Дурная кровь

В глубине души Страйк усомнился в правдивости этих заявлений. Полворт с его страстью к приключениям и риску никогда не придавал значения комфортному существованию. Впрочем, Страйк не хотел вникать в эти дела, у него хватало своих проблем; он поднял стакан в надежде отвлечь Полворта от политики:

– За тебя, братан, и чтоб не последний раз.

– Будем здоровы, – откликнулся Полворт. – Как мыслишь, у «Арсенала» есть шансы? Хотя бы отборочные пройдет?

Страйк только пожал плечами: подтверди он, что его лондонский клуб имеет все шансы выйти в финал Лиги чемпионов, разговор непременно вернулся бы на рельсы корнуолльского патриотизма.

– У тебя-то как на личном фронте? – Полворт решил зайти с другого боку.

– Никак, – ответил Страйк.

Полворт ухмыльнулся:

– Джоани спит и видит, чтоб ты сошелся со своей напарницей. С этой… Робин.

– Ну-ну, – сказал Страйк.

– Сама мне доложила – я на прошлых выходных к ним заходил. «Скайбокс» им настраивал.

– Они мне не рассказывали, что это твоих рук дело, – отметил Страйк и снова поднял пивной стакан за Полворта. – Молодец, братан, давай за тебя.

Если он хотел уклониться от темы, ему это не удалось.

– В один голос твердили. И она, и Тед, – продолжил Полворт, – оба ставят на Робин.

Страйк промолчал, но Полворт решил его дожать:

– И никаких подвижек?

– Никаких, – сказал Страйк.

– Это почему же? – Полворт опять нахмурился; мало того что Страйк не поддерживал тему независимости Корнуолла, так он еще отказывался признать очевидное и желаемое. – Девушка видная. В газете фото ее было. Пусть не такая краля, как Миледи Змеюко. – Этим прозвищем он когда-то наградил бывшую невесту Страйка. – Но зато вменяемая, безо всяких там закидонов, правильно я говорю, Диди?

Страйк хохотнул.

– И Люси ее привечает, – не унимался Полворт. – Говорит, из вас идеальная пара выйдет.

– Когда, интересно, вы с Люси успели обсудить мою личную жизнь? – Страйк немного напрягся.

– Да с месяц назад, – ответил Полворт. – Она мальцов своих на выходные привозила, и мы их всех на барбекю позвали.

Страйк молча тянул пиво.

– Все говорят: вы нормально контачите, – добавил Полворт, сверля глазами друга.

– Наверное.

Вопросительно вздернув брови, Полворт застыл в ожидании.

– Но я не допущу, чтобы бизнес пошел псу под хвост, – вырвалось у Страйка. – Не могу ставить под удар агентство.

– И это правильно, – сказал Полворт. – Но помечтать-то не вредно, да?

Повисла короткая пауза. Страйк намеренно отводил взгляд от темноволосой женщины и ее подруги, которые определенно перемывали ему кости.

– Возможно, бывали моменты, – признал он, – когда мне и самому лезли в голову такие мысли. Но у нее затягивается достаточно холерный развод, а мы с ней и так половину жизни проводим вместе, и она меня вполне устраивает – как деловой партнер.

Если бы не их давняя дружба, не перепалка насчет политики и не день рождения Полворта, неужели он не высказался бы начистоту по поводу этого спектакля с допросом? Каждый женатый мужик стремится заманить других в ту же ловушку, даже если сам являет собой полную антирекламу брака и семьи. Взять хотя бы супругов Полворт: вся их жизнь, насколько можно судить, протекала в состоянии вражды. Страйк своими ушами слышал, что Пенни, говоря о муже, чаще называет его не по имени, а «этот придурок», тогда как сам Полворт в кругу друзей охотно расписывал уловки, которые давали ему возможность потакать собственным интересам и прихотям в пику, а то и в ущерб супруге. Казалось, и мужу, и жене всегда неуютно в смешанной компании: в тех редких случаях, когда Страйк бывал у них в гостях, там происходила естественная сегрегация: женщины тусовались в одной части дома, мужчины – в другой.

– А если Робин захочет детей, что тогда? – спросил Полворт.

– Это вряд ли, – сказал Страйк. – Она слишком любит свою работу.

– Все они так говорят, – небрежно бросил Полворт. – Ей годков сколько?

– На десять лет моложе нас с тобой.

– Скоро захочет родить, – с уверенностью заявил Полворт. – Все они одинаковы. Тем более что им торопиться надо. Часы-то тикают.

