Темный карнавал

– И всех нас кормят, всю семью, – сказала Эллен.

– Да-да! Знаете ли вы, дорогая Тетя, как работают обычные санитары морга? – оживленно подхватила Лора.

Тетя Моргианна не знала.

– Так вот, – по-научному начала Лора, – они вводят в тела серебряные иглы с красными резиновыми трубками и выкачивают кровь. Чтобы потом ввести консервант. А после этого… После этого обычные санитары смывают кровь в канализацию. Но только не Леонард и Бион! Эти красавцы в четырехлитровых бидонах приносят ее домой. Для Мамы с Папой и для всех нас. Ну, почти для всех. Тимоти же у нас…

В этом месте Тимоти вздрогнул.

– Не надо… – шепотом перебила Лору Мама.

– Тимоти у нас… – настойчиво повторила Лора.

Повисло напряженное молчание.

– Ну, и? Говори же. Что – Тимоти? – требовательно спросил Дядя Джейсон.

– Ох и язык у тебя, Лора, – вздохнула Мама.

Тимоти закрыл глаза.

– С Тимоти… не все в порядке, он не любит кровь. Неженка… – пояснила Лора.

– Научится он, – вступилась Мама, – дайте только время. Он мой сын – и он научится, – твердо сказала она, – ему всего четырнадцать.

– Но он должен вырасти на этом, – произнес голос Дяди Джейсона, переходя из одной комнаты в другую, на фоне звуков моросящего дождя и ветра, игравшего на деревьях за окном, как на арфах, – я рос на этом с детства… – и затих где-то в глубине дома.

Тимоти закусил губу и открыл глаза.

– Я сама виновата… – Теперь голос Мамы перемещался в сторону кухни. – Я заставляла его, пыталась заставить. Но детей нельзя заставлять, это только вызывает у них тошноту и напрочь отбивает всякую охоту. Посмотри на Биона, он до тринадцати лет не пробовал кро… – Последнее слово потонуло в порыве ветра.

– Понятно, – пробормотал Дядя Джейсон, – Тимоти еще образумится.

– А я и не сомневаюсь! – с вызовом сказала Мама.

Черные тени проходили сквозь череду затхлых комнат, и от их движения огоньки свечей вздрагивали. Тимоти замерз. Почувствовав в ноздрях запах горячего сала, он инстинктивно схватил одну из свечей и стал ходить с ней по дому, делая вид, что поправляет гирлянды.

– Тимоти-и… – прошипел кто-то с придыханием за перегородкой, – ш-ш-што, бо-ишш-ся темноты-ы, Тимо-ти-и… – Это был голос Леонарда. Мерзкий Леонард! – Мамочка все Тимоти разрешает. Иногда она разрешает ему взять свечечку. Да. И они вместе ходят по лестнице. Вниз-вверх, вниз-верх. Тимоти свечечку близко-близко держит. Для тепла, и чтобы серые глазки красиво блестели…

– Ну, нравятся мне свечи, тебе-то что? – шепотом огрызнулся Тимоти.

– Все у него наладится. Дети есть дети, – произнес голос Тети где-то в темноте столовой.

Больше шума, смеха и грома! Раскаты дикого хохота! Стуки, щелчки, крики, шуршание платьев и плащей! Влажный туман врывается в парадную дверь, как порох от выстрела пушки! Из тумана, расправив крылья, появляется высокий мужчина.

– Дядя Эйнар!

Тимоти пробрался на своих тощих ногах прямо сквозь туман, под зеленой паутиной теней – и бросился в объятия Дяди Эйнара. И Эйнар поднял его над землей! Тимоти был легкий, как пушинка.

– У тебя есть крылья, Тимоти! – крикнул он и подбросил мальчика в воздух. – Крылья, Тимоти! Лети!

Лица покатились куда-то вниз. Темнота поехала по кругу. Дом словно сдуло – Тимоти ощутил на себе этот ветер. Он только успел хлопнуть в воздухе крыльями, нет, руками, – как пальцы Эйнара поймали его и снова подбросили к потолку. Но потолка не было – он рухнул, как прогоревшая стена.

– Лети! Лети! – громко и властно кричал ему Эйнар, – на крыльях лети! На крыльях!

И Тимоти почувствовал эту упоительную агонию в лопатках, как будто в них прорастали корни, что-то лопалось и взрывалось, превращаясь в длинные влажные перепонки! Он бессвязно лепетал что-то, а Дядя Эйнар снова швырял его ввысь! Лил дождь, порывы осеннего ветра срывали с крыши черепицу и сотрясали балки, приводя в смятение свечи на люстрах. И сто родственников всех форм и размеров зачарованно смотрели из всех комнат и из каждого уголка черной темноты, и сходились кругами туда, где Эйнар бросал ребенка, как марионетку, в ревущую вышину: «Бей крыльями! Взлетай!»

