– Кажется, он свое дело знает.
– Это верно. Он также кажется сведущим в делах… как это он выразился… «чернофлажного братства»… Интересно.
– Что именно?
– Несколько лет назад – в девяносто третьем или около того – мне довелось разрешать в суде дело человека, обвиненного в пиратстве. Дело запомнилось мне особо, потому что он был образованным человеком, в прошлом лесоторговцем, которого разорили кредиторы. Его жена и двое детей умерли во время эпидемии чумы. Словом, он казался человеком совсем не такого склада, чтобы вдруг заняться пиратским ремеслом. И вот, помнится, он называл своих… э-э… сотоварищей «чернофлажным братством». Прежде я никогда не слышал этого термина.
Вудворд посмотрел на небо, прикидывая, как скоро плотные серые тучи прольются очередным дождем.
– И я ни разу не слышал его с тех самых пор вплоть до момента, когда его употребил Пейн. – Он вновь обратил взор на дорогу перед ними. – Сам термин явно подразумевает уважительное отношение, а в немалой степени и гордость. Как будто один из членов этого сообщества отзывается о других.
– Вы предполагаете, что Пейн…
– Я ничего не предполагаю, – прервал его Вудворд. – Я лишь сказал, что нахожу это интересным, только и всего. – Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть свою позицию по данному вопросу, а затем добавил уже небрежным тоном: – Но я буду не прочь узнать побольше о прошлом мистера Пейна. Просто ради интереса, разумеется.
– А что случилось с тем лесоторговцем?
– Бывшим лесоторговцем, – поправил судья. – Он не просто занимался пиратством, но и совершал убийства в открытом море. И он был несомненно виновен, какие бы обстоятельства ни сопутствовали его моральному падению. Мне было жаль его заблудшую душу, но у меня не было другого выбора, кроме как приговорить его к повешению. И его повесили.
– Я как раз собирался спросить ваше мнение о гостях за вчерашним ужином, – сказал Мэтью. – Возьмем школьного учителя Джонстона. Что вы скажете о его напудренном лице?
– В последнее время это стало модой в Европе, но и в колониях я уже изредка такое видел. Впрочем, у меня есть и другое объяснение его внешнему виду.
– Какое же?
– Он учился в Оксфорде, верно? В колледже Всех Душ. Так вот, этот колледж пользовался репутацией места, где собираются молодые щеголи и игроки, более склонные ко всяким сомнительного рода забавам, нежели к духовному просветлению. А средоточием этих забавников в колледже Всех Душ было общество под названием «Клуб адского пламени». Это очень древнее и закрытое общество было доступно лишь для тех немногих, кто происходил из богатых семейств и отличался дурными наклонностями. У членов этого клуба был обычай посыпать лица белым пеплом наутро после их непристойных пирушек.
Он быстро взглянул на Мэтью, а затем вновь сосредоточил внимание на дороге.
– По всей видимости, они придавали этому какое-то странное псевдорелигиозное значение. Словно стирали следы греха со своих лиц или вроде того. К сожалению, они не могли обсыпать пеплом и свои сердца. Но, возможно, Джонстон просто следит за европейской модой и пытается ей подражать, хотя мне невдомек, зачем кому-либо нужно заниматься такими вещами в этой Богом забытой глуши.
Мэтью ничего не ответил, но в эту минуту он вспоминал, как в том же захудалом трактире судья настаивал, чтобы они вышли к ужину при полном параде.
– И все же это очень странно, – продолжил рассуждать Вудворд. – Если Джонстон был членом «Клуба адского пламени» – я отнюдь не утверждаю, что он им был, хотя определенные указания на этот счет есть, – зачем ему придерживаться клубных обычаев спустя годы после того, как он покинул Оксфорд? К примеру, в бытность студентом я частенько носил малиновый сюртук с зелеными кисточками на рукавах, но мне и в голову бы не пришло надеть нечто подобное в наши дни. – Он покачал головой. – Нет, скорее всего, этот Джонстон просто гонится за европейской модой. Я очень сомневаюсь, что он ходит напудренным среди бела дня, а для вечерних застолий это еще куда ни шло.
– Похоже, он не обделен умом, – сказал Мэтью. – Хотелось бы знать, почему преподаватель с оксфордским образованием согласился приехать в поселение вроде Фаунт-Ройала. Казалось бы, ему должна быть по душе жизнь в более цивилизованных условиях.
– Верно. С другой стороны, почему каждый из них согласился жить в Фаунт-Ройале? Беря шире, почему вообще кто-либо, будучи в здравом уме, соглашается поселяться в далеких дремучих краях вроде этого? Однако они приезжают и поселяются, в противном случае сейчас не было бы ни Нью-Йорка, ни Бостона, ни Филадельфии, ни Чарльз-Тауна. Возьмем, к примеру, доктора Шилдса. Что побудило его отказаться от, вероятно, обширной и благополучной практики в городе ради мучений и тягот фронтира? Может, Бидвелл платит ему кучу денег? Или он сделал это из чувства профессионального долга? Или здесь нечто совсем другое?
