Соловей-разбойник против Тугарина Змея

– Где ты их видел?! – прогрохотал Соловей.

– Я ходил рыбу удить на Стремнине, – тихо сказал старик. – Там он и пробегал… Жуткое чудище! Белое, как мертвяк! С наростами по всему телу… Как рогами. И сказал он тебе…

– Я знаю, что он передал мне! Посмотрим, что он скажет, когда я с него голову сниму! Пущай так походит!

Соловей пребывал в самом настоящем бешенстве. И быстро помчался прочь, прям на Восток, рискуя загнать собственного коня.

Он не стал заезжать в своё имение: слушать причитания няньки Польки для него было хуже гибели, да и что она могла сказать ему?! Теперь предстояло найти чудовище – по описанию Осипа, крайне жуткое. Но он и сам не был беспомощной порослью.

Глава третья: Пробитая колом грудь

Скакал Соловей долго, даже ночами. Коня ему приходилось и кормить запасённым овсом, и поить из Стремнины, и разнуздывать, но сам он и глаза не мог сомкнуть. Настолько была велика в нём ярость.

Он понял и ещё кое-что: это чудище явно послал Тугарин. Последней каплей, наверное, стало не слишком уж учтивое обращение Соловья с гонцом.

«Я убью его, если он такой ранимый», – злобно подумал Соловей.

Но потом… Сейчас ему предстояло освободить из когтистых лап свою дочь.

Возникла ещё одна небольшая проблемка: точно он не знал, куда чудовище утащило Польку… Но шло явно здесь – Соловей напал на его след. Вернее, на кучу огромных когтистых следов от толстенных лапищ, вырывавших из земли мох и камни. Он видел даже в сгущающейся темноте ямы, оставшиеся после его тяжеленных шагов.

В одну из ночей поднялся страшный воющий ветер, тащивший многотонную грозу, заволакивающую всё вокруг. Конь заартачился и ни в какую не хотел идти дальше.

– Чтоб тебя! – рявкнул Соловей, натягивая поводья. – Иди! Пошёл!

Но – нет. Конь фыркал, тряс гривой, стучал копытами.

Они доскакали до чёрной стены практически непроходимого леса, как на них навалился оглушительный шторм. Порывы свистели злобно, молнии сверкали угрожающе, распарывая небосвод белыми вспышками.

Соловей спешился, и повёл его в лес пешком, снова натягивая поводья. Конь упирался, но всё равно пошёл. Кое-как.

Оказалось, что тут притаилась небольшая деревенька на несколько изб. Тёмных и безжизненных – Соловей тут же понял, что здесь никто не живёт. Эта деревенька, окружённая стонущим под ветром лесом, была оставлена людьми…

Тут ветер выл с ужасающей силой – не просто выл, а яростно ревел. Он бился в вышине, между верхушек раскачивающихся елей и сосен.

– Уговорил, – сказал коню Соловей и завёл его в ветхий сарайчик, надеясь, что ветер не развалит эту постройку. Он снял с него седло и положил тут же. Сам же решил тоже улечься рядышком.

Стены сарайчика тряслись и скрипели. Ночь никак не могла полностью укутать во тьму лес, потому что молнии продолжали сверкать, озарять всё вокруг. Конь испуганно фыркал, ржал и топотал, но Соловей уже не обращал внимания, улёгся, сняв шлем и положив руки под голову.

Он уже успел крепко заснуть, как испуганное ржание коня разбудило его. Гроза уже стала сходить на нет – теперь гром стал немного тише, да и молнии поредели… Но конь весь дрожал, подскакивал на месте.

– Чего ты ещё беснуешься? – угрюмо пробасил Соловей, скосив глаза. – Успокойся уже, буря стихает…

Но он не унимался… И Соловей уже принялся сквернословить, но неожиданно услышал приглушённый звук. Протяжный. Будто рычала собака.

Соловей бесшумно подскочил, подхватив шлем. Он поднял палаш и медленно вытащил его из ножен.

Рычание усиливалось, стало предельно отчётливым – оно двигалось по улице, между избами. Прямо до места их ночлега.

