Девочка и смерть

Утешение было слабым. Лорейн сразу вспомнила бессонные ночи в пансионате, когда ее крики мешали спать другим. Ей также мерещились эти рубиновые глаза. Они преследовали ее повсюду. Если монстр увязался за ней следом, то соседкам по комнате крупно повезло, что ее быстро отселили в «отдельные апартаменты». Они бы тоже забыли покой, увидь такого визитера.

– Ты приходил ко мне и раньше? – пробормотала она. – В школу?

– Нет. Я не могу покидать особняк.

– Но как же лес? – Лорейн чувствовала себя наивным ребенком, засыпающим авторитетного взрослого бесчисленными вопросами об устройстве мира. В каком-то смысле, это было правдой. Создание, отчего-то настроенное к ней лояльно, было связующей нитью между Лорейн и миром отца, миром его сказок, преданий и суеверий.

– Вам крупно повезло, моя госпожа, ведь вы были предельно близки к границе, которую мне нельзя пересекать. За ней я не смог бы вам помочь…

– Ладно, – перебила она, входя в азарт, – но почему ты не можешь выходить за эту границу? Это как-то связано с моим отцом? Кем было то существо? Откуда оно здесь взялось? Что с ним случилось потом? Куда делось его тело? Полиция ничего не нашла…

Лорейн показалось, что монстр смеется, но она по-прежнему не была уверена, что слышит его голос по-настоящему, а не у себя в голове, оттого она могла ошибаться. Ей и самой в пору было смеяться над ситуацией – вот она сидит и среди ночи беззаботно, почти по-приятельски болтает с воплощением своих детских кошмаров. И ничуть его не боится. Ведь, благодаря недавнему горькому опыту, Лорейн поняла, что красноглазый – вовсе не тот, кого ей стоит опасаться. Есть другие. И даже не имея отцовских познаний обо всех этих невероятных вещах, девочка ощущала огромную разницу между двумя монстрами. Тот, кто убил Тайлера, был хищным зверем – им двигал лишь голод, вперед его вел слепой поводок инстинктов. У твари не было сознания в привычном понимании. А ее красноглазый друг имел нечто общее с человеком. Как минимум, он мог разговаривать и не торопился вонзить свои клыки в глотку Лорейн. На поляне она видела их демонстрацию, не менее жутких, чем у его соперника, так что была осведомлена о такой возможности, если ему вдруг надоест вести с ней светские беседы.

– Не все сразу, – осадил Лорейн монстр. – Вам слишком многое предстоит узнать, так что осваивать материал придется постепенно. Отрадно, что вы готовы приступить к обучению.

– К обучению? – оторопело повторила она.

– Да, моя леди. Вы унаследовали не только этот дом и свой амулет, но и обязанности, которые выполняли ваши предки, – важно пояснил красноглазый. – Все они, начиная с Абрахама Ван Хельсинга, были охотниками, хранителями мира людей от таких как… я, – закончил он не без удовольствия.

Лорейн аж на месте подпрыгнула от возбуждения. Она и думать забыла о своей печальной участи, сразу обратившись в слух. Ведь она слышала про Ван Хельсинга – краем уха от девочек в пансионате, жарко обсуждавших недавно прочитанный роман. Тогда она считала все это пусть интересным, но художественным вымыслом. Ей и в голову не могло прийти, что все это имеет отношение к ней. Выходит, если Ван Хельсинг был ее далеким предком, то существо, томившееся в подвале их дома, должно было быть никем иным, как…

– Так ты Дракула? – озвучила Лорейн свои догадки.

Монстр фыркнул совсем по-людски.

– Не хочется вас разочаровывать, моя госпожа, но нет, – сказал он почти обиженно. – Первые охотники давно уничтожили его, не без помощи моих собратьев. Некоторые из нас были не меньше заинтересованы в мирном сосуществовании, чем люди, а то и больше.

– Тогда кто же ты?

– Часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо? – откликнулся ночной гость, и Лорейн снова померещилась насмешка в его загадочных словах. – Не имеет значения. Вы можете звать меня Эйден.

– Странное имя, – хмыкнула Лорейн, – но ты тоже вампир? Или это называется как-то еще? И ты пьешь кровь? Где ты находишь жертв, если не можешь покидать особняк? Почему ты помогаешь охотникам, если они, выходят, твои враги? Сколько тебе лет? Ты боишься солнца? Ты отражаешься в зеркалах? А что насчет чеснока, осины, серебра? Ты…

– Довольно, леди, – пресек бесконечный поток вопросов монстр. – Я думаю, что для начала вам стоит ознакомиться с записями отца. Я сохранил их для вас. Но делать это лучше на ясную голову. Вам пойдет на пользу крепкий сон.

