Девочка и смерть

– Лорейн, Тайлер, нам надо поговорить наедине, – сдавленным голосом попросил дядя, но Тайлер не послушался, так и оставшись сидеть за столом. Лорейн тихонько встала и выскользнула сквозь открытые двери столовой на улицу.

Она не учла, что в этом же направлении ушел Майлз, и, конечно, наткнулась на него в саду. Он стоял, прислонившись к стене дома, и курил. Рука с сигаретой, которую он нервно подносил ко рту, заметно дрожала. Лорейн собиралась улизнуть, дабы не нарываться на конфликт, но брат ее заметил.

– Что уставилась? – рявкнул парень, – с возвращением, кстати, сестрица. Ну что, теплый прием тебе тут оказали?

Он оттолкнулся от стены и сделал шаг к девочке, вынуждая ее отступить. Он и раньше был крупным, но занятия спортом добавили к его внушительному росту еще и целую гору мышц. И эта гора сейчас угрожающе надвигалась на Лорейн.

– А хочешь правду, сестрица? – понизив голос, заговорил Майлз, – зачем тебя забрали из той крысиной норы? Почему мама с папой теперь так с тобой носятся? Сколько тебе сейчас? Шестнадцать? Вот почему: они рассчитывают выдать тебя замуж за какого-нибудь богатого олуха, чтобы разом решить все наши финансовые проблемы.

– Это так не работает, – неуверенно возразила Лорейн, – мы не в девятнадцатом веке.

– Ну, конечно, – хмыкнул кузен, – но разве ты бросишь в беде милых дядюшку с тетушкой, если они будут к тебе добры? И своих кузенов, конечно. Я, кстати, тоже могу быть очень милым. Показать?

Девочка не знала, что ответить, но на помощь ей подоспел Тайлер.

– Майло, – сердито сказал он, – опять дымишь? А спортсменам разве можно?

– Иди нахер, – огрызнулся Майлз. Он гневно швырнул сигарету себе под ноги и затушил носком ботинка.

– Так что, сестричка, не воображай себе лишнего, – бросил он, уходя, – никому ты тут даром не сдалась.

– Придурок, – вздохнул Тайлер, проводив брата осуждающим взглядом. Парень подобрал окурок, оставленный Майлзом, и засунул его поглубже в каменную вазу с цветами. Какое-то время он стоял молча, а после снял очки и протер линзы краем пиджака. Лорейн догадалась, что он ищет чем бы занять себя, чтобы хоть немного отвлечься от неловкости между ними. У нее не было и малейших представлений, о чем им вообще можно поговорить, но и трусливое бегство отчего-то казалось неправильным. Вероятно, ей все-таки стоило придумать предлог и уйти, тем более она уже начинала замерзать в вычурном платье, которое на нее напялила тетя.

Лорейн зябко обняла себя за плечи, и это не укрылось от внимания кузена. К огромному ее удивлению, Майлз вдруг стянул свой пиджак и протянул ей. Опасливо, как протягивают угощение дикому зверю, который может ответить агрессией и укусить.

– Спасибо, – сдалась девочка. Ей раньше никогда не доводилось носить мужские вещи. В этой ее взрослой, самостоятельной жизни. Когда она была маленькой и они с отцом гуляли в лесу, собирая цветы и травы, он иногда надевал на нее свою огромную куртку. Но то была вещь отца, а это противного Майлза. И все же она была теплой. И непривычно пахла мужским парфюмом.

– Извини за эту некрасивую сцену, – вздохнул Майлз, – и за брата. Ему, наверное, на тренировках остатки мозгов вышибли. Он стал просто невыносимым.

– А раньше не был? – вырвалось у Лорейн. Кузен не обиделся, а внезапно одарил ее ласковой, дружелюбной улыбкой.

– Раньше еще хуже, – признал он, – да и я… за это тоже извини. Мы были ужасными. Но это в прошлом. Мир?

Теперь была очередь Лорейн недоверчиво таращиться на протянутую ладонь. Минуту поборовшись с собой, она все же приняла предложенный мир.

– Ты стала такой хорошенькой, – как бы невзначай заметил Майлз, – да всегда была. Даже когда этот идиот остриг тебе волосы.

Этот комментарий девочке ужасно не понравился. Не сами слова, а то, как они были сказаны.

