Любовница бури

Ночью начался дождь. Поль расценила это погодное явление, как настоящий подарок судьбы, потому что долго ворочалась и не могла уснуть. Она снова вышла на балкон и подставила лицо и ладони прохладным каплям, не беспокоясь о том, что тонкая батистовая рубашка намокнет и прилипнет к телу, порочно очеркивая все его контуры. Она уже давно не боялась наготы, но одна только мысль об этом пустила по позвоночнику неприятный импульс, заставивший девушку обнять себя за плечи.

Нежный весенний дождь легко обернулся новым кошмаром – воспоминанием о ледяных струях, беспристрастно скользящих по измученным голодом скелетам, уже мало напоминающим людей, жмущимся к стенам, друг к другу; лишь бы хоть немного сохранить ускользающее тепло. В те мгновения казалось, что от отсутствия пищи и солнечного света кожа превратилась в папиросную бумагу, которую легко может содрать жестокое прикосновение студеной воды. Воды, сдирающей не кожу, но частички души, как огрубевшие мозоли, вырывающей воспоминания, осколки целостности крушащейся личности. Воды, которая была такой желанной в темных застенках, где можно было продать родную мать хотя бы за одну драгоценную каплю; но в итоге оказавшейся такой жестокой.

Поль отдернула руки от дождевых капель и спряталась под козырек. Ей стало зябко, захотелось вернуться в теплую постель, замотаться с головой в одеяло и не выглядывать оттуда как минимум месяц. Но, к несчастью, простыни были влажными от пота и хранили в себе осколки душных тяжелых кошмаров.

Был, впрочем, способ покинуть весь этот замкнутый круг – коробочка с пилюлями на дне чемодана, рядом с тщательно завернутым в белье револьвером. Но сделать это, означало пасть духом. Все-таки пасть духом. А она привыкла быть сильной девочкой. Вопреки всему. И если однажды смогла пройти через ад и сохранить себя, то теперь, не могла позволить себе подобной трусости, уже будучи в раю, пусть и отравленном горькими ошметками прошлого.

Тот маститый психиатр в Женеве был прав: всего лишь нужно время. Немного больше времени. Намного больше времени.

Поль вернулась в комнату и села на краешек постели. Ее взгляд невольно скользнул по лицу спящего на диване Рудольфа, и она испытала укол вины и грустной беспомощной нежности.

Милый Рудольф! Какой еще мужчина стал бы так носиться с ней, ее кошмарами и призраками прошлого? Какой мужчина согласился бы спустя уже три месяца после свадьбы по-прежнему спать раздельно, потому что она «еще не готова»? Если будет когда-нибудь вообще готова. Если сможет пересилить отвращение и страх, которые в ней вызывают человеческие прикосновения. Или дело было не в этом?

Поль откинулась на подушки, брезгливо оттолкнув все еще мокрое одеяло, и прикрыла глаза, надеясь на маленькую возможность провалиться в глубокий сон без сновидений. Тело было истощено долгой дорогой, сменой климата, путешествием и новыми впечатлениями, но беспокойный разум никак не соглашался позволить ему заслуженный отдых. Впрочем, Поль все-таки задремала. И снились ей не кошмары. Ей снился Фалих.

Было лето, в городе стояла жуткая жара, но для двух детей, выросших в пустыне температура была более, чем комфортной. Они сидели на той самой набережной Сены, где река раздваивается, огибая острова, и открывается отличный вид на причудливые шпили и башни Нотр-Дама. Между друзьями прямо на каменном парапете стояла бутылка дешевого лимонада, и они пили из нее по очереди.

Это был первый день, который они провели порознь и теперь наконец-то снова встретились, потому что оба оказались в разных учебных заведениях вольными слушателями – Фалих в школе искусств, Поль в маленьком и не очень престижном медицинском колледже. Они наперебой делились впечатлениями, которых было так много, словно за время разлуки каждый из них пережил как минимум одну человеческую жизнь.

