Ким

Наутро четвертого дня мальчика-барабанщика постигла кара. Они пошли вместе на бега в Кимбалле. Он вернулся один, в слезах, и рассказал, что О'Хара, которому он не сделал ничего особенного, подозвал какого-то краснобородого «негра» на лошади. Что этот «негр» напал на него, схватил молодого О'Хару и ускакал с ним полным галопом. Эти вести дошли до отца Виктора, и он опустил свою длинную нижнюю губу. Он был уже и так достаточно поражен, получив письмо из Бенареса, из храма, в котором останавливался лама. В письме лежал чек местного банкира на триста рупий и удивительная молитва к «Всемогущему Богу».

– Силы тьмы! – воскликнул отец Виктор, комкая письмо. – А он удрал с одним из своих прежних друзей. Не знаю, что легче для меня – вернуть ли его или потерять из виду? Он недоступен моему пониманию. Каким, черт возьми, образом уличный нищий может достать деньги на обучение бедных мальчиков?

В трех милях оттуда, на ипподроме в Умбалле, управляя серым кабульским жеребцом, Махбуб Али говорил сидевшему перед ним Киму:

– Но, Маленький Всеобщий Друг, следует же принять во внимание мою честь и репутацию. Все офицеры-сахибы во всех полках и весь город Умбалла знают Махбуба Али. Видели, как я схватил тебя и наказал мальчика. Нас видно далеко отсюда. Как я могу взять тебя или объяснить твое исчезновение, если я спущу тебя и позволю тебе убежать в поле? Меня посадили бы в тюрьму. Имей терпение. Раз ты сахиб – всегда будешь сахибом. Когда ты вырастешь – кто знает, – ты будешь благодарен Махбубу Али.

– Увези меня от их часовых туда, где я могу переменить эту красную одежду. Дай мне денег, а я пойду в Бенарес и снова буду с моим ламой. Я не хочу быть сахибом, вспомни, что я передал ту посылку.

Жеребец сделал бешеный прыжок. Махбуб Али неосторожно всадил в его бока стремена с острыми концами. Он был не из тех новомодных многоглаголивых барышников, которые носят английские сапоги и шпоры. Ким сделал из всего этого свои выводы.

– Это был пустяк. Тебе было по пути. Я и сахиб уже забыли это. Я посылаю столько писем людям, предлагающим вопросы о лошадях, что уже не различаю хорошенько одного от другого. Это Петерс-сахиб хотел узнать родословную гнедой кобылы, не так ли?

Ким сразу увидел ловушку. Если бы он сказал «гнедая кобыла», Махбуб по одной его готовности согласиться с поправкой понял бы, что мальчик подозревает кое-что. Поэтому Ким ответил:

– Гнедая кобыла? Нет. Я не забываю поручений. Это был белый жеребец.

– Ах, да. Белый арабский жеребец. Но ты писал мне про гнедую кобылу?

– Зачем говорить правду писцу? – ответил Ким, почувствовав, как Махбуб коснулся его груди.

– Эй! Махбуб, старый негодяй, остановись! – крикнул чей-то голос, и англичанин на маленьком пони, годном для игры в поло, подъехал к нему. – Я изъездил за тобой почти полстраны. Твой кабульский жеребец умеет бегать. Вероятно, на продажу?..

– У меня скоро будет новый материал, как раз годный для изящной и трудной игры в поло. Ему нет равного. Он…

– Играет в поло и служит за столом. Да. Знаем мы все это. Черт побери, это что у тебя?

– Мальчик, – серьезно сказал Махбуб. – Его прибил другой мальчик. Его отец был некогда белым солдатом в большой войне. Мальчик жил в городе Лагоре. Он играл с моими лошадьми, когда был совсем маленьким. Теперь, я думаю, из него хотят сделать солдата. Он только что взят в полк его отца, в полк, который на той неделе отправился на войну. Но я не думаю, чтобы он хотел быть солдатом. Я взял его, чтобы прокатить. Скажи мне, где твои казармы, и я спущу тебя там.

– Пусти меня. Я один найду казармы.

– А если ты убежишь, всякий скажет, что это моя вина.

– Он добежит к обеду. Куда ему надо бежать? – спросил англичанин.

– Он родился здесь. У него есть друзья. Он ходит, куда желает. Он ловкий малый. Ему нужно только переменить одежду, и в одно мгновение он станет мальчиком-индусом низшей касты.

– Черт побери, пожалуй! – Англичанин критически оглядел мальчика. Махбуб направил лошадь к казармам. Ким заскрежетал зубами. Махбуб насмехался над ним, как свойственно неверным афганцам. Он продолжал говорить:

– Его пошлют в школу, наденут на него тяжелые сапоги и запеленают в платье. Тогда он забудет все, что знает. Ну, которая твоя казарма?

Ким указал – говорить он не мог – на белый флигель отца Виктора.

– Может быть, из него выйдет хороший солдат, – задумчиво проговорил Махбуб. – Во всяком случае, он будет хорошим ординарцем. Я однажды послал его с поручением в Лагор. Это касалось родословной одного белого жеребца.

