Герцогиня и «конюх»

– Кого вам? – грубо спросил один из дежурных, преграждая дорогу прибывшему.

Незнакомец спокойно вынул бумажку, приготовленную, очевидно, заранее, и протянул ее строгому церберу.

– Пойди и отдай! – властно приказал он.

– Кому? – захлопал тот глазами.

– Дурак! Кому, кому? Конечно, его превосходительству.

Через несколько минут прибывший, не снимая шинели, вошел в кабинет знаменитого «дипломата» Остермана.

Последний сидел за столом, заваленным бумагами.

– Вы? Вот, признаюсь, не ожидал вас видеть, Бирон! – удивленно и как будто чуть-чуть насмешливо воскликнул лукавейший из всех российских царедворцев, недаром прозванный «немецкой лисицей».

– Прошу извинить меня, ваше превосходительство, что я позволил себе войти к вам в шапке и шинели,? – низко поклонился Бирон.? – Но я полагаю, что иногда бывает лучше хранить инкогнито.

С этими словами Бирон быстро снял шапку и шинель и положил все это на широкий диван.

– Откуда вы, Бирон? – спросил Остерман.

– Прямо из Митавы.

Разговор шел по-немецки.

– Как же это вы решились оставить нашу Анну Ивановну одну? Она, бедняжка, рискует умереть со скуки или же вы, любезный Бирон, рискуете очутиться с головным украшением, от которого открещивается всякий добрый немец.

Остерман находился в отличнейшем настроении духа, а?потому особенно сыпал излюбленными «вицами» (остротами).

– Ни первое, ни второе для меня не страшны, ваше превосходительство,? – спокойно ответил Бирон.? – Я к вам приехал по важнейшему делу.

– От нее? По ее поручению? – спросил Остерман.

– Нет, от себя, для себя и для вас.

– О! – высоко поднял палец Остерман.? – Садитесь и давайте беседовать.

При первом упоминании Бироном имени Джиолотти Остерман расхохотался и воскликнул:

– Ах, вы опять о глупых предсказаниях вашего таинственного чародея? Оставьте, Бирон, ей-богу, вы меня уморите со смеха!..

– Сейчас вы перестанете смеяться, когда узнаете, что сообщил мне этот великий человек.

Сказав это, Бирон протянул Остерману какое-то письмо, и тот стал с интересом читать его. И по мере того как подвигалось чтение, лицо знаменитого царедворца принимало все более и более удивленное выражение.

– Как?! – воскликнул он.? – В январе?

– Да, в январе. Джиолотти пишет, как вы сами изволили прочесть, что ошибки быть не может, что гороскоп, безусловно, предсказывает это,? – ответил Бирон.

– Но ведь это – явная бессмыслица: с чего, от какой причины может скончаться четырнадцатилетний мальчуган? Помилуйте! Он здоров, как бычок, и еще вот на днях на охоте собственноручно убил огромного медведя. И подумать, что через месяц, а то и менее, его не станет!.. Нет, нет, Бирон, я не верю в это; ваш Джиолотти просто водит вас за нос. Очевидно, ему понравилось получать драгоценные подарки, и он врет напропалую.

– Получив от великого магистра это извещение, я счел долгом немедленно приехать к вам, ваше превосходительство. Вы можете верить или не верить,? – но вам необходимо знать это.

– И вы убеждены, что император умрет?

– Убежден.

Остерман, покачав головой, промолвил:

– Ай-ай-ай, Бирон!.. Этот маг заразил вас своим итальянским суеверием. Мы с вами – немцы, а потому нам стыдно верить в фантастические сказки. Ну-с, давайте, однако, обсудим этот вопрос. Допустим, что император умрет. Кто же, Бирон, по вашему, наследует престол?

– Моя Анна Ивановна,? – ни на секунду не задумываясь, ответил Бирон и горделиво выпрямился.

– А кем же я буду тогда? – улыбнулся Остерман.

– Вы – канцлером, а я – герцогом и первым человеком в империи. Вся власть России сосредоточится в моих руках. Черт возьми! Я покажу этим варварам, как надо жить! – повторил он свою любимую фразу.

Долго сидел в глубоком раздумье Остерман. Какая-то тревожная мысль проносилась по его лицу. Наконец он сказал:

– А знаете, Бирон, вы с вашим кудесником, пожалуй, правы…

– Ага! И вы, Остерман, приходите к этому выводу? – фамильярно хлопнул «конюх» по плечу знаменитого государственного человека.

Того покоробило, но он стерпел.

– Да! – спокойно произнес Остерман.? – Уже давно Верховный совет – в лице голицинско-долгоруковской партии и многих иных – мечтает об ограничении царской власти. Что ж! Если император действительно умрет, им не найти более удобного преемника, чем Анна…? – Остерман оживился. С довольством потирая руки, он стал засыпать Бирона вопросами:? – А как она себя чувствует?

– Отвратительно!.. На нее опять напала хандра. Чрезвычайно хорошо, что событие приближается с головокружительной быстротой. Знаете ли вы, Остерман, что она сказала мне на прощание перед моим отъездом в Москву? «Если вы обманули меня, если я осуждена влачить в Митаве эти постылые, унылые дни – я руки наложу на себя». А? Хорошо?

– Хорошо!..? – усмехнулся Остерман.

– Я ответил ей: я еду в Москву, а скоро и вы поедете в Москву, а оттуда – в Петербург.

– О Бестужеве она скучает?

– Нет. Но, вообще, Анна Ивановна как-то сразу опустилась… Только кое-когда она чувствует прилив энергии. Клянусь вам, Остерман, она будет в наших руках! – Бирон подошел к Остерману и тихо прошептал ему: – Я хотел бы видеть императора. Устройте мне это!

– Зачем? – спросил Остерман.

– Чтобы увидеть на его челе signum mortis,[22 - Знак смерти (лат.).] Джиолотти научил меня, как распознавать это.

Беседа шла до утра. Бирон остался ночевать у Остермана.

II

Забавы юного «цезаря»

Несмотря на ранний утренний час, в великолепной спальне четырнадцатилетнего императора Петра II царила не тишина, а наоборот, большая «шумиха».