– Я познакомился с отличными ребятами, – говорил Фалих и Поль почувствовала едкий укол ревности, – я хотел бы представить тебя им… Этот парень, Паскаль, он такой общительный, хочет стать писателем. Рассказывал, что встречался с Генри Миллером и даже показывал свои наброски самой Гертруде Стайн… и ей понравилось…

– Я не понимаю, о ком ты говоришь, – тихо и обиженно вздохнула Поль. Тогда сияющие темные глаза Фалиха погасли, он разволновался и схватил девушку за руку. В те времена она еще не избегала тактильных контактов, а с лучшим другом они и вовсе привыкли постоянно притрагиваться друг к другу. Это было чем-то вроде привычки. – Я же не такая образованная, как ты, – добавила девушка совсем мрачно.

– Ну что ты! – воскликнул Фалих, – прости… я не хотел, чтобы ты себя так чувствовала. Ты самый важный для меня человек.

Между ними не было ничего, даже отдаленно напоминавшего любовь. Они скорее были названными братом и сестрой, хотя Поль догадывалась, что в одно время парень испытывал к ней романтические чувства, со временем поменявшие свое направление и ставшие крепкой привязанностью. Они были семьей. Тогда.

– Ты тоже, – прошептала Поль и снова проснулась вся в слезах. Она чуть не вскрикнула, потому что в комнате уже было светло, а над ней склонился Рудольф, уже одетый и нацепивший свои смешные круглые очки. Девушка отползла подальше от него на кровати и забилась в угол.

– Милая, ты в порядке? – взволнованно спросил он. Поль вытерла слезы тыльной стороной ладони и села, кутаясь в одеяло от легкого утреннего холодка.

– Да, – сказала она, – просто грустный сон.

Весь день они гуляли по городу, наслаждаясь теплым весенним днем. Впрочем, по сравнению с Люцерном, здесь скорее царило лето, настолько высокой была температура, не смотря на то, что был только апрель. Остыть от жары и передохнуть они заходили в прохладные и почти пустынные музеи, пили вино и свежевыжатый апельсиновый сок в маленьких домашних ресторанчиках.

Рудольф даже сделал несколько снимков на дорогой японский фотоаппарат, который приобрел накануне поездки. Поль не любила фотографироваться, но терпела, чтобы лишний раз не задевать чувства мужчины. Она натянуто улыбалась и думала о том, что пора бы избавиться от привычки прятать свое лицо. Она другой человек, ей больше не нужно скрываться. Но как отделаться от того, к чему привыкал за десятилетия в такой короткий срок?

В детстве, окруженная похотливыми и довольно грубыми арабами, она заматывала все свое тело в ткань, большое внимание уделяя маскировке лица. Так у нее было меньше шансов привлекать к себе любопытные взгляды. Со временем, осознав, что ее фигура выглядит скорее мальчишеской, Поль избавилась от необходимости сооружать многослойные конструкции из тряпок и просто прикидывалась парнем. Она коротко стригла волосы, носила просторные шаровары из грубой ткани и рубаху на манер тех, что выбирали для себя местные юноши, а на пояс вешала короткий кривой тесак, стащенный из антикварной лавки старика Гловача.

Первое время в Париже, она продолжала прикидываться парнем, впрочем, уже с большим трудом утягивая подросшую грудь. Иногда даже наклеивала себе бутафорские усики, веселившие Фалиха до слез. Но выбора не было – женщин принципиально предпочитали не брать выбранный ей медицинский колледж, если они не были богаты или благородны. Конечно, у безродной девчонки из Алжира была только одна возможность затесаться в ряды студентов или хотя бы вольных посетителей и она не могла позволить себе упустить этот шанс.

В сопротивлении она носила короткое каре, но часто прятала волосы под париками. За те несколько лет, невидимого существования и подпольной деятельности, она отлично научилась превращаться и заметать следы, играть с образами и личностями. Это часто спасало жизнь.