Вудворд вновь поднял взгляд к небу и задержал его на ястребе, который описывал неторопливые, плавные круги под самым пологом туч, видимо высматривая на земле жертву – кролика или белку.
– Доктор Шилдс показался мне глубоко несчастным человеком, – продолжил судья, прочистив горло, которое слегка побаливало с самого утра (посему он решил по возвращении прополоскать его солевым раствором). – И он пытается утопить свои печали в роме и вине. А тут еще высокая смертность в Фаунт-Ройале, которая усугубляет его меланхолию. В общем… остается только надеяться, что доктор не слишком закладывает за воротник при исполнении своих профессиональных обязанностей.
Он снова поглядел на ястреба в вышине, который как раз в эту минуту прервал свой плавный полет и резко спикировал на добычу, и судья подумал о смерти, всегда готовой настигнуть любого из нас в этом мире смятений и катаклизмов.
За этой мыслью последовала другая, также связанная со смертью: перед его мысленным взором возникли маленькие пальцы, вцепившиеся в железное изголовье кровати. Костяшки пальцев – таких изящных, таких хрупких – побелели от этой судорожной хватки.
Вудворд крепко зажмурил глаза и вновь почти как наяву расслышал те звуки. Почти. Слышать их было невыносимо, даже на таком удалении во времени и пространстве. Из густых зарослей слева донесся пронзительный, торжествующий клекот ястреба и короткий визг какой-то мелкой зверушки.
– Сэр?
Вудворд открыл глаза. На него с беспокойством смотрел Мэтью.
– Вы в порядке, сэр?
– Да, – сказал Вудворд. – Должно быть, слегка устал, но это пройдет.
– Я могу взять вожжи, если хотите.
– В этом нет нужды. – Вудворд подхлестнул лошадей, дабы показать, что все под его контролем. – Ехать пассажиром для меня не менее утомительно. Одно хорошо: на сей раз мы хотя бы знаем, что Фаунт-Ройал уже недалеко.
– Да, сэр, – ответил Мэтью.
Чуть погодя он выудил из кармана бриджей золотую монету и начал ее разглядывать, положив на ладонь.
– Я сказал неправду мистеру Пейну, – признался он. – Насчет этой монеты. По словам Шоукомба, он нашел ее на трупе индейца… но при этом он считал, что где-то поблизости рыщет испанский шпион, который подстрекает индейцев к мятежу, одаривая их золотом.
– Что? Выходит, он ничего не говорил о пиратском кладе?
– Нет, сэр. Я это выдумал, потому что вчера за ужином обратил внимание на то, как курит Пейн. Вместо трубки он использует скрученные табачные листья, которые именуют «сигарами». Это…
– Это испанский обычай, да, – кивнул Вудворд, сужая глаза, по каковому признаку Мэтью догадался, что он заинтригован полученной информацией. – Хм… Да, теперь я понимаю причину твоей выдумки. Среди знакомых мне англичан лишь очень немногие курят таким способом. Я тоже это отметил прошлым вечером, но не счел нужным задавать вопросы. И все же не мешало бы выяснить, где и когда Пейн усвоил эту привычку.
– Именно так, сэр. Помимо того, Шоукомб предположил, что шпион может быть англичанином. По крайней мере, с виду. Но тогда шпионом может оказаться любой из жителей Фаунт-Ройала.
– Очень любопытно. Но какую цель может преследовать подобный шпион? Ах да, конечно же! – продолжил он, отвечая на собственный вопрос. – Докладывать испанцам о положении дел в Фаунт-Ройале. Который в будущем, увы, рискует быть переименованным в Блажь Бидвелла. Но какая роль во всем этом отведена индейцам, подкупаемым испанским золотом?
Мэтью ранее уже задавался этим вопросом, и ему кое-что пришло в голову. И сейчас он, как всегда в таких случаях, не замедлил высказать свое мнение.
– По задумке Бидвелла, Фаунт-Ройал среди прочего должен стать укрепленным форпостом для наблюдения за испанской Флоридой. Хотя не исключено, что испанцы сейчас намного ближе к нам, чем собственно Флорида.
– Ты хочешь сказать, что они могут быть расквартированы в индейских селениях?
Мэтью кивнул:
– Возможно, лишь небольшой экспедиционный отряд. А если и не в самих селениях, то достаточно близко, чтобы подарками переманивать индейцев на свою сторону.
Эта мысль так потрясла Вудворда, что он машинально натянул вожжи, и лошади почти остановились.
– Боже мой! – простонал он. – Если это правда, если в этом есть хоть малая толика правды, нам следует поскорее предупредить Бидвелла! Если испанцы сумеют натравить на Фаунт-Ройал краснокожих, они легко сотрут с лица земли все поселение!
– Все верно, сэр, однако, мне кажется, нам пока не стоит тревожить мистера Бидвелла по этому поводу.
– Почему? Разве ему не следует это знать?
– Несомненно, следует, – спокойно согласился Мэтью. – Но сейчас мы с вами лишь строим догадки. И пусть они до поры таковыми останутся, пока мы не найдем хоть какие-то доказательства.
– Ты не считаешь монету достаточным доказательством?