаяся малость противостоящих ему сил делала вид, что ему в этом подыгрывает.

Если планета после длительной колонизации роботами ещё была пригодна для жизни, значит, это была периферийная колония, неважная и ненужная, стоящая поодаль от основных трансгалактических спиралевидных трасс, а значит, оборона её была слаба, и этот расклад сил не изменится, если не давать врагу передышки. Отработав с орбиты по основным целям, развесив над планетой орбитальную группировку и накачав оборонительный щит, КГС удалялся, оставляя на поверхности соединения величиной максимум с гвардейский Легион. На большее у человечества не было сил, слишком много планет, слишком мало людей. А флот улетал прочь, добивать врага в его логове – вечной пустоте космоса.

Там же, где есть хоть один человек, должен править только он. Потому церебр орбитальной группировки ежесекундно был занят одним – обеспечением тех, кто сражался внизу, информацией.

Между тем боевые действия внизу то затихали, то разгорались с новой силой, а то словно исчезали вовсе, погружая планету в давно позабытую ею тишину. Две крошечные кляксы на снегу, серая и зелёная, замерли друг напротив друга перед очередным броском.

Легион никогда не спал, вели свою безостановочную перекличку дежурные постов, ремонтировался парк боевых машин, гудела столовая для гражданского персонала, напряжённо звенел стратосферный канал связи, но Капитан Алохаи всегда мог различить, когда под н-фазными куполами наступало своеобразное перемирие. Всё то же самое, не меняющееся годами движение людей и машин, но вот именно в эту секунду не происходит ни единого боестолкновения, персонал дежурных смен сведён к минимуму, как будто и нет в паре сотен километров отсюда готовых к бою оборонительных комплексов врага, будто и войны никакой нет. Капитан Алохаи особенно ценил подобные мгновения именно здесь, в десятках парсек от ближайшего человеческого форпоста, в полном одиночестве, наедине с таким слабым и таким смертельно опасным врагом.

Мгновения, когда можно никуда не спешить, когда все указания сделаны, все планы составлены, осталось только лечь, да спокойно поспать или почитать чего-нибудь, или послушать.

Именно в такие моменты командир перестаёт, наконец, бежать наперегонки со временем. И только в такие моменты, когда никто не видит, он имеет право расслабиться и спокойно подумать о своём, а не о боевом духе Легиона или пополнении запаса бортовых спецсредств. Победа, она иногда скрывается и вот в таких вот праздных мыслях.

Да и что она, вообще, такое.

Захваченный промцентр врага – это победа, уничтоженный транспорт – это тоже победа, но ведь спасенный человек ли, ирн ли, житель Галактики Дрэгон или великолепный птах – тоже победа, а вот слезы матери и кровавая роса на снегу – всегда, абсолютно всегда поражение.

Как много было в его жизни поражений, иногда садишься и начинаешь вспоминать поимённо. Юлю Маример, сержанта Интенда, Реал-Капитана Сориджа, Манипул «Тинао» – прежних Капитанов Северного Легиона Белых Тигров. Других воинов, бывших их родными, друзьями, подчиненными, просто служившими с ними бок о бок под одними небесами. Их было много – случайных и, что страшно, неизбежных жертв этой войны, которая официально завершилась без малого сто лет назад.

Уходили друзья, уходили подчиненные, уходили просто солдаты, молодые парни и девушки, уходили с готовностью, сражаясь за освобождение планет далекой Галактики. От них этого требовало понимание своей собственной роли в этой реальности. А что оставалось тем, кто не ушёл? Вспоминать хоть иногда, если выдастся время.

Шла война, как её ни называйте, война неотвратимая, жестокая, смертельная. И Капитан Алохаи отлично знал, что это в первую очередь их война. Не чужая и далекая, но именно своя. Много лет она бушевала очень далеко, но снова и снова давала о себе знать, огненными буквами пылали названия в мемориальных списках Совета: Терра, Новый Вавилон, Мария, Сирилен… им нет конца, не дочитаешь эти страшные строки, не хватит сил, но последний мир, Пентарра[2 - Текст отсылает к событиям первой книги дилогии «Перехват судьбы» – роману «Кандидат»], был в истории Капитана Алохаи особенным, поскольку рядом с ним постоянным напоминанием, тенью прошлого, никуда не девался со-командир Легиона, второй и последний боец манипула «Катрад», Капитан Ковальский.

