Пропавшее кольцо императора. I. Хождение в Великие Булгары

– Я помню, ханум…

Поглядывая на гостью слегка прищуренным глазом, ученый мулла устроил для нее удобное сиденье из мягких подушек.

– Присаживайся, ханум. Разговор будет долгим. В двух словах про все и не скажешь. Я кое-что тебе приготовил.

– Говорят, – прекрасные глазки Суюм вопросительно расширились, делая еще привлекательнее их счастливую обладательницу, – что сей народ существовал задолго до рождения Христа и старше нашего?

– Как тебе сказать, ханум, – мулла неопределенно пожал плечами. – Достоверных источников не сохранилось. О тех временах мы можем судить токмо по летописям. Но их, ханум, пишут люди. Чьи слова легли на бумагу, чьи мысли они донесли, как нам про то знать…

– А ты, – женщина подалась вперед, – видел их своими глазами? Читать их тебе доводилось?

– Видел, ханум, и читал. И даже кое-что для себя интересное списал с них. Однако писали их, как я говорил, люди, и, думается мне, кое-где шли они против правды. Но про то тебе, ханум, станет ясно чуть позже. Если у тебя хватит терпения дослушать все до самого конца.

Чуть моргнули пушистые реснички, и легкая улыбка тепло тронула женские губки. Они, убеждая, быстро зашевелились:

– Хватит, хватит…

Ученый улем огладил степенную бородку, вздохнул:

– Приступим, ханум. В самом большом городе русичей, в их Киеве, говорят, жил летописец Нестор. Должен я сказать, что он вельми скупо упомянул об их древности, либо сам он не ведал ее. Он лишь вскользь упомянул, что славянский народ пошел от библейского рода Иафетова. Но толком ничего и не сказал он о многих доселе прошедших веках.

– Видать-то… – веселые искорки, затухая, проскользнули в женских очах. – Видно, сказать ему было особо нечего. Оттого и скуп оказался на описания того, о чем сам ничего не ведал…

– С первых страниц он перечислил, какие знал, славянские племена, где они обитали перед призванием, как Нестор пишет, на Русь варягов.

Напрягая память, женщина прищурилась:

– Я, помнится, слышала о варягах, но ничего толком не поняла.

– Варяги, ханум, скандинавское племя, вождей которых, по словам Нестора, и призвали для того, чтобы они правили Русью.

– Зачем же они позвали чужаков? – удивилась сестра эмира, никак не понимая, как можно самим добровольно передать, отдать свою власть.

Женская бровь шевельнулась. Что касаемо ее самой, ее взяли, просто кинули в жертву. И все ради сохранения своей власти…

– Имей терпение, ханум, – улем понимающе кивнул, постигнув всю степень ее недоумения, – выслушай до конца. Иначе до истины мы….

– Извини, почтеннейший…

– Из старых князей Нестор упомянул одного Кия, братьев его Щека и Хорива, да сестру их Лыбедь. Будто жили оные князья, и от имени их старшего брата пошел и сам Киев. Но есть у меня, да и у других в том большие сомнения. Само же повествование свое Нестор ведет от первых князей Рюриковичей. Мнится мне, что именно с их слов, именно по их указке он и писал. В Великом Новгороде я нашел иное повествование…

– Ты и там бывал? – женщина чуть сузила левый глаз.

Суюм устала удивляться. Одно чудное открытие шло за другим.

– Довелось. Летописание там началось намного раньше. И первым у них летописцем слыл епископ Иоаким. Муж, должен тебе поведать, по тем временам вельми просвещенный, живший в одни года со святым князем Владимиром, крестителем Руси, на ее землях особо почитаемым. Выходит, ханум, что лет за сто до Нестора. Собрал купно и записал все, что им было ведомо о славянах и о прошлом Новгородской земли…

Ежели верить ему, оставившему потомкам свои труды, были будто, жили в те далекие незапамятные времена два могучих князя: Славен и Скиф, братья родные, которые со временем повоевали все земли, что лежали по Дунаю реке и по берегу Понта, как называлось тогда Русское (Черное) море. После того Скиф со своим племенем осел в Таврии и на землях промеж Днепром и нашим Итилем, которые русские прозвали Волгой. А сам же Славен, оставив на Дунае за себя князем сына своего Бастарна, пошел на полночь, на север, и, дойдя до берегов Варяжского (Балтийского) моря и Ильмень-озера, основал великий град Славянск.

– И где он оный град? – женские глаза озадаченно расширились. – На карте, утверди Аллах мою слабую память, нет ныне оного.

