Отважные мореплаватели

– Что с ним случилось? – спросил Гарвей. Теперь он жил в особом мирке, в котором многое было ему ново, и он не только не чувствовал себя вправе предписывать законы старшим, как это делал раньше, но постоянно должен был обращаться к ним за разъяснениями. Море было по-прежнему спокойно.

– Опять запутал якорь. Уж этот Пенн, вечно потеряет якорь. Вот за это плавание он уже посеял два якоря в песчаном дне. Отец говорит, что, если он потеряет ещё один, он даст ему «келег». Вот почему Пенн в таком отчаянии!

– А что такое «келег»? – спросил Гарвей, смутно представляя себе какую-нибудь ужасную пытку, практикуемую моряками.

– Большой камень вместо якоря. Если на чьей-нибудь лодке увидят камень, все знают, что это значит, и поднимают матроса на смех. Пенн страшно боится этого. Он такой чувствительный! Ну что, Пенн, опять запутался? Брось, милый, своё искусство!

– Не могу сдвинуться с места, – пожаловался Пенн. – Уж я пробовал и так и сяк – ничего не помогает!

– А это что за гнездо? – спросил Дэн, указывая на связку запасных весел и верёвок.

– Это испанский кабестань, – с гордостью отвечал Пенн. – Сальтерс научил меня делать его, но и он не может сдвинуть лодку с места!

Дэн закусил губу, чтобы скрыть улыбку, дёрнул раз, другой за верёвку и вытащил якорь.

– Принимай, Пенн! – засмеялся он. – Не то опять зацепится!

Пенн широко раскрыл свои голубые глазки, удивлённо смотрел на якорь и горячо благодарил Дэна.

Когда они отъехали от лодки Пенна так, чтобы их не было слышно, Дэн сказал Гарвею:

– У Пенна шариков не хватает. У него разум помутился. Ты заметил?

– В самом деле или это предположение твоего отца? – спросил Гарвей, налегая на весла. Работа вёслами шла у него заметно лучше.

– Отец в этом случае не ошибся. Пенн действительно странный. Я расскажу тебе, как это с ним случилось… Так, так, Гарвей, ты теперь гребёшь отлично… – Он был когда-то моравским пастором. Его звали Джэкоб Боллер – это отец мне говорил, – у него была жена и четверо детей, и жили они где-то в Пенсильвании. Раз Пенн забрал их всех и отправился на моравский митинг; на ночь они остановились в Джонстоуне. Ты слышал когда-нибудь, что есть такой город?

Гарвей подумал.

– Слышал, – вспомнил он, – только не помню, по какому поводу. Вот и другое такое имя – Аштабула – почему-то припоминается мне!

– Потому что с обоими связаны воспоминания о страшных событиях. В ночь, когда Пенн и его семья были в гостинице, Джонстоун исчез с лица земли. Плотины прорвало, и город погиб от наводнения. Дома смыло и унесло водою. Я видел картины, на которых было изображено это бедствие – оно было ужасно. Жена и дети утонули на глазах у Пенна прежде, чем он успел опомниться. Вот с этого времени ум его и помутился. Он смутно помнит, что что-то случилось в Джонстоуне, но что – не помнит. Забыл он даже, кто он, чем был раньше. Дядя Сальтерс встретил его в Алетани-Сити. Сальтерс – добрый человек, он взял Пенна к себе и дал ему работу.

– Разве твой дядя Сальтерс фермер?

– Всегда был земледельцем. Ферму свою он продал недавно одному бостонцу, который выстроил на её месте дачу. Он заплатил дяде кучу денег. Ну, вот на эту ферму, которая ещё тогда не была продана, Сальтерс и привёл Пенна. Оба бобыля жили себе, скребли землю; только раз моравские братья, к секте которых принадлежал Пенн, проведали, где он находится, и написали Сальтерсу. Не знаю, чего они хотели от него, только Сальтерс страшно рассердился. Сам он принадлежал к епископальной церкви и ответил, что ни за что не выдаст Пенна какой-то моравской секте и не отпустит его в Пенсильванию. Потом он, вместе с Пенном, пришёл к отцу – это было два года тому назад – и попросил, чтобы отец взял их с собою на рыбную ловлю. Он не ошибся, предположив, что моравцы не пустятся в погоню за Джэкобом Боллером в море. Отец охотно взял Сальтерса на шхуну – я это прекрасно помню, – и он рыбачил. Морской воздух хорошо подействовал на Пенна. Отец говорит, что когда он придёт в себя, вспомнит про жену и детей, то и умрёт. Никогда не говори Пенну о Джонстоуне, не то дядя Сальтерс выбросит тебя за борт!

– Бедняга Пенн! – прошептал Гарвей. – А между тем кто бы мог подумать, что Сальтерс так заботится о нем!

– Я тоже люблю Пенна, мы все жалеем его, – сказал Дэн. – Мы бы могли взять его лодку на буксир, да я хотел тебе рассказать все это про него, чтобы ты знал!

Они подошли близко к шхуне. Подходили за ними и остальные лодки.

– Будет вам сегодня ловить рыбу! – закричал Дэн. – Посмотри, Гарвей, сколько судов прибыло ещё с утра. Все они выжидают, куда пойдёт отец. Взгляни, Гарвей!

– Мне они все кажутся похожими друг на друга!

Действительно, для непривычного глаза все эти покачивающиеся в море шхуны казались одинаковыми. Но Дэн хорошо знал их все и начал называть их Гарвею по именам, рассказывать, кому они принадлежат и откуда пришли.