То было смертельное оскорбление, нанесенное вслед за другим, еще более сильным, и сахиб, которому он так ловко передал письмо, вызвавшее войну, слышал все это. Ким уже видел Махбуба Али, жарящегося в пламени за измену, но перед ним самим вставал длинный ряд серых казарм, школ и снова казарм. Он умоляюще взглянул на резко очерченное лицо, по которому незаметно было, что англичанин узнал мальчика. Однако даже в эту трудную минуту Киму не пришло на ум просить сострадания у белого человека или выдать афганца. Махбуб с решительным видом смотрел на англичанина, который, в свою очередь, смотрел на Кима, дрожавшего и потерявшего способность говорить.

– Мой конь хорошо выдрессирован, – сказал торговец. – Другие стали бы лягаться, сахиб.

– А! – наконец проговорил англичанин, обивая концом хлыста пену с боков пони. – Кто хочет сделать солдата из этого мальчика?

– Он говорит, тот полк, который нашел его, и полковой патер.

– Вот этот патер! – Ким задыхался. Отец Виктор с непокрытой головой спускался к ним с веранды.

– Силы тьмы, О'Хара! Сколько же у тебя еще припрятано разнообразных друзей в Азии! – вскрикнул он, когда Ким спустился с лошади и беспомощно встал перед ним.

– Доброе утро, падре! – весело сказал полковник. – Я хорошо знаю вас по рассказам друзей. Намеревался еще раньше побывать у вас. Я – Крейтон.

– Из этнологического отдела межевого департамента? – сказал отец Виктор. Полковник утвердительно кивнул головой. – Очень рад познакомиться с вами и должен поблагодарить вас за то, что вы привезли мальчика.

– Не за что, падре. К тому же мальчик вовсе не собирался бежать. Вы не знаете старого Махбуба Али? – Барышник неподвижно сидел, освещенный солнцем. – Узнаете, если пробудете здесь месяц. Он поставляет нам всех лошадей. Этот мальчик довольно любопытное явление. Можете вы рассказать мне что-нибудь про него?

– Могу ли рассказать? – задыхаясь, проговорил отец Виктор. – Вы единственный человек, который может помочь мне в моих затруднениях. Рассказать вам! Силы тьмы, да я чуть не лопнул от желания рассказать все кому-нибудь из знающих лестные обычаи и нравы!

Из-за угла показался грум. Полковник повысил голос и сказал на местном наречии:

– Очень хорошо, Махбуб Али, но к чему рассказывать столько о пони! Я ни в каком случае не дам более трехсот пятидесяти рупий.

– Сахиб немного разгорячился от езды и рассердился, – ответил барышник, подмигивая с видом привилегированного шутника. – Он скоро лучше увидит качества моей лошади. Я подожду, пока он окончит разговор с падре. Я подожду под этим деревом.

– Черт побери! – со смехом сказал полковник. – Вот что значит посмотреть на одну из лошадей Махбуба. Это настоящая старая пиявка, падре. Ну, жди, если у тебя много лишнего времени, Махбуб. Я к вашим услугам, падре. Где мальчик? О, он отправился беседовать с Махбубом. Странный мальчик. Могу я попросить вас распорядиться, чтобы мою лошадь поставили куда-нибудь?

Он опустился на стул, с которого ему хорошо были видны Ким и Махбуб, разговаривавшие под деревом. Патер ушел в дом за трубками.

Крейтон слышал, как Ким говорил с горечью:

– Верь брамину больше змеи, змее больше распутной женщины, а распутной женщине больше, чем афганцу Махбубу Али.

– Это все равно. – Большая красная борода торжественно качалась из стороны в сторону. – Дети не могут видеть ковра на станке, пока не обозначится рисунок. Поверь мне, Всеобщий Друг, я оказываю тебе большую услугу. Солдата из тебя не сделают.

«Хитрый старый грешник, – подумал Крейтон. – Но ты не вполне не прав. Этого мальчика нельзя упустить, если он действительно таков, каким его описывают».

– Извините меня на минутку, – крикнул патер из окошка, – я собираю документы!

– Если благодаря мне ты попадешь в милость у этого смелого и мудрого полковника-сахиба и будешь пользоваться почетом, как отблагодаришь ты Махбуба Али, когда станешь взрослым?

– Ну, ну, я просил тебя, чтобы ты вывел меня на дорогу, где я был бы в безопасности, а ты продал меня англичанам. Какую цену крови получишь ты?

– Веселый молодой демон! – Полковник откусил кончик сигары и вежливо обернулся к отцу Виктору.

– Что это за письма, которыми толстый священник размахивает перед полковником? Встань сзади жеребца, будто рассматриваешь мою узду, – сказал Махбуб Али.

– Письмо от моего ламы, которое он написал с Джаладирской дороги, обещая платить по триста рупий в год за мое учение.

– Ого! Так вот каков Красная Шляпа? В какую школу отдадут тебя?

– Бог знает. Я думаю, в Нуклао (Лукнов).