Свет погас

– Не могу, ведь она – там, у этой женщины.

– Понимаю. Плохо, когда приходится выбирать между любимой женщиной и грабежом. Я очень сочувствую тебе, Георгий.

Они зашли на телеграфную станцию, никто их ни о чем не спросил, потому что все были заняты своим делом настолько, что некогда было голову повернуть. Только на обратном пути голос молодого английского офицера спросил Дика, что он здесь делает. Синие очки скрывали его глаза, и, идя под руку с Георгием, он коротко ответил:

– От египетского правительства – мулы. Я имею приказание доставить их в Танаи-эль-Хассан. Предъявить вам бумагу?

– О, нет, прошу извинить. Я не стал бы вас спрашивать, но так как ваше лицо мне незнакомо… то я…

– Я рассчитываю уехать сегодня с ночным поездом, – смело продолжал Дик. – Надеюсь, не представится никаких затруднений с погрузкой мулов, не правда ли?

– Вы отсюда можете видеть конские платформы, они готовы, только вы должна заблаговременно позаботиться о погрузке… – И молодой офицер удалился, дивясь, что это за опустившийся человек, который говорит, как настоящий джентльмен, и вместе с тем якшается со всякими погонщиками мулов.

Дик почувствовал себя несчастным. Одурачить английского офицера не безделица, и этот случай напомнил, что все могло бы быть совсем иначе, чем было.

Пообедав вместе с Диком, Георгий отправился за мулами, а Дик остался сидеть один в тени под навесом, опустив голову на руки. Перед его плотно закрытыми глазами мелькало лицо Мэзи, смеющееся, с закрытыми губами. Кругом стоял шум и суета. Он испугался и чуть было не стал звать Георгия.

– Я вас спрашиваю, готовы ли для посадки ваши мулы? – раздался у него за плечом голос молодого офицера.

– Мой слуга отправился за ними. Дело в том, что у меня болят глаза, и я почти ничего не вижу.

– Скверная штука! Вам бы следовало лечь на некоторое время в госпиталь. У меня тоже было воспаление глаз, это почти так же ужасно, как быть слепым.

– Мне тоже так кажется. А когда отходит бронированный поезд?

– В шесть часов вечера. Он идет целый час эти семь миль.

– И случаются нападения?

– Да, раза три в неделю. Я являюсь начальником этого ночного поезда сегодня.

– Большой, я думаю, лагерь у Танаи?

– Порядочный. Он должен снабжать продовольствием наш отряд, сражающийся в пустыне.

– А далеко он сейчас от лагеря?

– В тридцати или сорока милях, я полагаю, в чертовски безводной местности.

– А между Танаи и нашими войсками все спокойно?

– Более или менее. Я бы не желал отправиться туда один или с какой-нибудь полуротой; но наши разведчики каким-то непонятным образом пробираются благополучно.

– Это они всегда умели.

– А разве вы уже раньше бывали здесь?

– Я участвовал в большинстве схваток, когда война эта только началась.

«Был в рядах армии и затем исключен и отрешен от должности», – мелькнула в голове офицера мысль, и он воздержался от всяких дальнейших вопросов.

– Вот и ваш человек с мулами. Как-то странно видеть…

– Что я занимаюсь поставкой мулов? – докончил Дик.

– Да, хотя я не хотел этого сказать, конечно. Простите, Бога ради, это, конечно, непростительная дерзость с моей стороны, но, судя по вашему разговору, вы человек образованный, это сразу видно.

– Да, совершенно верно.

– Я отнюдь не хотел обидеть вас, вы понимаете, но вы, мне кажется, в несколько затруднительном положении, не так ли? Я давеча застал вас таким удрученным. Вы сидели, закрыв лицо руками, и вот почему я решился заговорить с вами об этом.

– Благодарю вас. Я действительно совершенно надломлен, хуже того даже и быть не может.

– Позвольте мне, как человеку, равному вам по положению, как-нибудь выручить вас, предложить вам… конечно, взаймы…

– Право, вы очень добры, но денег у меня более чем достаточно… Однако вы могли бы оказать мне громадную услугу, за которую я был бы вам бесконечно благодарен. Разрешите мне ехать на артиллерийской платформе поезда. Ведь у вас есть передняя и задняя платформы, не правда ли?

– Да. Почему вы это знаете?

– Я уже не раз ездил с бронированными поездами, и я прошу вас, дайте мне увидеть или, вернее, услышать эту потеху… Я буду вам за это глубоко признателен. Я еду на собственный риск и страх, как несражающийся доброволец.

Офицер с минуту подумал и согласился.

– Хорошо, – сказал он. – Надеюсь, что меня за это никто не привлечет к ответственности.

Тем временем Георгий и кучка крикливых и суетливых добровольных помощников-любителей загоняли мулов в конские вагоны узкоколейного бронированного поезда, походившего на длинный металлический гроб. Две артиллерийские платформы, прицепленные впереди локомотива, сплошь обшитые бронею за исключением отверстий для пулеметов, на передней платформе спереди, а на задней – по обе стороны платформы. Обе эти платформы вместе представляли собою как бы одно длинное сводчатое помещение, в котором копошилось человек двадцать артиллеристов. Шутки и смех встретили Дика, влезавшего на переднюю платформу, и прежде чем явился офицер, у него уже установились самые лучшие отношения со всей командой. С появлением офицера наступили тишина и порядок, и поезд загромыхал по наскоро проложенному пути.

– Эти платформы – превосходное приспособление для стрельбы по назойливым арабам, – заметил Дик со своего места в углу.

– Да, но они продолжают оставаться назойливыми и неунывающими, – сказал офицер. – Вот, начинается!

Действительно, первая пуля ударила в наружную броню платформы.

– Такие демонстрации неизбежны с ночными поездами; обыкновенно нападают на заднюю платформу, где командует младший офицер; ему и приходится отдуваться…

– Но не сегодня, – возразил Дик. – Слышите?

Целый залп выстрелов, сопровождавшихся гиком и криком, огласил тишину пустыни. Видно, сыны пустыни вздумали позабавиться, а поезд представлял для них превосходную цель.

– Не задать ли им перца? – крикнул офицер в машинное отделение локомотива, которым управлял саперный поручик.

– Стоит! Это как раз мой участок линии; они наделают мне неприятностей, если их не пугнуть порядком.

– Ладно!

Затрещала скорострельная пушка, дав разом пять выстрелов, и пустые патроны снарядов посыпались на пол. Дым застлал все помещение крытой платформы. Снаружи доносились дикие крики, вой и беспорядочные выстрелы по хвосту поезда. Дик кинулся на пол, в безумном восторге от звуков перестрелки и запаха порохового дыма.

– Бог ко мне милостив! Я никогда не думал, что мне придется вновь услышать все это. Задайте им хорошенько, ребята! – крикнул он. – Хорошенько их!