– Что это не видно «Эбби Диринг», отец? Верно, и она подойдёт завтра!

– Завтра вы не увидите других шхун, Дэнни, – отвечал Троп. Старик всегда называл сына Дэнни, когда был в духе. – Тесно здесь, молодцы, уж очень мы окружены! – продолжал он, обращаясь к рыбакам, высаживавшимся на шхуну. – Пусть себе ловят и крупную и мелкую рыбу другие, а мы уйдём на другое место! – Троп взглянул на привезённую рыбаками добычу: за исключением пойманного Гарвеем палтуса, рыба была вся мелкая.

– Я жду перемены погоды, – прибавил Троп.

– Что-то не предвидится перемены, – сказал Долговязый Джэк, окинув взглядом безоблачное небо.

Однако через каких-нибудь полчаса над морем спустился туман. Он клубился и ложился, как дым, над бесцветной водой. Рыбаки молча принялись за дело. Сальтерс и Джэк стали поднимать якорь. Брашпиль заскрипел, когда стали наматывать мокрый канат. Наконец, с шумом, похожим на рыданье, якорь был вытащен.

– Поднимай кливер и фок-вейль! – отдал приказание Троп.

Скоро шхуна «Мы здесь» стояла под парусами, которые наполнялись ветром.

– Туман принёс с собой ветер! – сказал Троп.

Гарвей с удивлением смотрел на все, что происходило вокруг. Больше всего его удивляло, что он почти не слышит команды. Только изредка старый Троп не то скажет, не то проворчит что-то или в виде одобрения скажет: «Вот так, сынок».

– Ты никогда ещё не видел, как снимаются с якоря? – спросил Том Плэт.

– Никогда. Куда мы пойдём?

– На рыбную ловлю, как ты мог догадаться, прожив неделю на шхуне. Тебе все в диковину. А мы привыкли к неожиданностям. Думал ли я когда-нибудь, что попаду…

– Все лучше, чем получить четырнадцать долларов в месяц и пулю в живот! – откликнулся Троп, стоя у руля.

– Доллары и центы хороши, – возразил отставной служивый, прилаживая что-то у кливера. – Да мы об этом не думали, когда работали у брашпиля на «Мисс Джим Бок», выйдя с рейда Бофор в то время, как нам вслед открыли огонь с крепости, а море так и кидало нас. Где ты был в то время, Диско?

– В этих же местах, где мы находимся сейчас, зарабатывал себе хлеб рыбной ловлей да старался не попасться в лапы пиратам. Жаль, что не могу услужить тебе, Том Плэт, горячим боем. Однако, кажется, мы выйдем в море, как следует, с попутным ветром!

Волны всплёскивали у киля и рассыпались брызгами у носа шхуны. Тяжёлые капли падали со снастей. Все рыбаки ушли на подветренный борт шхуны, только дядя Сальтерс упрямо оставался у люка. Вот волна со свистом и шумом хлестнула через борт, ударила Сальтерса прямо в спину и окатила его с ног до головы. Он встал, сердито сплюнул и пошёл было на другое место, но его опять окатило. Сальтерс попробовал встать у фок-мачты, но и тут воды было ему по колено.

– Пенн, ты бы шёл в каюту и напился кофе, – сказал Сальтерс, – нечего тебе слоняться по палубе в такую погоду.

– Ну, теперь они будут распивать кофе и играть в шашки, пока коровы с поля не придут! – сказал Дэн, когда дядя Сальтерс вслед за Пенном отправился в каюту. – Да, пожалуй, скоро последуем их примеру и мы все. Нет на свете людей ленивее наших земляков, когда они не на рыбной ловле!

– А я и забыл, что у нас на шхуне есть пассажир! – закричал Долговязый Джэк. – Только и вспомнил, когда ты заговорил с ним, Дэнни. Тому, кто не знает названия снастей, некогда лениться. Передай-ка нам новичка, Том Плэт, мы его поучим!

– Ну, теперь очередь не за мною! – засмеялся Дэн. – Иди один. Меня учил концом морского каната отец!

Целый час мучил Долговязый Джэк свою жертву, показывая, как он говорил, вещи, которые каждый должен знать на море, будь он слеп, пьян или спросонья. На шхуне вместимостью в семьдесят тонн не Бог весть сколько снастей, но Долговязый Джэк любил красноречие и выразительные жесты. Желая обратить внимание Гарвея на гардель, он упирался пальцами в затылок мальчика и заставлял его долго смотреть вверх; чтобы научить его отличать корму от носа, у него тоже была особая система: не доходя несколько футов до гафеля, он слегка потягивал его за нос; название каждого каната укреплялось в памяти Гарвея лёгким ударом конца верёвки.

Урок был бы легче, если бы палуба не была так завалена. Но по ней трудно было двигаться. Приходилось шагать через цепи и канаты брашпиля, пробираться мимо насоса, между кадок для рыбьей печени.

Том Плэт не забыл также описать Гарвею, какие паруса и снасти были на «Orio», пароходе, на котором он когда-то служил.

– Не слушай его, малый! – вмешался Джэк. – Том Плэт, ты только сбиваешь с толку мальчика со своим «Orio»!

– Должен же я ознакомить его с основными правилами мореходства! – возразил Том. – Управлять парусным кораблём – целое искусство, Гарвей. Я бы показал тебе, если бы…