Лебединая песнь

Маклин свирепо усмехнулся:

– Не важно. Достаньте. Потом разожгите костер и дайте мне головню. – Странно, но он до конца не осознавал, что то, о чем он говорит, касается его самого, как будто речь шла о другом человеке. – Головня должна быть раскаленной докрасна, Тедди. Такой, чтобы можно было прижечь обрубок.

– Обрубок? – Уорнер запнулся. Теперь он начинал понимать. – Может, возможно вытащить вас как-нибудь по-другому?

– По-другому нельзя. – Чтобы вырваться из этой ямы, он должен расстаться с рукой. «Назовем ее фунтом мяса», – подумал он. – Вы меня понимаете?

– Да, сэр, – ответил всегда послушный Уорнер.

Маклин отвернулся от света.

Уорнер пополз через край дыры, проломанной в полу командного пункта. Пол вздыбился под углом около тридцати градусов, поэтому ему пришлось карабкаться вверх, через изломанное оборудование, груды камней и тел. Луч фонарика высветил капрала Прадоса, сидевшего напротив треснувшей и покосившейся стены. Лицо его было искажено болью, из бедра, влажно поблескивая, торчала кость. Уорнер продолжал двигаться по тому, что осталось от коридора. В потолке и стенах зияли огромные дыры, на мешанину камней и труб сверху капала вода. Он все еще слышал далекие крики. Он хотел найти кого-нибудь, кто помог бы ему освободить полковника Маклина, потому что без его руководства им всем придет конец. Уорнер с его поврежденной спиной никак не мог влезть в ту дыру, где в ловушке сидел полковник. Нет, ему нужно найти кого-нибудь еще – кого-нибудь, кто оказался бы поменьше его и смог бы проникнуть туда, но достаточно сильного духом, чтобы проделать такую работу. Он стремился попасть на первый уровень, и одному богу было известно, что он мог там увидеть.

Полковник полагался на него, и Уорнер не мог его подвести.

Он выбирал среди обломков, как пробраться наверх, и медленно, с огромным трудом карабкался туда, где слышались крики и стоны.

Глава 15

Священная секира

Роланд Кронингер сидел, съежившись, на вздыбленном полу того, что было кафетерием «Дома Земли», и сквозь вопли и крики прислушивался к мрачному внутреннему голосу, говорившему: «Рыцарь Короля… Рыцарь Короля… Рыцарь Короля… никогда не плачет».

Все было погружено во тьму, только время от времени там, где находилась кухня, вспыхивали языки пламени, выхватывая из тьмы свалившиеся камни, разбитые столы и стулья, раздавленные останки. То тут, то там кто-нибудь шатался в полумраке, как грешник в аду, и дергались искалеченные тела, придавленные массивными валунами, которые пробили потолок.

Сначала, когда погас свет, среди людей, сидевших за столиками, возникло легкое волнение, но тут же включилось аварийное освещение. Потом Роланд оказался на полу, а завтрак – у него на рубашке. Рядом барахтались мать и отец. Вместе с ними завтракали около сорока человек. Некоторые взывали о помощи, но большинство переживали молча. Мать смотрела на Роланда. С ее лица и волос капал апельсиновый сок, и она сказала:

– В следующем году мы поедем на море.

Роланду стало смешно, и отец тоже засмеялся, а потом расхохоталась и мать; на мгновение смех объединил их.

Филу удалось выговорить:

– Слава богу, не я страховал это место! А то мне пришлось бы подать иск к своей собственной…

Внезапно голос его потонул в чудовищном реве и грохоте разламывающейся скалы, потолок вздыбился и бешено задрожал с такой силой, что Роланда отшвырнуло от родителей и бросило на других людей. Груда камней и плит перекрытия рухнула посреди кафетерия, и что-то ударило мальчика по голове.

Сейчас он сидел, поджав колени к подбородку. Он поднял руку к волосам и нащупал запекшуюся кровь. Нижняя губа была разбита и тоже кровоточила, а внутри у него все болело, будто его тело сначала растянули, точно резиновый жгут, а потом сильно сжали. Он не знал, сколько продолжалось землетрясение и как получилось, что он теперь сидел съежившись, а его родители пропали. Ему хотелось плакать. На глазах уже выступили слезы, но Рыцарь Короля никогда не плачет, сказал он себе. Так было написано в его уставе: одно из правил поведения солдата – Рыцарь Короля никогда не плачет, он всегда сохраняет спокойствие.

Что-то хрустнуло у него в кулаке, и он разжал пальцы. Его очки! Левое стекло треснуло, а правое пропало. Роланд помнил, что снимал их, когда лежал под столом, чтобы стереть с них молоко. Он надел их и попытался встать, но ему потребовалось время, чтобы заставить ноги слушаться. Когда он все-таки встал, то ударился головой о просевший потолок, который до этого был по меньшей мере на семь футов выше. Теперь ему пришлось пригибаться, чтобы не наткнуться на провисшие кабели и трубы и торчавшие стержни арматуры.

– Мама! Папа! – позвал он, но среди стонов и криков раненых не услышал ответа.

