Любовница бури

– Что это?! – пробормотала она, – бомбежка? Слышишь что-нибудь?

Поль покачала головой и нащупала в темноте теплую и влажную ладонь девушки, переплела ее пальцы со своими. Вместе не так страшно.

Они двинулись обратно к дырке в стене и перед тем, как погрузиться в душный спертый воздух барака, Поль зачем-то бросила последний взгляд назад, на освещенный фонарями обеспокоенно шнырявших немцев административный блок. У дверей стоял Монстр, и словно смотрел именно на нее, сквозь темноту и разделявшее их расстояние. Смотрел, прямо ей в душу.

И Поль не нужно было читать его мысли, чтобы догадаться, что он сразу связал случившийся перебой в энергоснабжении с пробуждавшимися мистическими силами девушки. Поль и сама не сомневалась, что вызвала это… каким-то образом. Было страшно. И азартно одновременно.

Глава десятая.

Фреджене, апрель 1959г.

Француз не явился до ужина, и Поль оставалось только догадываться какие дела могли задержать его в поселке. С одной стороны девушка уже успела почувствовать первые тревожные звоночки беспокойства за старого друга, с другой – радовалась, что сомнительной радости факт знакомства бывшего сопротивленца и нациста откладывался еще на некоторое время. Да и Рудольф в отсутствии бородача немного расслабился и перестал бросать на Поль недоверчивые многозначительные взгляды.

В целом он был достаточно общительным и открытым человеком и легко находил общий язык с незнакомцами; с Лоренцо у них оказалось много тем для разговоров, и смуглый итальянец явно произвел на банкира куда лучшее впечатление, чем француз. Когда Поль спустилась к ужину, Рудольф и хозяин дома были увлечены беседой, а Шварц молча наблюдал за ними, потягивая золотистую жидкость из красивого бокала. Он оживился только при появлении девушки.

По характерному аромату дыма и солода, витавшему в воздухе, Поль легко догадалась, что за столом среди напитков преобладал виски. И хотя служанка предложила гостье принести графин домашнего вина, Поль выбрала для себя более терпкий мужской напиток. Она жизненно нуждалась в более крепком алкоголе в этот вечер, словно именно таков был рецепт мифического непенфа.

Лоренцо резко поднялся, чтобы галантно усадить Поль за стол и она вежливо поблагодарила его за учтивый жест. Ей досталось самое выгодное место – отсюда открывался вид на последние розовые всполохи садящегося в море солнца и далекие огни населенного пункта. Пляж был пустынным и темным, волны усилились и с тихим шепотом, едва различимым отсюда, разбивались о берег.

В темнеющем небе чертила белую полосу удалявшаяся фигурка самолета и Поль пришлось заставить себя прогнать мысли о том, что на его борту могли оказаться Вольф и француз, опрометчиво бросившийся в погоню за ускользнувшим бывшим нацистом. Даже не потрудившись предупредить коллегу по сопротивлению. Фактически, бросив ее на растерзание воспылавшего ревностью мужа и неизвестно что задумавшего Шварца.

Впрочем, по его многозначительным взглядам, брошенным в сторону Поль, намерения его были вполне однозначными, что заставляло девушку нервно ерзать на стуле и давиться изысканными блюдами, не испытывая их вкуса, отравленного привкусом смущения и злости.

Наивный Рудольф уже успел изрядно захмелеть и, расслабившись от отсутствия Паскаля, даже не обращал внимания на то, как Рихард беззастенчиво раздевал его жену глазами. Швейцарец увлеченно рассказывал Лоренцо, что собирался скопить денег, чтобы приобрести у одного коллекционера маленькую картину Якоба Йорданса. Конечно, типичный бюргер предпочитал близкую ему по духу фламандскую живопись, более легкую и реалистичную, понятную и простую. Поль неоднократно слышала от Рудольфа его восторженные речи о подобном искусстве; но не могла поддержать его, не являясь настоящим ценителем.

После войны она попыталась наверстать отсутствие у себя должного образования, а заодно, словно, хоть отчасти прожить жизнь, о которой мечтал Фалих. Конечно, у нее не было и тени таланта к живописи и глупо было даже пытаться. Но Поль много читала о художниках, особенно о тех, которым когда-то отдавал предпочтение ее погибший друг. Непостижимо, но он умудрился научиться разбираться в искусстве еще во времена жизни в Алжире, каким-то чудом находя информацию в любом случайном источнике.