Потом… потом было лучше не попадаться на глаза надзирателям, но эту миссию она провалила. И Поль запрещала себе думать и вспоминать об этом.

Теперь же она свободная и счастливая женщина, с длинными волосами, в легком ситцевом платье и американских туфлях на маленьком каблуке. Она могла спокойно и гордо шествовать рядом со своим мужчиной по улицам древнего города. Наконец-то не пряча лицо, не пытаясь надевать на себя маски… Но, кажется, эта самая женщина – ухоженная, скрывающая косметикой и специально для того отпущенными волосами старые шрамы, смотревшая на нее в зеркало, была лишь очередной маской. Очередной ролью, с которой она справлялась из рук вон плохо. Вокруг был прекрасный город, цветущий сад и доброжелательные люди, но внутри она носила склизкий и холодный кусочек того ада, который просто нельзя было оставить за чертой прошлого.

Ад, который всегда с тобой.

Рудольф забылся и попытался взять Поль за руку, но она шлепнула его по пальцам. Он не обижался, оправдывая ее поведение старыми травмами. Он вообще был слишком идеальным, хорошим и заботливым. Не смотря на все ее капризы, долгие мрачные взгляды и постоянную привычку шарахаться от прикосновений, ближе к вечеру, мужчина наградил ее сытным ужином в довольно дорогом ресторане.

Они вернулись в отель ближе к ночи и вчерашний портье, заулыбался, при виде своих постояльцев, словно они были старыми знакомыми.

– Сеньор, – радостно сказал он, подлетая к Рудольфу, – в знак извинения за вчерашние неудобства администрация приняла решение выделить вам лучшую комнату. Пойдемте, я помогу вам перенести вещи…

Рудольф был крайне вежливым и достаточно стеснительным человеком. На его лице мгновенно написалось жуткое смущение и явное нежелание менять номер, к которому он уже успел привыкнуть, но умение говорить «нет» не входило в его сильные стороны. Он покорно поплелся за бодрым портье, когда тот вдруг остановился и кивнул Поль.

– Сеньора! Вам письмо, – он взглядом указал на конверт, лежащий на стойке. Поль не нужно было даже задавать лишних вопросов, чтобы узнать от кого она получила послание. Дождавшись, когда Рудольф и портье поднимутся по лестнице, ведущей к лифту, она торопливо схватила конверт и заглянула внутрь. Внутри было короткое письмо, написанное мелким, аккуратным почерком.

«Дорогая кузина! Бабушка Стефания передает тебе привет и интересуется, не хочешь ли ты нанести визит пожилой родственнице. В последнее время она чувствует себя не важно, но все-таки прибыла в Рим, в надежде на аудиенцию с тобой. Хочу верить, что ты найдешь для старушки немного времени в своем плотном графике. Бабушка также хотела бы поделиться с тобой новостями об одном нашем общем знакомом, с которым вы любили играть в детстве. Помнишь его? Рыжий скверный мальчишка. Позвони мне или напиши! С любовью, твоя сестрица Сара».

Поль растерзала конверт на мелкие кусочки и выбежала на улицу. Она присела за крайний столик в небольшом патио, принадлежавшем отелю, и подожгла обрывки в пепельнице. Затем закурила трясущимися руками и затянулась густым, едким дымом.

Почему, черт возьми, он просто не может оставить ее в покое?

У нее и так из рук вон плохо выходили попытки отстроить простую человеческую жизнь. Без всех этих запутанных шпионских ребусов, писем от несуществующих родственников, анаграмм и головоломок. Она приехала в Рим, чтобы отдохнуть душой и телом, а не ввязываться снова в какую-то безумную переделку, рискующую привести девушку обратно в застенки гестапо или в тюрьму.

Конечно, она лукавила.

