Соловей-разбойник против Тугарина Змея

Гром загромыхал с удвоенной силой. Зной, наконец-то, спал.

– Поглядим, сколько же в вас храбрости…

Ямалгуд что-то скомандовал своим воинам на странном и непонятном наречии. И те сразу же двинулись на Соловья, оставив награбленное. Тут же в их руках замелькали короткие топоры и кривые кинжалы. Злобные глаза уставились на Соловья.

Пленники сами собой отошли на второй план – их никто и не думал развязывать.

Глаза Соловья же покраснели, налились тёмной кровью. Он поднял палаш, замахнулся мгновенно.

Тугарские прихвостни тут же навалились на него, пытаясь рубануть с плеча… Но он ловко отпрыгнул назад, обрушив страшный удар на того мускулистого воина с обнажённым торсом. Череп его раскололся, как гнилой арбуз, и кровь тут же брызнула во все стороны, на иссушённую землю, на соловьиного коня.

Второй удар опрокинул сразу же двоих – их островерхие шлемы отлетели с тревожным звоном. Один враг упал сразу, а второй сбившимся шагом успел пройти ещё несколько шагов, прежде чем рухнул замертво.

Ямалгуд, видимо, только сейчас понял, кому же они собрались перечить: стоял с открытым ртом, полный неистового удивления. Ещё двое покатились прочь; один конвульсивно задёргался, сбросив с ноги сапог с острым носком. Третьего Соловей пробил палашом насквозь, подняв над землёй. Окровавленное лезвие палаша торчало у него из спины, прошибив собой все внутренности.

Остальные бросились врассыпную, побросав своё добро и своих коней. Оставался стоять лишь Ямалгуд.

Соловей подошёл к нему и принялся вытирать свой палаш о его халат. Терпеливо и аккуратно, вычищая лезвие хорошенько.

– Ты, – глухо проговорил Соловей-разбойник, невольно подтащив испуганного Ямалгуда к себе за шиворот. – Ты пойдёшь к своему хозяину и скажешь, что больше вы тут ничего и никогда не возьмёте. Понял?

Ямалгуд нервно и мелко закивал головой.

Соловей подтолкнул его в сторону, и тот медленно побрёл прочь.

Вскоре сюда понабежали и другие крестьяне, среди которых был и приземистый старичок с белейшей бородой. Лицо его оживлённо и взволнованно трепетало. Он вглядывался в лицо Соловья с неким хитрым прищуром.

– Собирай, дед Прокоп, мне обоз, – коротко приказал Соловей.

– Соберём, – согласился тот тут же. – Только я хочу сказать: у нас мальчишка – Антипка – побежал до Тихомира. Богатыря. Уж не вышло б чего худого…

– Довольно, старик, – оборвал его Соловей. – Вижу я в твоих хитрых глазах, что рад ты этому. Но я не испуган. Пусть приходит. Поглядим на него. Что за зверь такой… Собирай обоз пока своему освободителю. А богатыря я ещё встречу…

Обоз собрали достаточно быстро. Чего только на нём не было: и мясо вяленое, и хлеб, и сёдла с тугарских коней, и оружие их, и мотыги, всё сложили, что могли.

– Я это обменяю на что-нибудь ценное. На рынке, – честно признался Одихмантьев сын и повёл обоз прочь.

Гроза разошлась не на шутку. Небо просто почернело, гром стал грохотать неимоверными раскатами, отчего кони прижимали испуганно уши. Сам же Соловей был равнодушен до тех пор, пока не полил дождь.

Он впервые за долгое время улыбнулся.

Глава вторая: Зверина

Как же Соловей не кутил после таких набегов: он выменивал на награбленное добро выпивку и деньги, ласкал женщин, которых мог добыть в своём пути, и по три или четыре дня не появлялся в своём имении за тридевять земель отсюда.

В это врем его старшая из трёх дочь – высокая и худая черноволосая барышня по имени Полька – исправно верховодила этим имением, следила за его сохранностью. При ней была нянька – престарелая женщина, скрюченная ревматизмом.