Лорейн уже начинала скучать по своей крошечной келье в пансионе. В школе она была предоставлена сама себе; другие девочки ее избегали, да и учителя не испытывали особого рвения общаться с ученицей, не проявлявшей особого интереса к дисциплинам, по их мнению, необходимым для приличной девушки. Лорейн не давались ни шитье, ни вязание, ни готовка. Она грезила о книгах, но коллекция школьной библиотеки была очень скудной и включала лишь некий прожиточный минимум. Администрация школы не заметила, что миновали те темные времена, когда женщине преступно было быть умной. Они ценили кротость и уступчивость. Из некстати открытого рта могли раздаться крамольные слова. А немногочисленные ученицы, что имели возможность доставать разные вещи, еду и книги, предпочитали бульварное чтиво и глупые романчики о любви. Лорейн не могла попросить их о помощи.

Пансионат был обителью скуки и тишины. А в изуродованном родном доме Лорейн приходилось играть в прятки. Она избегала дворецкого, избегала и кузенов. Майлз был груб и смотрел на нее, как на мусор, а Тайлер, напротив, подозрительно любезен. Девочке в новинку было слышать комплименты и добрые слова, так что они загоняли ее в тупик. К счастью, хотя бы тетя про нее позабыла, полностью погрузившись в заботу о мальчиках, впрочем, слишком взрослых, чтобы в том нуждаться. Они отмахивались от матери, порхающей вокруг, как от назойливой мухи.

Однако, от Тайлера нашлась кое-какая практическая польза – он привез с собой учебники и щедро поделился с девочкой, припомнив, что когда-то она любила читать. Завладев книгами, Лорейн тут же убралась от него подальше. Целыми днями она искала по дому укромные уголки, забиваясь то в нишу за портьерой, то в углублении подле нелепой позолоченной статуи Венеры, то в пространство под лестницей. И везде она попадалась кому-то из домочадцев. Утомившись от бесплодных попыток найти укрытие в доме, Лорейн решила отправиться на поиски одиночества в окрестностях дома, а заодно избежать очередного кошмарного семейного ужина. Стояла поздняя весна, но погода была сырой и холодной. Вряд ли кто-то из Редгрейвов вспыхнет энтузиазмом составить ей компанию, рассудила она.

У выхода в сад Лорейн все-таки столкнулась с дворецким. От его привычки появляться из ниоткуда в самых неожиданных местах девочке становилось жутко. Родственники были вздорными, но безобидными, они могли утомить ее неловкими разговорами и сценами, но не более того. А от дворецкого за версту веяло опасностью. Его высокая фигура, затянутая в черный костюм, угнетала одним своим присутствием, а темные глаза казались какими-то звериными. Они совершенно не сочетались с его вежливой, сдержанной манерой в общении. В них таилась буря.

– Ну что еще? – не выдержала Лорейн, – разве вам нечем заняться?

– У вас найдется для меня поручения, мисс? – невозмутимо откликнулся мужчина.

– Нет, – сдалась девочка. Она тут же пожурила себя за грубое поведение в отношении человека, в сущности, не сделавшего ей ничего плохого. Вероятно, корнями ее неприязнь и желание демонизировать мужчину росли в далекое детство. Но это для отца мир был населен разными мистическими созданиями и жуткими тварями, иные из которых разгуливали в человеческом обличье. Лорейн больше не верила в его старые сказки. Она повзрослела. Она хотела быть нормальной. Не хотела умереть, как он, в стальных тисках своего безумия.

А как, кстати, он умер? Девочка вдруг поняла, что так и не узнала подробностей. В тот год она была слишком мала, чтобы спрашивать о подробностях кончины отца, а теперь не находила эту тему подходящей для бесед с родственниками, перемирие с которыми было слишком шатким.

Убегая от себя, от этих вопросов, от чувства вины за некрасивый выпад, Лорейн вышла на террасу, с которой открывался отличный вид на озеро, отливающее серебром в свете только взошедшей луны, и далекий лес, чернеющий на вершине соседнего холма. Девочка не слышала шагов, но уловила движение воздуха. Дворецкий последовал за ней.

– Собираетесь на прогулку? – светским тоном осведомился он, – на ночь глядя?