Как же он раздражал своей болтовней не сильно общительного Гловача! Старик в такие моменты предпочитал запереть темнокожего парня в чулане, лишь бы только не отвечать на его бесконечные вопросы. У поляка в лавке на продаже были какие-то картины, раздобытые им в Европе, но особой ценности они не имели. А для восторженного Фалиха они были намного лучше драгоценностей или икон, он мог часами разглядывать грубые мазки краски на поблекших от времени холстах.

Лоренцо не без гордости делился с Рудольфом историей о том, как кем-то из его пращуров в коллекцию была приобретена работа Тициана, в результате подаренная им скромному музею маленького городка, где прошло детство художника. Поль с трудом подавляла зевоту от затянувшейся беседы, когда хозяин дома вдруг опомнился и решил включить в разговор не разделявших его участников ужина.

– А вы, Полин? – обратился он к девушке, – какую предпочитаете живопись?

Поль растерялась: для того, чтобы не упасть в грязь лицом, отвечая на подобный вопрос, необходимо было приложить много усилий и как следует напрячь память. Все имена художников, почерпнутые ей во время жалких попыток самообразования, разом слились в одну общую неразличимую кашу, пока из этого месива не начал медленно проступать один-единственный ясный образ.

Портрет рыжеволосой женщины, за спиной которой были солнечные часы… Что-то знакомое…

Ты говорила, что тебе нравится Данте Габриэль Россетти. Помнишь, как я показывал его картины тебе?

Поль словно ударило током, она метнула полный праведного гнева взгляд на Шварца. Все-таки он знал слишком большое количество способов незаметно пробраться в чужое сознание, хотя сейчас, нужно было отдать ему должное, сделал это максимально мягко. Эта подсказка была унизительной. Поль разозлилась от осознания, что это самодовольное чудовище хотело думать, что сделало ее такой, какая она есть; вложило вкус и даже пыталось навязать ей предпочтения в живописи.

– Отто Дикс, – злобно буркнула девушка имя и фамилию, которые наконец-то смогла вспомнить самостоятельно. Конечно, сложно было сказать, что ей нравились его жуткие картины, но они были созвучны ее воспоминаниям о войне и тем, как она ее ощущала. Рудольф в ответ на эту реплику изумленно округлил глаза, а Лоренцо кивнул с понимающим видом, – Мне нравятся картины Отто Дикса.

– Да, его работы так… актуальны для нашего поколения, – нашелся итальянец, – а вам, Тео?

Теперь Поль изо всех сил старалась не смотреть в сторону Шварца, хотя и без этого была уверена в том, что он улыбается своей фирменной маньяческой улыбкой. Его всегда крайне забавляла и в какой-то степени даже умиляла своенравность девушки, особенно желание отстаивать свою правоту.

– Я не большой любитель искусства, – самодовольно начал Рихард, – но если бы понадобилось чем-то украсить гостиную, предпочел бы Гойю позднего периода. «Сатурн, пожирающий своего сына» – отлично бы смотрелся над камином.

Ага, еще кресла из человеческой кожи и люстра из черепов, – фыркнула про себя Поль раздраженно. Ей было отвратительно то, как Монстр легко совместил приятное с полезным: продемонстрировал свою эрудицию, образование и извращенные предпочтения разом. Но высказывание Шварца только ее оставило равнодушным, захмелевший Рудольф рассмеялся, а Лоренцо одобрительно хмыкнул.

– Ну и чувство юмора у вас, доктор, – протянул швейцарец и осушил еще один стакан виски.

Бедняга банкир был довольно уязвим перед действием алкоголя, потому что практически не употреблял спиртных напитков. Слишком сильно его беспокоило состояние собственного здоровья, на котором не лучшим образом сказывались любые вредные привычки. С курением Поль он смирился с огромным трудом.

– Дружище, – Лоренцо заметил состояние швейцарца и похлопал Рудольфа по плечу, – вам бы уже пора отправиться в постель. Проводить вас?

