Юные гвардейцы, ухмыльнувшись, с вежливым поклоном указали вглубь коридора.
Казалось, простое произнесение островных слов по-прежнему развлекает слуг. То, что Рока помнит и умеет выговаривать их имена, казалось бесконечно чарующим. Он предположил, что любой был бы в восторге, научись его питомец говорить.
В этот раз его отвели выше на Север в обход дворца – к другому крылу, где он не был во время предыдущих визитов, рядом с самой крепостью. Фарахи опять восседал за маленьким столиком, уставленным знакомыми Роке игровыми фигурами, и что-то царапал на бумаге поверх деревянной доски. Рока не удивился, что и отсюда ясно виден горизонт.
– Лоа, Рока. Садись рядом.
Рока подчинился, устраиваясь в более просторном кресле. Как обычно, по лицу Фарахи нельзя было определить его настроение. Он указал на доску, словно игру должен был начать Рока.
– Я видел твое железо, – сказал он после серии ходов. – Оно весьма впечатляет. Но Алеки мне сообщил, что ты бываешь весьма непочтительным.
Рока пожал плечами. Да, таким он и был, и не претендовал на иное.
– Я не люблю гордецов.
– Ты хочешь сказать, других гордецов, – промолвил король, и Рока прищурился.
Вне всяких сомнений, даже такой благородный король, как Фарахи, ждал от своих слуг забитости и послушания. Рока предположил, что ему следует ссутулиться. Склонить голову в страхе и покорности и прикинуться настоящим вассальчиком. Но не сделал этого.
– Умение – не то же самое, что надменность, король Фарахи.
Рока сделал еще один ход; король наблюдал за ним. В уголках его глаз пролегли морщинки, а в каменной маске – трещины.
– Здесь, на этих островах, любят обмениваться легкими любезностями, прежде чем перейти к сути беседы. Например, я мог бы спросить о твоем здоровье или поинтересоваться, как тебе спалось. У твоего народа так же?
– Да. – Рока поместил еще одну фигуру. – Я это не люблю.
Король улыбнулся.
– Я тоже. – Он откинулся на спинку кресла. – Очень хорошо. Буду говорить ясно. Теперь, когда ты освоил нашу речь, я желаю знать о тебе больше. Расскажи мне о твоей родине. Расскажи мне об этом «Аскоме» за морем.
Рока посмотрел вдаль, на синеву моря, уже озаренную красным восходящим солнцем. Он представил бескрайнее белое поле и поразился тому, что такие непохожие местности существуют в одном и том же мире.
– Ты когда-нибудь видел снег, король?
– Однажды, – кивнул островитянин. – В горах Нонг-Минг-Тонга.
Рока выдохнул, в мельчайших подробностях вспомнив зиму, увидев мысленно время, когда был вне закона. Свой первый сезон он провел, зажатый между лесами близ Хальброна и горами близ Алвереля. Он жил в страхе перед путниками и волками, боясь, что каждая трапеза станет для него последней, если только ему не удастся украсть или поохотиться и каким-то образом избежать последствий.
– Представь, что это море белое, как горная вершина, и скрыто за пределами видимости во всех направлениях. Представь, что над ним бушует ветер столь холодный, а вьюги порой столь опасные, что человек может заблудиться, ослепнуть и замерзнуть менее чем в сотне шагов от своего дома. – Он помолчал, ощущая озноб, несмотря на тепло. – Никогда не хватает ни еды, ни топлива. Смерть безмолвна и вездесуща. Детям не дают имен, пока им не исполнится два года, и часто бедные матери отдают все свое внимание самым крепким. Мужчины дерутся и умирают из-за славы, из-за бесчестья, из-за обиды, или азарта, или мести, или ненависти, или из любопытства, потому что не слишком дорожат своими жизнями. Да и с чего бы? Они не могут прокормить собственных детей, не могут изменить жестокую реальность своего существования. – Он ощутил горечь в своем голосе и, посмотрев на короля, увидел то, чего никак не ожидал. Возможно, жалость или как минимум сочувствие. Он не знал, что с этим делать, и умолк.
– А ты, Рока, как ты жил в этой местности?
Голос короля стал более мягким, словно ему был известен ответ. В тот же миг Рока вновь ощутил вкус мертвой плоти мальчика, которого убил. Вновь заколол насмерть пацанов с фермы, разорвал Кунлу на части голыми руками, удавил законовещателя, прикончил воинов близ Алвереля и пытал Эгиля ночью криков.
– Я был изгоем, – сказал он, с трудом подбирая слова. – Затем шаманом… нечто вроде жреца, и воином. Моя мать… У меня была только мать, и она умерла. Я одинок.
Он был не уверен, подобает ли ему такая честность, но не ощущал никаких причин лгать. Он взглянул на короля, который вздохнул и передвинул еще одну фигуру.
– Я тоже потерял родителей. Короли знают, что такое быть одиноким. – Он вежливо улыбнулся. – Нередко я чувствую себя изгоем.
Какое-то время они продолжали игру в тишине, и Рока испытывал медленно надвигавшееся чувство, что его хитростью влекут к неизбежному проигрышу. То и дело ему казалось, что этот странный островной король просто ждет его ходов – как будто уже знал, что произойдет, хотя и не выказывал нетерпения. За всю свою жизнь Рока никогда еще не встречал другого существа, равного ему в простых проявлениях силы ума. Но в этой сложной игре с этим человеком, что бы он ни делал, он не мог победить.