Соловей пошёл на улицу, медленно ступая. Он зажал свой палаш таким образом, чтобы рубануть с плеча зверя, крадущегося к ним. Если повезёт, то таким страшным ударом – сверху вниз – он может разрубить его пополам. Ему уже случалось в жестоких боях отсекать не только руки и головы, но и половины туловищ. Кровищи лилось немерено!

Он подкрался к выходу и приготовился разить: Соловей пребывал в уверенности, что зверь идёт на их запах – конского пота и человеческой плоти, и приготовился бить…

Хриплое рычание, смешивающееся с тяжёлым дыханием, всё же добралось до входа в сарай…

До ноздрей Соловья донёсся чудовищный смрад разложения, которым этот зверь пропах.

Он принялся шарить по прохудившейся деревянной двери, пытаясь нащупать косяк. Яростно принюхивался, действительно, будто зверь…

Но Одихмантьев сын уже понял, что это не совсем зверь. Ещё до того, как дверь в сарай распахнулась, и конь начал беситься, забиваясь в угол с оглушительным ржанием.

Там стоял старик, чем-то напоминающий Осипа, только он ростом вышел пониже, да и борода у него не густо спадала, а лишь обрамляла щёки. В пустых глазницах старика Соловей увидал копошащихся червей, а оскаленные зубы его оказались кривыми и чёрными клыками. И клыков этих – полон рот!

Старик раззявил пасть и даже успел вытянуть одну руку – с отросшими жёлтыми ногтями – прежде чем Соловей-разбойник рубанул его. Удар оказался неимоверной силы!..

Лезвие с хрустом вошло в живой труп, перерубив ему ключицу. Оно дошло до середины груди перед тем, как остановилось.

С глухим рыком вурдалак попятился назад, под вспышки молний.

Соловей рассмотрел его хорошо за эти несколько мгновений – одежда вся истлела на нём до чёрных лохмотьев, только лапти более-менее сохранились. Но сдаваться враг просто так не собирался и снова шагнул внутрь сарая.

Соловей отскочил назад, подхватывая с земли уже ятаган, вырывая и его из ножен резким движением… Но в ход пустить не решился.

Мертвяк подходил, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, надсадно дыша.

– Да в тебе ж и духа нет, куда ж ты топаешь! – горячо воскликнул Соловей и принялся отступать, пока его метущийся конь не оказался уже за спиной.

Вурдалак, по-видимому, наступал с той скоростью, с которой мог, и никак не мог настигнуть свою жертву… Но отрезал путь к выходу он твёрдо.

– Что ж, – продолжал Соловей, будто тот вступил с ним в диалог. – Давай сыграем.

Он глубоко вздохнул… Лёгкие его будто тут же раздулись, вбирая в себя не только чистый воздух, но и ту пресловутую гнилостную вонь, исходящую от топающего трупа… А потом сложил губы почти вплотную, оставив лишь тонкую щель меж ними, прижал язык к нижним зубам, и засвистел.

Звук небывалой чистоты и силы вырвался из нутра Соловья… И это вышла не короткая трель, а продолжительный громогласный свист… Такой мощный, такой невероятный, что он будто разрезал пространство.

Вурдалака отшвырнуло назад – хоть он и пытался удержаться на ногах, но ему это не помогло, и он кубарем покатился прочь. Сарай же развалился всё-таки от этого свиста; стены его, сколоченные из досок, разлетелись по сторонам.

Соловей свистеть не переставал, и труп откатился на приличное расстояние, не переставая рычать. Потом начал подниматься.

– Посмотри, экий он свирепый! – удивился Соловей вслух, будто конь что-то мог ему сказать. – Спробуем сызнова.

Он засунул в рот два пальца свободной руки – сразу в уголки рта – и засвистел ещё громче, протяжнее и оглушительнее.

Вурдалака этот свист отшвырнул ещё дальше, он сбил собой небольшое деревцо. Но, немного полежав, и, судя по всему, отдохнув, во второй раз стал подниматься.

– Я так понимаю, он будет нам мешаться до самого рассвета, – понял Соловей.

Конь храпел и яростно переступал на месте.