Тайные письма великих людей

Это волненiе меня безпокоило.

Но я разув?рялъ себя, я говорилъ себ?: я столько вид?лъ женщинъ, у меня было столько возлюбленныхъ! Она такъ неопытна! Какъ она можетъ поб?дить! Это ребенокъ. Но этотъ ребенокъ, такой н?жный, льстилъ моему самолюбiю жаднымъ вниманiемъ, съ какимъ онъ слушалъ меня. То, какъ онъ считался съ т?мъ, что я говорилъ, и оц?нивалъ каждое мое слово, восхищало меня и д?лалось для меня необходимымъ. Мы любили другъ друга, не желая признаваться себ? въ этомъ. Моя Софiя, такая простая и наивная, казалась мн? образцомъ искренности и чувствительности: ей не хватало только страстности, но любовь втихомолку об?щала мн? и это. Она не походила ни на кого и была даже странной, но все такъ шло къ ней, даже суровый видъ, что мн? хот?лось овлад?ть ею, и что-то ув?ряло меня, что я добьюсь своего. Я не ошибся, но, соблазняя, я соблазнился самъ – этого я не ждалъ и даже боялся. Какимъ я былъ безумцемъ! Отъ такого счастья хот?лъ отказаться! Я ставилъ любовь выше гордости. Прости меня, моя Софiя, прости. Я не зналъ наслажденiй взаимной н?жности, только ты заставила меня вкусить ихъ. Я искупилъ свое преступленiе. Я люблю свои ц?пи сильн?й, ч?мъ боялся ихъ.

Привычка обманывать женщинъ обычно лишаетъ мужчинъ способности быть постоянными, тогда какъ у меня это-то именно и породило тоску по возлюбленной, – подобной теб?, которой я не над?ялся, однако, встр?тить, и достоинства которой я т?мъ бол?е ц?ню, ч?мъ сильн?е я ея желалъ. Но существуетъ множество достойныхъ любви! Я это вижу со времени обрушившагося на меня несчастья, но ни у кого направленiе ума, манера думать и характеръ, не обладали т?ми пл?нительными для меня свойствами, какъ у тебя. Я не могъ бы любить женщину безъ душевнаго богатства, ибо я долженъ высказываться предъ моей подругой. Вычурное остроумiе утомляетъ меня: кто обладалъ имъ въ большей степени, ч?мъ г-жа Фейланъ? Аффектацiя, на мой взглядъ, такъ же относится къ естественности, какъ румяна къ красот?; то есть: они не только не нужны тому, кого хотятъ украсить, но даже вредны. Значитъ – мн? надлежало найти душу простую, изящную, устойчивую и веселую. У меня такъ мало обычныхъ предразсудковъ, мои мн?нiя такъ несхожи съ мн?нiями всего св?та, что женщина, сотканная изъ мелочности и раздираемая постоянными рефлексами, не могла бы ко мн? подойти. Въ теб? я встр?тилъ энергiю, твердость, силу, р?шительность. Но это еще не все; мой характеръ неровенъ, моя воспрiимчивость чудовищна, моя пылкость исключительна; и потому мн? нужна была н?жная и кроткая женщина, способная меня умиротворять, и я не см?лъ над?яться, чтобы эти превосходныя качества оказались бы въ соединенiи со столь р?дкостными доброд?телями, – обычно это не встр?чается. И все же, я нашелъ все это въ теб?, моя дорогая подруга. Такъ подумай же о томъ, – что ты для меня; все зданiе моего счастья построено на теб?. Не сердись, что я дрожу при одной мысли о могущей угрожать намъ опасности, и что я считаю тебя за благо, безконечно бол?е дорогое для меня, ч?мъ я для тебя. Мой характеръ уже былъ сложившимся, – а твой еще н?тъ; мои принципы тверды, ты же еще только начала думать о необходимости им?ть ихъ. Ты могла бы найти въ мiр? другого рода привязанность и счастье, ч?мъ то, которое суждено теб? въ объятiяхъ твоего Габрiеля; но Софiя была необходима для моего счастья; одна она способна была дать мн? его.

...............................................................

Среда, 9 января 1778 г.