– Ну, все, достаточно! – крикнул наконец он.

Тимоти, который был бережно приземлен на деревянный пол, буквально падал от усталости и от восторга – и в итоге упал прямо на Дядю Эйнара.

– Дядя, Дядя, Дядя! – счастливо рыдал он.

– Отлично полетали, а, Тимоти? – Эйнар потрепал Тимоти по волосам. – Просто отлично.

Уже почти рассвело. К этому моменту прибыли почти все, и теперь, на рассвете, были готовы отойти ко сну. Им осталось только лечь, чтобы беззвучно и неподвижно проспать до следующего захода солнца, когда они выпрыгнут из своих гробов и продолжат пиршество.

Дядя Эйнар, а за ним и еще несколько десятков других гостей двинулись к подвалу. Мама проводила их вниз, где стоял плотный ряд отполированных гробов. Эйнар, за спиной которого были сложены крылья, похожие на тент цвета морской волны, двигался по холлу, присвистывая от любопытства. Его крылья то и дело задевали за стены и издавали звук, как будто кто-то тихонько бил в барабан.

Тимоти устало лежал у себя в комнате наверху и старательно пытался полюбить темноту. Ну да, в темноте можно делать много всего, и никто ничего тебе не скажет, потому что никто ничего не увидит. И он вообще-то любит ночь, ну такой, своеобразной любовью. Просто иногда ночи бывает так много, что прямо орать хочется от возмущения…

В подвале тем временем с прощальными жестами бледных рук опускались крышки из красного дерева. Некоторые родственники расположились по углам и (трижды обернувшись вокруг себя) улеглись, положили головы на лапы и закрыли глаза.

Солнце взошло. Сон обошелся без храпа.

Закат. Вы видели когда-нибудь, как «взрывается» потревоженное гнездо летучих мышей? Как все они разом вздрагивают и с визгом разлетаются? Примерно так же «взорвался» в подвале праздник. Крышки гробов со стуком распахнулись! Множество ног взметнулось вверх по ступенькам! А с парадного и с черного хода уже вовсю стучались и запускались внутрь опоздавшие извиняющиеся гости.

На улице шел дождь, и промокшие посетители сбрасывали на руки Тимоти свои сырые плащи и покрытые дождинками шляпы с вуалями. Он тут же относил их в кладовку сушиться, и они висели там, похожие на мумии летучих мышей. Толпа заполонила комнаты. Тимоти услышал смех одного из своих кузенов: этот смех вырвался из холла, отразился от стены гостиной, срикошетил, сделал вираж и вернулся в уши Тимоти из четвертой комнаты, нисколько не потеряв своей циничности. За ним последовал целый залп хохота!

По полу пробежала мышь.

– Я узнал тебя, Племянница Лейберсроутер! – воскликнул Отец.

Мышь обежала три женские ступни и исчезла в углу. Через несколько мгновений в этом углу прямо из ничего возникла красивая женщина с ослепительной улыбкой.

Вдруг что-то приникло к залитому дождем кухонному окну. Тимоти казалось, что оно вздыхает, плачет, стучит и жалобно прижимается к стеклу, но, как ни вглядывался, он ничего не увидел. Он представил, что это он там, снаружи, стоит и заглядывает в дом. Вокруг него дождь и ветер, а там, внутри – уютная темнота с оранжевыми точками свечей. Там звучат вальсы, и высокие стройные фигуры парят и скользят под диковинную музыку. Отблески свечей звездами мерцают на бутылках. С бидонов падают налипшие комочки земли. Паук падает и бежит по полу, бесшумно перебирая ногами…

Тимоти вздрогнул. Он снова внутри, дома. Мама зовет его – беги туда, беги сюда, помоги здесь, обслужи там… А теперь на кухню – принеси то, принеси это, поставь тарелки, разложи еду, да осторожнее, не споткнись, сюда, сюда и вот сюда… Праздник, который происходит вокруг тебя – это совсем не то, что праздник, который происходит с тобой. Все эти высокие черные фигуры задевали его, толкали его локтями и не обращали на него никакого внимания.

В конце концов Тимоти отвернулся от всех и убежал по лестнице наверх.

Он стоял у кровати Сеси. На ее длинном узком белом лице не шевелился ни один мускул, оно было совершенно спокойно. И грудь – не поднималась и не опускалась. Но если прикоснуться – она была теплая.

– Сеси, – тихо позвал он.

Она отозвалась не сразу – только после «третьего звонка».

– Да, – почти не открывая рта, сказала она.