И у Лорейн правда начали слипаться глаза. Мысли замедлялись, но за одну из них она цеплялась осознанно: это создание, кем бы оно ни было, солгало ей. Все-таки оно имело над ней власть, могло проникать в разум. Тогда, в подвале, оно загипнотизировало девочку, надоумив ее снять заклятие с саркофага. Делало это и сейчас – приказывая пасть в объятия Морфея. Сопротивляться было невозможно.

Она зевнула и сползла по подушкам, устраиваясь поудобнее. Впервые за долгое время ей было так же спокойно, как в далеком детстве, когда были живы родители; когда отец читал ей сказки, а мать пела свои волшебные колыбельные. Лорейн была в безопасности.

– Ничего не бойтесь, маленькая госпожа, – заверил Эйден, но она не понимала, слышит ли его снаружи или все же в своей голове, – засыпайте, я никому не позволю вас потревожить.

– Расскажи мне еще что-нибудь, – попросила Лорейн.

– Ладно, – сдался монстр. – Не сказку, но историю о ваших предках: о том, как на самом деле Абрахаму ван Хельсингу удалось одолеть могущественного Дракулу; о сыне Абрахама, овладевшем оккультным мастерством; о вашей бабушке – храбрейшей из охотниц; о вашем отце, избравшем знания, а не силу…

Лорейн так и не услышала ни одну из историй, в мгновение убаюканная мягким, обволакивающим голосом Эйден. Проснувшись на рассвете, она, конечно же, не нашла его рядом, однако под подушкой ее ждал сюрприз – подтверждение того, что она не придумала визит монстра и разговор с ним. Толстая записная книжка, исписанная от корки до корки, несомненно, принадлежала отцу. На форзаце было выведено:

Милая моя, Лорейн. Надеюсь, ты никогда не прочтешь этих строк. Но если он передал тебе мои записи, значит, я мертв, а тебе предстоит заступить на свою службу. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить это бремя, поделюсь всем, что знаю и знал. Эйден поможет тебе. Он скорее умрет, чем позволит хоть волосу упасть с твоей головы. Ничего не бойся. Будь храброй.

Безумно любящий тебя папа.

Лорейн долго сидела в зыбких утренних сумерках, прижимая книжку к груди, пока глаза не заболели от продолжительных слез. Приказав себе собраться и скорее начать свое знакомство с миром неизведанного, она сбегала умыться, расчесала волосы и даже надела свежую одежду. В животе урчало, и она с неудовольствием подумала, что ей придется извиниться перед дворецким, когда он принесет завтрак. Слова отца вдохнули в нее силу и уверенность. Она не имела права ослушаться его наказа быть храброй.

Но в этот день Лорейн так и не приступила к своему обучению. Услышав крик в другом конце дома, она была вынуждена хорошо спрятать блокнот и покинуть свою крепость уединения. Спустившись в холл, она столкнулась с бригадой медиков и взволнованной горничной, от которой и узнала, что ночью тетя Присцилла пыталась покончить с собой.

Глава четвертая.

К вечеру того дня шум и обилие посторонних в особняке постепенно сошли на нет. В нем снова воцарилась прежняя печальная тишина, свойственная всем старым домам, повидавшим в достатке трагедий человеческих жизней.

Тетю Присциллу успели спасти, но, по настоянию врачей, ее поместили в клинику для пациентов с душевными расстройствами. Она нуждалась в постоянном присмотре и профессиональном уходе, ведь из-за передозировки снотворного чуть не потеряла зрение. Сбоили и другие системы в ее организме. Женщина почти не могла ходить, не разговаривала ни с кем, кроме Майлза. Уцелевший сын последовал за матерью – дядя Клиффорд арендовал ему квартиру недалеко от больницы. К тому же оттуда было удобнее добираться до Лондона, в пригороде которого базировался футбольный клуб Майлза.

Он не поступил в колледж, да и не сильно к тому стремился. Парень не проявлял также должного усердия к спортивным тренировкам, потому смог устроиться на работу лишь помощником. В его обязанности входили поддержание порядка в раздевалках, учет инвентаря, стирка полотенец и формы других членов команды. Должно быть, это его страшно злило, но, изредка наведываясь домой, он не заводил об этом речь из чистого упрямства. Он сам это выбрал. Некому было его осудить.

После того, как тетя Присцилла и Майлз покинули особняк, для Лорейн наступили по-настоящему славные времена. Она наконец-то была предоставлена сама себе. Дядя Клиффорд, погрузившийся в мрачную меланхолию, целыми днями пил, сидя у телевизора. К началу осени он спохватился, что девочке нужно где-то учиться, но не хотел особенно утруждать себя поисками, потому с сентября Лорейн зачислили в обычную школу в ближайшем городке, куда ей предстояло добираться самостоятельно. За лето она искренне полюбила пешие прогулки, и почти час в дороге не стал для нее основательным затруднением.