– Может, ханум, то и есть Новгород. Но мыслю я так, что сей град давно сгорел, либо вороги его разрушили до основания. И после на его месте либо же вблизи него выстроили славяне другой град и назвали его Новым городом.

– Оттого, видно, и пошло название «Новгород»…

– Возможно, ханум. Далее Иоаким повествует нам о том, что много сотен лет княжили потомки того Славена, имена коих за древностью лет давно все забыты. Но лет за четыреста до того, как правил Гостомысл, сидел будто в Новгороде князь Вандал из того же славного рода.

Новое имя всколыхнуло память, и Суюм заинтересовалась:

– Почтеннейший, прости, он не из тех вандалов, что разрушили Рим? Слышала я: «Рим разрушили вандалы…».

– Думаю, ханум, что все те сказы надо понимать несколько иначе. Не князья оные жили на земле, а народы: славяне, скифы, бастарны и вандалы. Либо их еще кличут венедалами или же венедами. А вот, что пишет Иоаким далее, уже похоже на истину. Было у Вандала три сына, меж которыми отец поделил свои земли. Избор и Столпосвет княжили недолго и померли. И Владимир остался единым на оной земле князем.

По смерти Владимира, пишет Иоаким, правили его потомки, из коих аж в девятом колене был Буривой, отец Гостомысла. Родился он, если посчитать, не более как за сто лет до призвания Рюрика и уж о его-то деяниях Иоакиму было известно достоверно.

В княжение Буривоя нурманы почали беспрестанно нападать на Новгородскую землю, и вся жизнь его прошла в войнах с ними. В конце он потерпел поражение от них, потерял почти все свое войско, бежал в землю карельской чуди, где невдолге и помер. И только Гостомысл побил их, изгнал из Новгорода и прогнал за море. А на берегу выстроил для заслона город Выбор (Выборг), по имени старшего сына своего, павшего в битве на том месте. Посуди сама, ханум, кому верить, кому из двоих лучше всего знать истину: новгородскому тому епископу, по времени жившему не столь далеко от описываемых событий, или же монаху Нестору, который спустя два века писал в Киеве всякое…

Сосредоточенно нахмурившись, быстро-быстро перелистывая свою тетрадь, ученый мулла нашел то самое, нужное ему, место и прочел:

– Изгнаша новгородци варягов за море и почаша сами собою володети. И не быша средь них правды, и встал род на род, и быша у них усобица великая, и почаша сами с собой воевати…

– И, – глаза у Суюм сузились, – потому-то и призвали они варягов?

– По Нестору, ханум, и выходит, что новгородцы решили призвать варяжских князей, чтобы те пресекли у них усобицы и дали им порядок.

Никак не понимая столь неразумного и недальновидного, с ее точки зрения, шага, женщина покачала укоризненной головой:

– Неужто, столь вольный народ смог бы терпеть на шее иноземцев?

– И я так, ханум, разумею.

– А что пишет на оный счет Иоаким? – Суюм чуть повернула голову вбок, а левая бровь ее вопросительно изогнулась.

Интересно стало ей знать, что мыслил новгородский летописец по тому не столь простому вопросу.

– А Иоаким вещает, что ни малого беспорядка, ни дрязг и усобиц в Новгороде на ту пору не чинилось.

– И кому верить? – женщина озадаченно улыбнулась.

– Послушай же далее, ханум. Было у Гостомысла четыре сына и три дочери. Сыновья один за другим померли и потомства не оставили. Дочерей всех выдали за соседних князей. И когда почуял сей Гостомысл дыхание близкой смерти, стал он размышлять, кому передать ему свое княжение. Вестимо, он хорошо понимал, что если еще при жизни своей дела не урядит, то после начнется промеж новгородцев междоусобица и придет в скорбный упадок вся их многострадальная земля…

На памяти людской много подобных примеров, всех и не перечесть. Знала про то и Суюм из рассказов царственного брата своего.

– И что же он надумал? – живо поинтересовалась она.

– Будто привиделся ему вещий сон про то, как из чрева средней дщери его Умилы выросло огромное древо, сенью своей покрывшее и плодами своими напитавшее всю славянскую землю. Волхвы-колдуны растолковали его сон: мол, надлежит княжить в Новгороде сыновьям Умилы, многочисленное потомство ее принесет славу и процветание славянскому народу. И послали новгородцы послов своих к племени варягов по прозвищу руси, поскольку за их князем была Умила…

– Выходит, что призвали они к себе не иноземцев, а… своих же, как мнится мне, ближайших родственников…