Первую весточку от Паскаля она получила полтора месяца назад, когда они с Рудольфом только планировали отложенное из-за работы мужчины свадебное путешествие. Сообщение было еще более коротким, чем предыдущее. Одно слово – Италия. И Поль, хоть и растерзала как обычно конспираторское письмо, но несколько недель надоедала Рудольфу, что всегда мечтала побывать на родине мировой культуры и искусства, посмотреть Рим, Венецию и Флоренцию, погреться на солнышке в Неаполе и на Сицилии. К счастью, ее новоиспеченный супруг был достаточно хорошо обеспечен для послевоенного времени и легко мог исполнить любую прихоть любимой женушки.

«Рыжий, скверный мальчишка» – усмехнулась девушка и с теплотой подумала о том, что манера изъясняться Паскаля всегда вызывала у нее улыбку.

Значит, вот на чей след мужчине удалось напасть. А она почему-то была уверена, что рыжий мальчишка уже давным-давно покоится в Земле. Как и тот, другой… Которого она хотела отыскать куда сильнее.

Девушка невольно встрепенулась, потому что к ней спешил официант. Толи он забеспокоился, что дама уйдет, не дождавшись возможности сделать заказ; толи заметил маленький пожар, все еще полыхавший в пепельнице. Поль собиралась уже вернуться в отель, когда уперлась взглядом в широкую спину мужчины на другом конце патио. Она попятилась и облокотилась о стену, чтобы сохранить равновесие.

Темные густые кудри с теперь уже частой сединой, куда более длинные, чем раньше. Массивные плечи и длинные руки, затянутые в черное пальто. Изящные пальцы, сжимающие сигарету над переполненной пепельницей. И кольцо. Да, она могла ошибиться и увидеть призрака прошлого в незнакомом человеке. Но, черт возьми, это массивное серебряное кольцо с фамильным гербом могло принадлежать только ему. Или кому-то из его родственников, ведь только их семья имела право носить эту символику. Кольцо, шрам от которого, навсегда останется на ее теле.

– Сеньора? – обеспокоенно протянул официант совсем рядом с девушкой, и она чуть не вскрикнула от неожиданности. Сердце бешено стучало, и его скорбный набат заполнял голову.

Нужно было пошевелиться и бежать, вернуться в номер, сказать Рудольфу, что ей не понравилось в Риме и она хотела бы скорее продолжить путешествие дальше, погреть косточки на побережье, вернуться обратно домой в Люцерн, да хоть сбежать на другой конец света… Но она стояла, словно жена Лота, чувствуя, как холодеют конечности, превращая ее в живое каменное изваяние.

Как назло, мужчина с проклятым перстнем на пальце, словно почувствовал ее взгляд, и обернулся, вцепившись в Поль внимательными, темными, как сама бездна, глазами. И хищно улыбнулся.

Глава третья.

Поль взлетела вверх по лестнице со скоростью штормового ветра. Она совсем не подумала о том, что Рудольф уже мог унести все вещи из номера на новое место, но на свою огромную удачу, встретила его в коридоре. Девушка вырвала из пальцев мужа ручку своего чемодана, бросила его на пол и стала неистово вытряхивать наружу все содержимое, ничуть не беспокоясь о том, что может испортить или повредить какие-то вещи. И, конечно, случайно порвала чулок, и зацепила о застежку чемодана жемчужную нитку, которая рассыпалась на отдельные бусины, резво раскатившиеся в разные стороны по ковру.

Все это было не важно.

Рудольф отшатнулся в ужасе, увидев в руках у девушки револьвер. Поль хаотичным движением проверила наличие патронов в барабане и уже бежала вниз, прежде чем мужчина успел что-то сказать или попытаться ей помешать. Она выскочила в патио и чуть не сбила с ног официанта.

Его не было.

Черт возьми!

Он пропал, исчез, растворился; уполз обратно в ту тьму, из которой явился сюда. Или ей и вовсе почудилось? Да, это похоже на правду. В последнее время у нее знатно расшатались нервы. Во всем виноват француз с его шпионскими играми. С его грубым и наглым вторжением в ее новую жизнь.