Так пролетел еще год, наверное, лучший год в жизни Лорейн. В новой школе ее неожиданно тепло приняли, у нее даже появилась подруга – славная девушка Холли Риз, да и родственники больше не пытались превратить жизнь Лорейн в ад. Она могла учиться, читать, гулять по окрестностям и спокойно изучать записи отца.

Дядя Клиффорд совсем не обращал на Лорейн внимания, больше занятый попытками смириться с утратой сына, психическим недугом жены и маячившим на горизонте неотвратимым банкротством. Он не винил Лорейн в случившемся, лишь иногда, предложив разделить с ним прием пищи, прогулку к озеру или поездку в город, умолкал и надолго задерживал на ней взгляд, выражение которого оставалось для Лорейн неясным. Это происходило лишь в редкие моменты, когда он не был чертовски пьян, а большую часть времени он едва держался на ногах. В осунувшемся, постаревшем на целую жизнь человеке, словно снова вспыхивала искра сознания, тень прежней живости, но тут же безвозвратно гасла. Он был лишь отголоском себя самого, бледной копией, выгоревшей на солнце репродукцией. Впрочем, для пьющего человека Клиффорд оказался на удивление мирным. Приняв на душу, он просто уходил в свою комнату, откуда до утра раздавались звуки бесконечных телепередач и зарубежных фильмов.

Майлз в свои приезды все же доставлял Лорейн неудобства, но к ее огромному везению был слишком занят работой и уходом за матерью, чтобы слишком часто ездить к ним в глушь. Он не мог отказать себе в удовольствии оскорбить или унизить кузину, напомнить ей о ее положении в семье и не последней роли в трагической гибели Тайлера. Поначалу Лорейн пыталась огрызаться и отвечать, но после того, как кузен вывернул ей руку, чуть не сломав запястье, избрала другую тактику. Она стойко выслушивала все гадости, потоком лившиеся изо рта кузена, подражая блистательному примеру невозмутимости Кристофера. У него было чему поучиться.

Теперь они с дворецким ладили куда лучше, хотя и он, к сожалению, не мог защитить Лорейн от нападок Майлза. Вмешательство кого-то со стороны лишь раззадорило бы его стремление донимать кузину. Не мог помочь и Эйден. Лорейн неоднократно жаловалась ручному монстру на мерзкое поведение брата, но он был непреклонен: Майлз один из Редгрейвов. Эйден не имел права вредить тем, в чьих жилах текла кровь его первого хозяина. Пусть ему и безумно хотелось этого.

Это условие вызывало у Лорейн сильные сомнения: зачем тогда отец, а то был именно он, запер Эйдена в подвале на долгие годы? До Джеральда монстр спокойно разгуливал по дому и, судя по его рассказам, сопровождал членов семьи в некоторых поездках. Он все же мог покидать особняк, но только с позволения хозяев, исполняя роль их телохранителя во время самых опасных вылазок. Бабушка Лорейн, имевшая славу блистательной охотницы, сражалась с ордами жутких тварей плечом к плечу с Эйденом. А ее отец брал вампира даже в Новый Свет, отправившись туда обмениваться опытом с местными коллегами. Да, были и другие – старые семьи, хранители мира и знаний. В Великобритании, в Европе и за океаном. Все они поддерживали связь. Лорейн еще предстояло быть введенной в их тайное общество по достижению совершеннолетия. Казалось, что до него еще целая вечность. Ей было всего шестнадцать, и она только делала первые шаги на этом пути. Трудные шаги.

Голова пухла от попыток усвоить огромные объемы информации. Отец подошел к своим записям очень дотошно, он боялся упустить малейшую деталь. Лорейн приходилось по тысяче раз перечитывать одни и те же страницы. К ее удивлению и ужасу, мир населяло бесчисленное множество разных созданий. Одних только видов вампиров, вопреки сформировавшемуся предубеждению, существовало огромное множество. Высшие и низшие; натурально и искусственно созданные (в свою очередь делящиеся на обращенных, проклятых и далее по списку…), древние; чужаки. Лорейн с особым интересом изучала именно подразделы существующих носферату, все силясь определить куда-нибудь Эйдена. Спрашивать напрямую было бессмысленно – монстр отличался особенной скрытностью. Он без восторга отвечал на глупые вопросы Лорейн, а когда она пыталась узнать что-то о нем самом, всегда принимался увиливать. Она давно его не боялась, но все же благоразумно принимала некоторые навязанные им правила и не препиралась.