«Что ему нужно от меня? – недоумевал Рока. – Что он задумал?»
Казалось, его интересует железо, хотя, возможно, меньше, чем следовало бы. Неужели он проводит время с Рокой просто из любопытства? Королю рая скучно, и он ищет развлечений?
– Итак, – сказал наконец Фарахи, – ты сбежал из своего дома в неизвестное море. Ты ожидал смерти. Вместо этого ты нашел новый мир. А теперь чего ты хочешь, Рока? Желаешь вернуться?
Проницательные глаза короля впились в глаза Роки, как будто ему и впрямь было интересно – как будто ответ имел значение.
Рока моргал, потому что его мысли метались в тысяче направлений. По-прежнему шли кругом от хаоса мира, увеличившегося в сотни раз, по-прежнему ошеломленные таким количеством новизны и возможностей.
Чего хотел Рока? Он хотел всего. А иногда – ничего. Он хотел выбраться из снежных гор, под которыми был погребен. И все же казалось, что с каждым клочком земли, преодоленным Рокой, с каждой новой опорой для рук, вырывающей его из мерзлой тундры, горизонт лишь становился шире. Новые проблемы и хаос возникали во всех направлениях.
«Будь свободен, – сказала ему Бэйла, – поведай собственную историю. И ни этим подлым мужчинам, ни этим перепуганным женщинам не остановить тебя, твой разум и твоих старых богов».
В прошлом это напутствие верно служило ему. Но теперь казалось недостаточным. Звери обладали свободой, но ни один зверь не возводил городов и не ковал железных когтей. Ни один зверь не мог жить одновременно в пепле и песке.
Рока не знал, сумеет ли он простить свой народ или быть прощенным – сумеет ли преодолеть свое прошлое, когда не может забыть ни единого мгновения.
Он встал в своей Роще, наблюдая за мертвецами, и вскоре они бросили свои дела и столпились вместе, пялясь на него в ответ. Он почувствовал стыд, глядя на их раны. Как ему вообще стать свободным от них? Да и должен ли он?
«Искупи наши страдания, – хотел он услышать их просьбу. – Искупи нас и себя самого».
Но мертвые не умели говорить. Рока лишь хотел как-то оправдать все, что натворил – уравновесить чаши весов своей тьмы величием и действием. Вероятно, пророчица была права на сей счет. Вероятно, лишь поступки человека по-настоящему важны.
– Мои сородичи, – сказал он осторожно, – их жизни… тяжелые. Они очень бедны. Каждый день и каждый сезон – это борьба за выживание. Это совсем другой мир, нежели этот. – Он махнул рукой в сторону города и огромной каменной крепости, не зная, как толком объяснить. Фарахи кивнул.
– Мы еще поговорим о твоих сородичах, Рока. Я желаю узнать, понять и, возможно, даже помочь. – Он выждал мгновение, подчеркивая эти слова, затем отвел взгляд, словно решая, как продолжить. – До сего момента ты формально был моим рабом, моей собственностью. Ты это понимаешь?
Рока кивнул: он предполагал именно это, даже не зная такого слова. Он читал о рабах Пью и ощетинился, хотя и не был удивлен. Какой бы чудовищной ни казалась эта идея, рабы, очевидно, были повсюду в мире, кроме Аскома.
Фарахи взглянул в глаза Роке.
– Теперь я освобождаю тебя. – Он подвинул бумагу, на которой что-то строчил, через стол. – Ты вольный человек островов и можешь идти, куда пожелаешь. Но я предлагаю тебе один путь, если хочешь – служить при моем дворе, моей семье. Ты будешь получать жалованье и обитать во дворце как мой гость, если только не захочешь жить в другом месте. Ты сможешь читать все что хочешь, и все наставники моих сыновей будут в твоем распоряжении. – Он улыбнулся. – И мы с тобой продолжим играть в чахэн. Это тебя устроит?
Рока смотрел на него, лишившись дара речи. Он чувствовал недоверие Букаяга и знал: даже за щедростью и, возможно, добротой Фарахи скрываются манипуляция и желание сделать Року своим вассалом.
Но в глазах короля он увидел и кое-что еще: надежду на то, что этот странный иноземец перед ним скажет «да» – и не потому, что король рассчитывал на некий выигрыш или воплощение какого-то замысла, а потому, что он одинок. Возможно, он не играет в чахэн и не созерцает восход солнца с другими, потому что в некотором смысле он действительно изгой. Рока был тронут этой мыслью.
– Это меня устроит. Я согласен.
Монарх кивнул, как будто не удивленный и лишь слегка обрадованный. Но Рока уловил, как дернулись его плечи, как почти встрепенулась его рука.
Он с первого взгляда распознавал страх – даже в этом человеке из камня. Но причину страха не понимал, ведь их с королем окружала охрана, и если начистоту, Рока не собирался причинять ему вреда.
– Хорошо. Теперь вопрос только в том, чем именно ты займешься. Алеки сказал мне, у тебя было много практических вопросов о нашей архитектуре и строительстве. Если не возражаешь, пожалуй, сейчас я отправлю тебя к моему Королевскому Главному Строителю. Он научит тебя всему, что пожелаешь знать, и даст тебе некоторый практический опыт. Это приемлемо?