– Ну, со мной такой номер не пройдет. Я младенцев не люблю. И не хочу. А с возрастом все больше убеждаюсь, что жениться мне противопоказано.

– Дак да, братан, я тоже так думал, – сказал Полворт. – Но со временем допер, в чем суть. Я ведь тебе рассказывал, как это произошло? Как я в конце концов сделал предложение Пенни?

– Не припоминаю, – ответил Страйк.

– И эту байду про Толстого не рассказывал? – Полворту не верилось в такое упущение.

Страйк собрался хлебнуть еще пива, но от изумления даже опустил стакан. С раннего детства Полворт, наделенный цепким умом, презирал любые виды знания, которые не приносили немедленной практической выгоды, и не держал в руках никаких печатных изданий, кроме технических инструкций. Ошибочно истолковав удивление друга, Полворт объяснил:

– Толстой. Писатель такой был.

– Ага, – сказал Страйк. – Вот спасибо. И каким боком Толстой?…

– Я ж тебе рассказываю, ты меня слушаешь или нет? Мы с Пенни тогда разбежались во второй раз. Она мне все кишки вывернула насчет помолвки, а я эту помолвку в гробу видал. Короче, сижу как-то в баре, рассказываю дружбану моему, Крису, что, мол, задолбала уже, кольцо требует… да ты его знаешь, Криса. Здоровенный такой, шепелявый. Ты его видал на крестинах Розвин. В общем, рядом за стойкой сидит мужик в возрасте, хлыщ такой, пиджак у него вельветовый, волосы уложены, и реально меня бесит, потому как в открытую подслушивает, ну я его и спрашиваю, чего, мол, тут вынюхиваешь, а он смотрит на меня в упор и говорит: «Да, как нести груз и делать что-нибудь руками можно только тогда, когда груз увязан на спину, – а это женитьба. И это я почувствовал, женившись. У меня вдруг опростались руки. Но без женитьбы тащить за собой этот груз – руки будут так полны, что ничего нельзя делать. Посмотри Мазанкова, Крупова. Они погубили свои карьеры из-за женщин». Ну, я и подумал, что Мазанков и Крупов – дружбаны его. И на кой черт, спрашиваю, мне про них знать? А он такой: да это я, дескать, писателя одного цитирую, Толстого. Слово за слово, разговорились, и вот что я тебе скажу, Диди: в моей жизни это был момент истины. Как будто лампочка вспыхнула. – Полворт ткнул пальцем в воздух над своей лысеющей головой. – Он мне многое тогда открыл. Мужскую судьбу. И вот он я: ищу, где бы перепихнуться в четверг вечером, потом в одиночку тащусь домой, поиздержался, на душе гадостно; прикидываю, сколько ушло на баб, на всю эту мороку, и захочется ли мне к сорока годам в одиночестве порнуху смотреть, а сам думаю: зри в корень. Ведь есть же причина жениться. А кого я найду лучше Пенни? Сколько можно с девками в барах трепаться про всякую фигню? Мы с Пенни друг к дружке притерпелись. Бывает ведь и хуже. Она и на личико миленькая. И все тридцать три удовольствия дома ждать будут, разве не так?

– Жаль, она сейчас этого не слышит, – заметил Страйк. – Влюбилась бы в тебя по новой.

– Пожал я руку тому хлыщу, – продолжал Полворт, не замечая сарказма. – Попросил его записать мне название книжки и прочее. Вышел из бара, схватил такси – и прямиком к Пенни домой, стал в дверь молотить, разбудил ее. Она страсть как обозлилась. Решила, что напился и за неимением лучшего к ней на ночь приехал. А я такой: ах ты, корова сонная, да я потому приехал, что жениться на тебе хочу. А книжка вот как называлась, – закончил Полворт, – «Анна Каренина». – Он залпом допил пиво. – Мутотень.

Страйк рассмеялся.

Полворт громко рыгнул и посмотрел на часы. Он знал толк в репликах под занавес и долгие прощания любил примерно так же, как русскую литературу.

– Я пошел, Диди, – сказал он, слезая с барного стула. – Если вернусь до полдвенадцатого, мне на день рожденья подарочек сделают, причем французский… вот, собственно, в чем суть. В этом, братан, вся суть.

Усмехаясь, Страйк пожал ему руку. Полворт передал привет Джоан, напомнил Страйку, чтобы тот позвонил, когда вновь окажется в родных краях, протиснулся к дверям и скрылся из виду.

2