Например, он приходил только ночью, избегая попасть на глаза кому-нибудь из домочадцев, и запрещал включать свет. Он объяснил это тем, что в прошлый раз, когда Лорейн имела счастье лицезреть его облик, она свалилась в обморок и поседела. И пусть ее психика окрепла с годами, с нее хватит одних только красных глаз, клыков и размытой, словно начертанной черной тушью, фигуры. Жаль, ведь детали его внешности могли дать Лорейн хоть какую-то подсказку.

После школы Лорейн шла в городскую библиотеку и просиживала там допоздна, выискивая информацию, которая могла пролить свет на множественные загадки. Не только о ее ночном визитере, но и других созданиях, таящихся во тьме. Теперь она понимала жаркий интерес отца к фольклору и любым суевериям. Пользу имели любые свидетельства столкновений людей с неизведанным. Лорейн выписывала все в тетрадь, чтобы дополнить отцовскую коллекцию знаний, и, возможно, когда-нибудь передать ее следующему Редгрейву. Она, конечно, сомневалась, что будет кто-то после нее.

Зачем создавать семью и заводить детей, обрекая их жить в вечном страхе и учиться охотиться? Быть отрезанными от обычных людей, не имеющих представления обо всех этих безумных вещах. Ван Хельсинг, его сын, бабушка Лорейн и даже Джеральд были жестокими сумасшедшими, раз осмелились продолжить род. Лорейн претило понятие долга. Ни под каким благовидным предлогом она не желала кому-то той жизни, которую унаследовала. Она предпочла бы поставить точку.

Эти мысли всегда наводили на нее тоску, и сейчас им вторил унылый дождь, забарабанивший в стекла. Лорейн оторвалась от чтения и глянула за окно библиотеки. Она так увлеклась, что не заметила, как проторчала здесь до глубокой темноты. Часы показывали начало десятого. Странно, что ее не выгнали. Скорее всего, подслеповатый старичок-библиотекарь проглядел девчонку, забившуюся в самую дальнюю часть зала.

Сама виновата, что не следила за временем, – пожурила она себя.

Последний автобус, шедший до ближайшей к дому развилки, уже давно уехал. Теперь придется идти пешком в потемках, под усилившимся к ночи дождем. До особняка она доберется с ног до головы в грязи из-под колес проезжих мимо автомобилей. Ее путь пролегал по обочине шоссе, а дальше по разбитой дороге, в непогоду превращавшейся в одну непроходимую колею с серой водой. Лорейн уже проворачивала это, также засидевшись допоздна. В других обстоятельствах она бы получила удовольствие от прогулки, но сегодня у нее не было с собой ни зонта, ни дождевика, ни хоть какого-то оружия.

В этих местах не водилось опасной нечисти, а низший вампир, прикончивший Тайлера, приблудился сюда случайно. Куда большую угрозу представляли люди. Как-то раз Лорейн едва отбилась от неприятного водителя, настойчиво предлагавшего «милой крошке» сесть в его жуткую колымагу. В такие моменты, как тогда и сейчас, она жалела, что ее ручной монстр заперт в особняке. Лорейн без сомнения позволила бы ему преступить границу, чтобы прийти к ней на помощь. Ей не помешала бы его защита. Но она догадывалась, какой суеверный страх испытали бы жители городка, явись за ней огромная красноглазая тень. Обличье Эйдена не годилось для выхода в люди.

Лорейн быстро покидала вещи в сумку, запахнула легкую курточку и выбежала на улицу. Для конца августа вечер выдался нетипично холодным, будто уже давно наступила глубокая осень. Мостовая блестела в желтом свете редких фонарей. Всего за пару минут Лорейн успела изрядно промокнуть. И очень кстати приметила машину Клиффорда на противоположном конце улицы.

Она напряглась: скорее всего, что-то случилось. Дядя не приехал бы за ней просто так. Как минимум, он редко бывал достаточно трезв, чтобы сесть за руль, не подвергая себя риску попасть в аварию. Что-то с тетей Присциллой? Лорейн позабыла старые обиды и прониклась к бедной женщине сочувствием, какой бы вздорной и эксцентричной та не была, судьба ее сложилась крайне печально.

Лорейн забралась на заднее сидение и, отряхиваясь от воды, собиралась с силами, чтобы задать вопрос. Но, когда она подняла глаза на водителя, необходимость что-то спрашивать отпала сама собой. Место дяди занимал Кристофер.

– Дядя в порядке? – на всякий случай все же уточнила она. Пока Лорейн беспокоилась о Клиффорде, ей меньше хотелось обругать дворецкого за навязчивую заботу. И пусть Лорейн была благодарна, она боялась общественного мнения – что станут говорить люди, а особенно учителя и одноклассники, заметив несовершеннолетнюю особу в обществе взрослого мужчины, что не являлся ее родственником? Слухи разлетятся быстрее, чем Лорейн успеет оправдаться и объяснить, что Кристофер просто работает на их семью.