Разыскивая родителей, Роланд споткнулся о какие-то обломки и наступил на что-то, похожее на мокрую губку. Ему показалось, что эта штука напоминала морскую звезду, зажатую между каменными плитами. Тело ничем даже отдаленно не напоминало человеческое, за исключением окровавленных лохмотьев, оставшихся от рубашки.

Мальчик переступал через тела. Он видел трупы на картинках в отцовских журналах о наемниках, но те трупы были другими. Эти были раздавлены и не имели ни пола, ни других человеческих признаков, кроме изодранной в клочья одежды. Но среди них не было ни его отца, ни матери. Роланд решил, что родители живы и находятся где-то здесь. Он знал, что они живы, и продолжал искать. Он чуть было не провалился в широкую щель, разделившую кафетерий надвое. Когда он заглянул туда, то не увидел дна.

– Мама! Папа! – крикнул он в другую половину кафетерия, но опять не получил ответа.

Роланд стоял на краю щели, дрожа всем телом. Одна часть его «я» сжималась от страха, другая, более глубоко запрятанная, казалось, становилась только сильнее, всплывала на поверхность, вздрагивая не от страха, а от ясного холодного возбуждения. В окружении смерти он остро ощущал биение жизни в своем теле и от этого чувствовал себя одновременно просветленным и опьяненным.

«Я жив, – подумал он. – Я жив».

Внезапно крушение кафетерия в «Доме Земли» представилось ему в другом свете, преобразилось: он находился посреди поля битвы, усеянного мертвыми телами, а вдалеке из горящей неприятельской крепости вырывались языки пламени.

Он держал в руках измятый щит и окровавленный меч, он почти испугался, но все еще стоял и все еще был жив после жестокой сечи. Он привел на это вздыбленное поле легион всадников, а сейчас был один, потому что остался последним живым рыцарем в королевстве.

Один из израненных воинов приподнялся и тронул его за ногу.

– Прошу, – открылся окровавленный рот. – Пожалуйста, помогите…

Роланд заморгал, ошеломленный. Он увидел женщину средних лет, нижнюю часть ее тела зажало между каменными плитами.

– Пожалуйста, помогите мне! – молила она. – Мои ноги… о… Мои ноги…

«Женщинам не полагается быть на поле боя, – подумал Роланд. – О нет!»

Но, поглядев вокруг и вспомнив, где находится, он заставил себя тронуться с места и двинулся прочь от края щели.

Он продолжил поиски, но найти отца и мать не удавалось. Может, их завалило, решил он, или, может, они провалились в расщелину, в этот мрак внизу. Может быть, он видел их тела, но не узнал их.

– Мама! Папа! – завопил он. – Где вы?

Ответа не было, только чьи-то всхлипы и голоса, пронизанные болью.

Сквозь дым блеснул свет и попал на его лицо.

– Эй, – сказал кто-то, – как тебя зовут?

– Роланд, – ответил он. Какая же у него фамилия? Несколько секунд он не мог вспомнить. Потом добавил: – Роланд Кронингер.

– Мне нужна твоя помощь, Роланд, – сказал человек с фонариком. – Ты в состоянии ходить?

Роланд кивнул.

– Полковник Маклин попал в ловушку внизу, в пункте управления. В том, что от него осталось, – поправился Тедди Уорнер.

Он был согнут, как горбун, и опирался на кусок стальной арматуры, который использовал вместо трости. Часть проходов оказалась полностью перекрыта каменными плитами, другие вздыбились под немыслимыми углами или были разделены зияющими расщелинами. Стоны и плач, мольбы к Богу эхом разносились по всему «Дому Земли». Некоторые стены, там, где тела расплющили ходившие ходуном скалы, были забрызганы кровью. Капитан нашел в развалинах с полдюжины более или менее здоровых гражданских, и только двое из них, старик и девочка, не обезумели, но у старика было сломано запястье и оттуда торчала кость, а маленькая девочка ни за что не хотела покинуть место, где пропал ее отец. Поэтому Уорнер продолжал искать в кафетерии того, кто мог бы помочь ему, к тому же решил, что на кухне может обнаружиться нужный выбор ножей.

Сейчас Уорнер светил в лицо Роланду. Лоб мальчика был ободран, взгляд расфокусирован, но в целом он, казалось, избежал серьезных травм. Лицо подростка было бледно и в пыли, а темно-синяя рубашка разорвана, и через дыры виднелись ссадины на желтоватой тощей груди.

«Не ахти, – решил Уорнер, – но сгодится».

– Где твои родители? – спросил Уорнер, и Роланд помотал головой. – Хорошо, слушай меня. Мы разбиты. Вся страна разбита. Я не знаю, сколько тут погибло, но мы живы, и полковник Маклин тоже. Но пока мы просто остались в живых, а нам надо еще навести порядок, насколько это удастся, и помочь полковнику. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Думаю, да, – ответил Роланд.

«Разбиты, – подумал он. Его мысли путались. – Через несколько минут, – решил мальчик, – я проснусь в своей постели в Аризоне».