Рудольф шумно выбрался из-за стола, загрохотав посудой и чуть не опрокинув на себя столовые приборы, и, пошатываясь, выпрямился. Он смотрел в сторону Поль мутным, ничего не выражающим взглядом.

– Ты идешь? – спросил он с надеждой. Поль хотела согласиться, но ее опередил Лоренцо.

– Нет, я не позволю вашей прекрасной жене так быстро лишить нас своего приятного общества, – сказал он, и приобняв Рудольфа за плечи, повел его к лестнице на второй этаж. Рудольф засопротивлялся, остановился и вперился глазами в Шварца.

– Теодор! – окликнул его швейцарец, слегка покачиваясь, – под вашу ответственность! Если явится этот проходимец, пусть…

– Рудольф, хватит, – не выдержала Поль, – тебе самому будет завтра неловко за то, как ты ведешь себя сейчас.

Банкир попытался что-то возразить, но Лоренцо прошептал ему на ухо какие-то волшебные слова и мужчина немного успокоился. Они ушли и еще долго их громкие разговоры доносились с лестницы, когда на Поль, вынужденно оказавшуюся наедине со Шварцем опустилось облако невыносимой неловкости. Девушка поежилась и плотнее закуталась в шаль, которой скрывала плечи, излишне обнаженные платьем. Это действие не укрылось от взгляда мужчины.

Поль ждала какого-нибудь язвительного комментария в адрес Рудольфа, но его не последовало. Рихард был удивительно серьезен и мрачен.

– Утолишь мое любопытство, к кому тебя так отчаянно ревнует твой муженек? – холодно поинтересовался он. Поль шумно выдохнула и закатила глаза.

– Нет, не собираюсь, – сказала она, – это тебя абсолютно не касается.

– Ты ошибаешься.

– Хватит! – перебила девушка, и тут же испугалась, что произнесла это слишком громко и может быть услышана кем-то из обитателей дома. Она вскочила с места и тоже хотела уйти, но Шварц жестко ухватил ее за запястье, вынуждая остаться на месте. Без особых раздумий, Поль схватила со стола нож и замахнулась.

– Отпусти меня сейчас же, – приказала она и добавила с искренней угрозой в голосе, – или я тебе новых шрамов нарисую на твоей наглой роже!

Поль ждала чего угодно – что бывший монстр в маске начнет снова с ней препираться и толкать утомительные речи о предназначении, избранности или просто насыщенном совместном прошлом. Что попытается потянуть ее на себя или положить на стол с довольно понятными целями. Но только не того, что он сделал: Рихард внезапно выпустил запястье девушки и даже слегка отодвинулся от нее, позволяя ей выйти из-за стола без препятствий.

Поль растерялась, швырнула нож на стол и отвернулась. Ей совершенно не хотелось увидеть в его глазах смирение, покорность и прежнее безраздельное одиночество.

Пусть лучше раздевает взглядом, насмехается, язвит, угрожает ее мужу и благополучию. Пусть будет чертовым Монстром уже наконец!

– И как это понимать? – выпалила Поль, но мужчина не собирался отвечать на ее вопрос. Он в загадочном молчании поднялся, вышел на улицу и стал спускаться по каменным ступеням к побережью.

Девушка подавила желание пойти за ним и задать как минимум сотню беспокоивших ее вопросов. Вместо этого она вышла на террасу, увитую диким виноградом, оперлась на мраморные перила и закурила.

«Ответь мне» – мысленно попросила она, не сильно уверенная в том, что сможет исполнить один из давно забытых трюков. Все-таки слишком долго она запирала все свои способности в тот самый черный ящик на задворках собственной головы, запрещала себе не только вспоминать о прежнем могуществе, но и даже задумываться о том, что когда-то владела подобной силой.

Ответа не было.

Разочарованная, гостья особняка пожелала вернувшемуся хозяину дома спокойной ночи и поплелась в спальню. Рудольф развалился на пол кровати и в распоряжении девушки остался только не очень удобный диван. Можно было, конечно, попросить другую комнату, но пробуждение в одиночестве еще больше задело бы чувства ревнивого супруга.

Поль остановилась у окна и долго вглядывалась в ночную темноту, стараясь различить на пустынном берегу одинокую фигуру на фоне заштормившего к ночи моря.