Отца в имении часто не бывало и по три недели. И она ходила мрачнее тучи.

Когда же Соловей всё пропивал, он вновь брался за оружие. Грозно сверкал его палаш и тяжело топотал его верный конь, когда он разорял сёла, уводил скот. Его мало волновало, что так долго продолжаться не могло: он служил сам себе. И никого даже не боялся.

Тихомир так и не настиг его… И Соловья это радовало. Омрачило же его другое.

Стоял дождливый день – грязь превратила все дороги в чёрное месиво, а по небу ползли серые громоздкие тучи, едва не касающиеся земли на горизонте.

Соловей, полностью продрогнув, мерно скакал в очередное село, где старик по имени Касьян уже должен был собрать ему дань…

В этот раз он ничего подозрительного не увидел, пока не спешился около деревянных разбухших ворот. Он спрыгнул в грязь, и длинные сапоги его оглушительно чавкнули.

Соловей услышал недовольные голоса и шум за частоколом… Он уверенно ухватился за ручку ворот и рванул их на себя: не заперты.

Знакомая тощая фигура в какой-то обдёрганной фуфайке шла самой первой к воротам. Он вёл за собой упирающегося коня, доверху навьюченного награбленным товаром. За ним топал разношёрстный сброд, вооружённый пиками и кривыми клинками. Они упирались и тащили плетёные корзины, наполненные репой и луком. Кто-то нёс целое бычье стегно, с которого ещё сочилась кровь.

За ними бежала ревущая крестьянка в вымокшем платье, воздевавшая к ним руки. За ней нёсся целый табор детишек, и все они отчаянно плакали.

Соловей же мрачно встал в проходе, широко расставив ноги. Он сразу же вытащил палаш и пока его опустил.

– Я вижу, ты меня не понял, – повысив голос, прокричал Соловей, когда Ямалгуд со своими ребятами приблизился.

Дождь многократно усилился.

– Мне Тугарин велел тебя не бояться, – медленно проговорил тот с наигранной весёлостью. – Так что не мешай нам добывать отряду пропитание.

– Ты передавал Тугарину мои слова? – грозно спросил Соловей.

– Передавал. Он велел тебе не мешаться нам. Ты, грабастик, ходи своей сторонкой, да в наш двор не лезь.

– Я тебе покажу сейчас…

Угроза, едва выпавшая у Соловья изо рта, привела в движение сразу всех вражьих воинов. В этот раз они оказались готовы: и профессионально ринулись на него, пытаясь охватить со всех сторон.

Но Соловей был стреляный воробей, потому резво принялся отскакивать прочь, вынося перед собой своё блестящее оружие. Двое упали замертво, орошая грязь кровью. У третьего отлетела рука, у четвёртого – голова.

Ямалгуд с большим неудовольствием выяснил, что и в этот раз Соловей показывает превосходную военную подготовку, легко расшибая всех своих неприятелей.

Выяснялась и другая деталь: в этот раз Соловей не собирается оставлять его в живых.

Он подошёл к Ямалгуду, тяжело дыша, поднимая окровавленное лезвие палаша.

– Я тебя предупреждал? – спросил он.

Ямалгуд предпочёл промолчать. Ужас застыл в его глазах… А в следующий момент огненная боль пронзила его прямо посередине: он почувствовал, как клинок Соловья его попросту располовинил. Он очень хорошо осознал то, палаш Соловья оборвал его недолгую и суровую жизнь… А только потом всё померкло.

Когда местный старшина собирал откуп Соловью, гнетущее чувство возникло у него в груди: какое-то предельно животное чувство. Он прочно ощущал приближение тяжелой битвы.

«Тугарин идёт, что ли?» – подумалось ему с неожиданной невесёлостью.

Хоть Соловей здесь и хорохорился, про Тугарина он уже слышал неоднократно. Жесточайший, свирепый. Рослый и широкоплечий. На груди он носил отрубленную голову одного богатыря, уже превратившуюся в череп.