У них обоих, как и у человечества в целом, была хорошая память на подобные трагедии. За долгие тысячелетия своей галактической истории впервые появилась настоящая возможность прекратить эту вселенскую войну, начала которой уже никто толком не помнил. Прекратить навсегда. Поэтому жители многих сотен миров становились в строй, поэтому гигантские галатрампы летели сквозь огненные недра иной проекции в сторону Галактики Дрэгон, ставшей последним оплотом бездушных машин, поэтому продолжалась бесконечная война.

– Мы слишком близко к Барьеру, каждый раз вздрагиваю, когда начинает работать внешний канал, – проворчал Капитан Алохаи. – Скорее бы они начали сдвигать его к внутреннему синусу, как подумаю, что мы до сих пор от них в полупрыжке… Одно радует, планета эта им не нужна вовсе, их группировка снялась, только наши показались. Оставили всё, что внизу, не оглядываясь.

– Радуйся, что почти нечего было оставлять. Нам меньше работы. А по поводу Барьера… после операции свяжись с Флотом. У меня есть что им сказать, – Капитан Ковальский полулежал в кресле и рассеянно чертил на голопанели нечто сюрреалистическое. Было похоже, что он уже выбросил из головы детали плана и углубился в собственные мысли.

Легион мог начинать праздновать, когда тот выглядел вот так. Спокойно, уверенно. Когда взгляд расслабленно скользит, а не впивается тебе в самое темя.

«Редкость. Странно все-таки, – подумал Капитан Алохаи, – столько лет мы друг друга знаем… полвека уж. А Рэд почти не меняется. Словно застыл в одной позе, с одним выражением на лице, разве что раз в полгода словно снова становится человеком. Как он умудряется так жить?» И кажется ведь порой, что вот оно! Очередной оборот уж изменит, распрямит ту внутреннюю пружину, что гнет его уже столько времени. Ан, нет. Проходит время, и Капитан Алохаи опять замечает этот ненавидящий взгляд, направленный во тьму внешнего мира, раскинувшегося за оболочкой купола. И снова появляется на свет та проклятая эрвэграфия.

Хотя, за столько лет можно было бы и привыкнуть, если тебя попросят, будешь давать советы, а лезть в чужую душу без спроса – это вы как-нибудь без нас. Своих проблем по горло.

Теперь, когда на нём, как на Втором Капитане, лежала основная часть забот об обеспечении безопасности личного состава, он волей-неволей вспоминал их прежнего Второго. Тогда ведь думал – бог-вседержитель, выручающий парней в таких переделках, что и не сразу сообразишь, глядя на мельтешение тактической виртпанели, что происходит. Капитаны были стеной, за которой каждый воин Легиона чувствовал себя увереннее. Но однажды капитанский манипул сам попал в передрягу.

Это было на просторах очередной санируемой планеты, такой же безымянной, как и та, за которую сейчас сражался Легион. Под перекрестным огнём возникших словно ниоткуда мобильных зенитных модулей-платформ врага оказалось целое Крыло, уже изрядно потрепанное, со слабеющей каждую секунду защитой, и тогда Капитанский Отряд выдвинулся им на выручку. Дальше всё произошло так быстро, что даже уцелевшие в том пекле бойцы не могли толком ничего рассказать, только бездушная техника с нечеловеческой точностью зафиксировала случившееся.

По завершении незапланированной контратаки фронт движения машин Легиона и звеньев бронепехоты растянулся на расстояние более тысячи километров, случился просчёт из тех, за которые приходится дорого расплачиваться – в ответ по центру фронта машинами был нанесён не спрогнозированный удар такой мощности, что всё полетело кувырком.

Расчет Капитанов тогда был прост: мощными фланговыми ударами четырех Крыльев, наименее вымотанных в боях, нужно было смести роботов с материка, отрезать их группировку от основных баз, а затем вычистить всё, что от них останется. Потрепанному же Первому Крылу доставалась работа проще – отбивать разрозненные части врага под собственный заградительный огонь, в центр огненного «ежа», но внезапность атаки решила исход сражения, роботы потеряли всякую возможность продержаться до прихода своих подкреплений с другого полушария планеты, но зато, быстро сгруппировавшись, разом отсекали центральные Отряды от остальных. Они теряли все островные и подводные колонии, они теряли планету, массированная стратосферная обработка последующих трех недель и финальная атака довершили дело. Но они и не позволили тем самым людям, загнавшим их в угол, по-настоящему победить.

Враг знал, как ценит их противник жизнь.