Моя дорогая, моя единственная подруга, я облилъ слезами, покрылъ поц?луями твое письмо. О, мой другъ, моя Софiя, отъ какой тяжести ты освободила мою грудь! Но еще сколько ея остается! Ахъ, ты ничего не пишешь о себ?, о своемъ здоровь?! Письмо твое написано среди мукъ, – я это вижу; ты прибавила только слово, только одно слово посл? событiя. И какъ трепетно оно написано! Неровныя буквы истерзали мн? сердце! Божественное, божественное вниманiе! Видна твоя душа, – твоя везд?! Но какъ же ты себя чувствуешь? Скажи мн?, скажи же это мн?, моя Софiя! Какъ мн? успокоиться? Ахъ, на сердц? у меня тяжело, а было еще мрачн?е. Пусть тебя не тревожитъ безпорядочность этого письма и мой изм?нившiйся почеркъ; изв?стiе выбило меня изъ колеи; мое волненiе слишкомъ сильно и слишкомъ естественно. Я не даю себ? времени притти въ себя, ибо не хочу, чтобы по моей вин? отсрочилось удовольствiе, которое ты испытаешь при вид? этого письма.

Милая, милая Софiя, итакъ, ты – мать! О! и твое дитя не будетъ у тебя отнято! Пусть оно смягчитъ твое горе и твои страданiя! Я говорю – твое дитя, – ахъ, я в?дь знаю, что оно и мое. Никогда твой другъ не откажется отъ сладкаго имени отца… Жестокая Софiя, ты попрекаешь меня моимъ несчастьемъ. Великiй Боже! разв? не я причинилъ твое, и пов?рь, что ничто другое не въ состоянiи меня занимать. Но успокойся, умоляю тебя, о, моя радость! Вспомни, что ты – половина моей души; ты бы слилась съ моею жизнью, если бы не заботилась о своей… Ты нуждаешься въ душевномъ поко?, моя Софiя; я умоляю тебя, пощади себя, побереги для бол?е счастливыхъ временъ. Ув?ренность въ томъ, что ты получишь это письмо, была бы мн? очень ут?шительна; если ты захочешь подтвердить мн? это, опов?сти меня о твоемъ состоянiи, разскажи мн?, какъ себя чувствуешь, и, прежде всего, не обманывай меня… О, не обманывай меня, но пиши, коль скоро ты сможешь это сд?лать безъ опасностей и затрудненiй. Душа моя страждетъ, но у меня еще есть силы, а у тебя ихъ уже н?тъ; поэтому не торопись, и пусть я еще помучаюсь.

У моей дочери мои черты, – говоришь ты? Ты принесла ей этимъ печальный даръ, но пусть у нея будетъ твоя душа, тогда она будетъ богата, тогда природа ее чудесно вознаградитъ за изъяны ея рожденiя… Ахъ, пожалуй, она будетъ черезчуръ впечатлительна. Но какiя бы страданiя не причиняла впечатлительность, – еще больше приноситъ она добра.

Не хочу теб? писать много; не хочу и не могу. Боюсь за свое сердце, за свою голову, за твое состоянiе. Моя подруга, моя Софiя, прошу тебя на кол?няхъ, даже требую отъ тебя, заклинаю тебя именемъ твоей дочери, ея отца, твоими клятвами, твоею н?жностью, о которой ты говоришь, не р?шаясь ее выразить, – береги себя! Не пренебрегай нич?мъ, что можетъ быстро возстановить твое здоровье и силы; обрати на себя часть благородной и изумительной стойкости твоей. Будь здорова! Прощай, моя радость и жизнь!

Софiя Монье – Мирабо

И ты, мой возлюбленный, спрашиваешь, – люблю ли я тебя? Ахъ, разв? ты не знаешь, что я обожаю тебя нав?ки. Да, это в?рно. Что за чудесное существо господинъ Буше![4 - Габрiель Буше – полицейскiй, передававшiй имъ въ заключенiи письма.] Ты, значитъ, знаешь теперь, гд? я. Я теб? уже писала на бумаг?, въ которой были волосы твоей дочери, и въ письм? въ день моего разр?шенiя отъ бремени[5 - Сначала они оба писали секретными чернилами.]. Однако твой почеркъ проступаетъ наружу; употребляй лимонный сокъ и не пиши больше на расплывчатой бумаг?; ч?мъ толще будетъ бумага, т?мъ меньше будутъ выступать чернила.

