Всадник догнал коляску и, крикнув кучеру «стой!», склонился с седла к сиденью.
– Ваша светлость! Моя обожаемая невеста Анна! – послышался вздрагивающий красивый голос Морица.
Все задрожало в Анне Иоанновне – и руки, и ноги, и сердце. Кровь горячей струей забилась в жилах… И жутко, и до смерти сладостно сделалось ей.
– Я поджидал вас здесь, в леску, Анна,? – по-французски бросил граф Саксонский.? – Я ведь узнал, куда вы поехали. Вы виделись с этим проклятым медведем Меншиковым. И знаете, что со мной произошло сейчас? Какие-то наемные убийцы стерегли меня. Они из засады стреляли в меня,? – смотрите, я ранен в руку, Анна! Но что такое какая-то жалкая царапина в сравнении с моей к вам любовью!
Любовь и тревога за участь этого человека всколыхнули душу Анны Иоанновны, но это был лишь один момент.
– Мне неудобно разговаривать с вами здесь, на проезжей дороге, ваше высочество,? – сухо промолвила она.? – Вы видите, я – не одна. Если вам угодно побеседовать со мной, я прошу вас пожаловать ко мне сегодня попозже, часа через три в мой замок…
Мориц был несказанно удивлен холодным тоном герцогини.
– А как я могу приехать к вам? Открыто? – с неудовольствием спросил он.
– Совершенно открыто. Вас будут ожидать, вас встретят,? – ответила Анна Иоанновна и по-немецки крикнула кучеру: – Пошел!
Старый замок Кетлеров, резиденция-тюрьма вдовствующей герцогини, был освещен.
Первым лицом, которое встретила Анна Иоанновна при входе в свои покои, была ее гофмейстерина Клюгенау. Заметив смертельную бледность, покрывавшую лицо ее повелительницы, красавица-баронесса всплеснула руками.
– О боже! Вам дурно, ваша светлость? – засуетилась она.
Анна Иоанновна отвела ее рукой и твердо произнесла:
– Позовите ко мне Бирона, если он находится в замке.
Гофмейстерина изменилась в лице и круто отвернулась от ее светлости.
В глубоком изнеможении, бессильно опустив руки, сидела царственная митавская затворница в кресле. Она не переменила туалета, в котором ездила на свидание со светлейшим. Не до того, должно быть, было ей. Глубокие складки бороздили ее лоб. Какая-то тревожная, пугливая мысль залегла на ее лицо.
В дверь раздался стук.
– Войдите! – крикнула Анна Иоанновна по-немецки.
На пороге стоял Бирон.
Пожалуй, никогда, даже впоследствии, когда этот «конюх» находился на высших ступенях власти, на его лице не играла столь торжествующая улыбка, полная удовлетворенного самолюбия, злорадства, как в этот момент. Взоры его красивых, выразительных глаз впились в скорбно-понурую фигуру сидящей Анны Иоанновны.
– Это – вы… это – ты, Эрнст Иванович? – тихо проговорила она.
– Как видите, ваша светлость…? – ответил Бирон, не трогаясь с места.
– Подойди сюда… поближе… мне надо сказать тебе несколько слов…
Бирон подошел к племяннице великого Петра.
– Вот что, Эрнст Иванович! – заговорила последняя.? – Скоро сюда прибудет принц Мориц Саксонский… Я назначила ему свидание сегодня вечером.
Глубокое изумление засветилось в глазах Бирона.
– Что же вам угодно от меня, ваша светлость? – насмешливо спросил фаворит, которого Анна Иоанновна в этот период времени держала еще «в черном теле».
– Так как мой обер-гофмаршал Петр Михайлович сегодня отсутствует, ибо он отправился к светлейшему, то его обязанности я возлагаю на тебя,? – с трудом ответила Анна Иоанновна.? – Я поручаю тебе встретить и проводить в парадный зал Морица и доложить мне о его прибытии.
Бирон побледнел.
– Ваше высочество, ваша светлость! – дрогнувшим голосом глухо проговорил он.? – Рискуя навлечь на себя ваш гнев, я тем не менее отказываюсь исполнить ваше приказание.
Он ожидал вспышки злости, бешенства со стороны герцогини и был поражен кротким голосом, каким она апатично и спокойно спросила его:
– Почему ты отказываешься, Эрнст Иванович?
– Да потому, что это свыше моих сил! – вырвалось у него бурно.? – Неужели вы полагаете, что здесь,? – Бирон стукнул себя по сердцу,? – что здесь находится не сердце, а камень? Или вы, порфироносицы, твердо убеждены, что любовь, ненависть и ревность составляют исключительно вашу привилегию? А простые смертные, дескать, рабы только? – Бирон преобразился. Как большой и умный актер, он нашел для этого случая особые интонации голоса.? – Я не могу встречать Морица, потому что я глубоко ненавижу его, потому что он грубо оскорбил меня. Ваша светлость! Не забывайте, что тот человек, которому хоть единый раз довелось увидеть солнечный луч, страшится и ненавидит тьму. Видеть торжество другого человека в то время, когда твое собственное сердце обливается кровью из-за одной и той же причины,? – это та пытка, до которой не дошли даже святые отцы инквизиции…
Всю эту тираду Бирон произнес тем гневно-проникновенным голосом, с тем пафосом, который сильно действует на глупых, рыхлых женщин.
– Ах, ты вот о чем…? – печально улыбнулась Анна Иоанновна.? – Только ты неправду говоришь: и у нас, носящих горностай, есть чувство и сердце, Эрнст. Принеси мне вина, мне что-то не по себе.
Бирон послушно вышел.
Тогда герцогиня в отчаянии заломила руки.
– Не иметь права никогда принадлежать себе! – воскликнула она.? – О, этот горностай…
Бирон вернулся с вином.
– Налей! – приказала Анна Иоанновна.
Он налил кубок.
Герцогиня с жадностью выпила мелкими глотками, после чего воскликнула:
– Хорошо!.. Теперь я понимаю, почему у нас на Руси так любят прибегать к сей отраве. Мутится ум, а на душе светло так становится… Да ты, Эрнст Иванович, не волнуйся: сегодняшнее свидание будет последним с ним… с Морицем. Понял?
– Ваша светлость!.. Вы не шутите? – бросился к ногам герцогини Бирон.? – Правда – это?
– Правда.
Бирон стал осыпать поцелуями руки Анны Иоанновны, а она, задумчиво склонив голову, тихо промолвила:
– Да, да, все кончено, мой верный вассал. Ступай, скажи Эльзе Клюгенау, чтобы она пришла помочь мне одеться, а сам ожидай Морица.
* * *
Сильно дрожали руки красавицы Эльзы Клюгенау, когда она помогала герцогине облачаться в ее парадный туалет.
– Ваша светлость, разве вы наденете корону? – удивленно спросила она.