Первый и Второй Капитаны оставили тактическое управление на них с Ковальским, командовавших тогда Вторым ударным Крылом. Капитан Алохаи вспомнил, как фланги, ведомые их приказами, сминали, рвали врага. Но было поздно.

Оба Капитана погибли, пытаясь огневой мощью штурмовиков Капитанского Отряда выручить парней из Крыла Реал-Капитана Сорижда. Как до того погибла в бою Юля, их с Рэдом Юля, некогда третий и последний боец Манипула «Катрад». Как погибли многие до и многие после.

Та планета была очищена, дальше – Система, всё Сгущение, целый Сектор Галактики. А Легион Белых Тигров после ряда успешных операций в различных уголках ГД перевели сюда, они же с Рэдэриком уже восемь лет оставались его бессменными командирами, а он, теперь уже Капитан Алохаи, продолжал учиться быть таким, каким были его прежние Капитаны.

Он часто спрашивал себя, почему тогда не смог спасти своих товарищей, да и просто дорогих ему людей, всех тех, кого теперь можно только вспоминать.

А действительно, почему? Только ли потому, что другие ждали от него действий, от решительности которых тогда зависело категорически всё, очередная победа или поражение, но только не жизнь Сорижда, сержанта Интенда, Капитанов и Юли. Вот почему.

В такие минуты хочется прожить жизнь сначала – уговорить Юлю не идти после увольнения из Контроля в Планетарный Корпус, а остаться дома, как они и планировали. Почему она тогда решила продолжать служить одиночкой в Капитанском Отряде, а не поступать снова в кадеты вместе с ним и Ковальским, наконец, просто не лезть тогда в это пекло… Многое можно было попробовать сделать. Но разве сделало бы это Юлю счастливой, такой ли она бы осталась, какой он её помнил – восторженно разглагольствующей с каким-то сержантом о тактике ведения приповерхностного боя, до третьего пота не слезавшей с тренажёров, яростным голосом кричавшей в эфир: «Иду, держитесь!» Наверное, нет. Она была счастлива не только с ним, не только дома с родными, она была солдатом. В этом содержалась большая часть её счастья. С этим ничего не поделаешь, но как объяснить это другим, как объяснить это себе?

Юли нет, а с дочерью он толком не разговаривал уже года три. Ржавый гвоздь в сердце. Не хватает сил вынуть, коснешься как-то – и руку отдёрнешь.

Ему семьдесят один год, он уже сорок шесть лет в Десанте, когда-нибудь они с Ковальским уйдут в вышкомсостав или в небоевые службы, преподавать стратегию кадетам, или еще куда.

Но это ещё не скоро. Сейчас они – командиры Легиона, и они с Рэдом должны думать только о двух вещах – как выполнить приказ и как сберечь людей.

Мысли Капитана Алохаи постепенно вернулись на обычную для него деловую волну. Вдруг вспомнилось, что запрос на дополнительную поддержку Пространственных Сил он так и не подписал и не отправил, да и минус первый транспорт с боеприпасами почему-то не содержал необходимых агрегатов. Некогда отдыхать.

Мысли Капитана Ковальского, несмотря на его отвлеченный вид, так далеко не улетали. Командир плоть от плоти – он не позволял себе расслабляться полностью даже в приватной обстановке личной каюты. Отвлеченные рассуждения только выбьют из колеи, а дел ещё так много, Капитан Ковальский всё свободное время был в работе.

Вот и сейчас, когда его ладони свободно скользили по сенспанели, выводя непонятно с чем ассоциирующиеся изображения, похожие то на очертания кораблей, то на раструбы стволов чудовищных орудий, его мозг напряженно работал. То, о чём заговорил Капитан Алохаи, не давало покоя.

Они всё ещё были слишком близко расположены к условной границе контроля КГС и союзников. Из-за этого миссия на вверенной им планете продолжала представляться крайне сложной. В любой момент их мог настигнуть прорыв вражеского флота – и тогда хорошего не жди. Сил не хватало, огневая мощь Легиона позволяла успешно противостоять местному гарнизону, но отнюдь не регулярным войскам и флоту. Именно поэтому целые эскадры кораблей МГД – и громадные «Сайриусы» людей, и игрушечные «ладьи» ирнов, трампы жаждущих вернуться на забытые уже старые свои миры жителей Галактики Дрэгон и Клин древнейшей цивилизации Тсауни продолжали барражировать вдоль возводимого субпространственного Барьера, за которым всё ещё оставалось слишком много не обезвреженных флотов неживой цивилизации.