– Мне не требуется разрешение, – буркнула Лорейн, надувшись. Она стиснула книгу, испытывая непреодолимое желание швырнуть ее в лицо мужчине, чтобы раз и навсегда поставить точку в этом споре. Да, она невоспитанная маленькая дрянь. Но она не собиралась жить в романе Агаты Кристи, не просила родню нанимать дворецкого. Он их игрушка – пусть дядя с тетей и забавляются с ним сами. Отец дворецких и прислуги не держал. Ухаживать за домом и дочерью ему помогала лишь единственная старушка, приходившая из соседней деревни.

– Нет, – подтвердил Кристофер, – но уже слишком поздно, чтобы идти в лес.

– С чего бы это!? – возмутилась Лорейн. Больше всего ее раздражали снисходительный тон и спокойствие мужчины в ответ на все ее провокации. – Я знаю эти места, как свои пять пальцев. Я гуляла в этом лесу еще ребенком.

– За время вашего отсутствия многое изменилось, – после небольшой паузы выдал дворецкий, – и этот лес тоже.

– Серьезно? – удивилась девочка и даже соизволила обернуться, чтобы гневно посмотреть собеседнику в лицо, – и что там такое? Вурдалаки? Оборотни? Гоблины? Фэйри утащат меня в свое царство? Избавьте меня от этого. Я вдоволь наслушалась подобной чепухи от отца. Суеверия не довели его до добра. Но я знаю, чего там точно нет. Людей. Я хочу отдохнуть от людей. Ясно?

– Ночь не так темна, как человек, – задумчиво сказал мужчина, и Лорейн легко догадалась, что это цитата, хотя и не знала откуда.

– Вот именно, – зло подытожила она. На этом дворецкий наконец-то оставил ее в покое, вероятно, разочаровавшись, что собеседница не смогла поддержать затеянную им интеллектуальную игру.

Не только хамка, но еще и необразованная дуреха, – с горечью вынесла себе приговор Лорейн. Но у нее было оправдание – последние десять лет она была отрезана от мира, от знаний, от любых возможностей их получить. Ее разум томился в тюрьме тех обшарпанных стен, при мысли о которых сердце все равно сжимали тиски ностальгии. Воспитанниц школы не учили ловко отвечать цитатой на цитату, им преподавали уроки покорности, занимавшие куда больше места в учебной программе, чем базовые школьные предметы. Покорность – вот, что это было, все эти занятия для благопристойных барышень. Покорность своей участи. Отбыть срок в этой темнице и перекочевать в другую – замужества. Лорейн вынужденно согласилась с Майлзом, хотя все в ней противилось этому. Тетя и дядя с трепетом обсуждали только будущее близнецов – их учебу, карьерные возможности, ведь у них и правда было будущее. У племянницы нет. Пройдет несколько лет и ее пристроят замуж, постаравшись сделать это с максимальной выгодой для себя. Никто не станет содержать бесполезную девчонку после совершеннолетия, не потратит и лишнего фунта. А ведь это и ее дом тоже. Ее наследство. Но родственники все решили по-своему.

Лорейн так рассердилась, думая об этом, что, заслышав позади шаги, утратила способность сдерживать бурливший в ней гнев. Она встала, утопая по колено во влажной траве, развернулась и крикнула:

– Оставьте меня в покое!

– Оу, – молвил Тайлер, а это оказался именно он, – прошу прощения, но…

– Что «но»? – девочка чуть растеряла свой запал, но все еще была порядочно взбудоражена. Ее гнев таял по мере того, как взгляд скользил по фигуре кузена и тому, что он принес в руках – свернутый плед и очаровательную в своей старомодности керосиновую лампу. И где он только умудрился отыскать ее в доме, где все вещи Присцилла заменила новыми, нефункциональными и бездушными? Как только это старье уцелело? Это была отцовская лампа.

– Тише-тише, – примирительно сказал Тайлер, – вижу, ты не в духе. Я заметил, что ты уходишь и хотел дать тебе это, вдруг понадобится.

Он смущенно умолк.

– Ну и… предложить свою компанию, все-таки идти ночью в лес одной – такая себе затея, – добавил он тихо.

– Прости, – вздохнула Лорейн, – я приняла тебя за… другого. Ладно. Пойдем.

Ей стало так стыдно, что она просто не имела права его прогнать.

– Опять Майлз тебя задирал? Ну, я ему точно вмажу, как домой вернусь, – ворчливо сказал Тайлер, поморщившись. Он покорно пошел рядом, впрочем, соблюдая некоторую дистанцию, за что девочка была ему особенно благодарна.

– Нет, – покачала головой она.

– А кто?