О, мой другъ, мой другъ, какъ ты несчастливъ! Гд? же т? надежды, о которыхъ ты говоришь? Я думала, что скоро ты выйдешь на волю, и потому я такъ упорно стремилась опов?стить тебя о моемъ м?стопребыванiи. Ты можешь меня увидать, если только не появишься въ господской одежд?. Лучше прикинуться странствующимъ торговцемъ, комиссiонеромъ, букинистомъ или к?мъ-нибудь подобнымъ, желающимъ побес?довать съ графиней; я видаюсь со всякаго рода такими людьми; лишь пристойныхъ людей мн? не разр?шается вид?ть. Удобный часъ – отъ десяти утра до полудня. Если ты явишься подъ видомъ зубного врача, ты сможешь проникнуть даже въ мою комнату. О, мой другъ, отъ радости я умру у твоего сердца…

...............................................................

Гёте – г-ж? фонъ-Штейнъ

Іоганнъ Вольфгангъ ГЕТЕ (1749—1832) долгое время, живя въ Веймар?, находился въ дружеской связи съ г-жей Штейнъ, умной и образованной женщиной, олицетворявшей для него Ифигенiю. Охлажденiе между ними обнаружилось около 1789 г., посл? чего Гёте отправился путешествовать по Италiи. Посл?довавшая любовь его къ Христин? Вульпiусъ (1792 г.), – довольно вульгарной плебейк?, зам?нившей г-жу Штейнъ, далеко не носила того интеллектуальнаго характера, которымъ отм?чены отношенiя и письма къ г-ж? Штейнъ.

Воскресенье, 31 марта.

Дорогая. Письмо Ваше огорчило меня. Если бы я только могъ понять глубокое нев?рiе Вашей души въ себя, души, въ которую должны бы в?рить тысячи, чтобы стать счастливыми! На св?т? ничего не надо понимать, ч?мъ дольше я смотрю, т?мъ ясн?е вижу это. – Ваша мечта, дорогая! Ваши слезы! – Это такъ! Д?йствительность я переношу большею частью хорошо; грезы могутъ меня растрогать когда угодно. Я вновь увид?лъ мою первую любовь. Что д?лаетъ со мною судьба! Сколько вещей пом?шала она мн? увид?ть во время этого путешествiя съ полною ясностью! Это путешествiе словно должно было подвести итоги моей прошлой жизни! А теперь все начинается сызнова! В?дь вс? вы – мои! Скоро прi?ду. Еще не могу разстаться со Шретеръ. Прощайте! Прощайте! Въ посл?днiй день марта 76 года. Лейпцигъ.

Г.

(Пятница, 25 мая).

Итакъ, отношенiе, самое чистое, самое прекрасное, самое правдивое, которое я когда-либо им?лъ къ женщин?, за исключенiемъ сестры, – нарушено. Я былъ подготовленъ къ этому, я только безконечно страдалъ за прошлое и за будущее, и за б?дное дитя, которое ушло, которое я обрекъ въ ту минуту на такое страданiе. Я не хочу вид?ть Васъ, Ваше настоящее опечалило бы меня. Если я не могу жить съ Вами, то Ваша любовь нужна мн? такъ же мало, какъ любовь вс?хъ отсутствующихъ, которою я такъ богатъ. Настоящее въ минуту нужды все р?шаетъ, все облегчаетъ, все укр?пляетъ. Отсутствующiй приходитъ съ пожарнымъ насосомъ, когда огонь уже потушенъ – и все это ради св?та! Св?тъ, который не можетъ быть нич?мъ для меня, не хочетъ, чтобы и Ты была ч?мъ-нибудь для меня, – не в?даютъ, что творятъ. Рука заточеннаго въ одиночномъ заключенiи и не слышащаго голоса любви, бываетъ тяжка для того м?ста, куда она опускается. Прощай, дорогая.

24 мая 76.

Вечеромъ 16-го.

Еще слово. Вчера, когда мы ночью возвращались отъ Апольда, я ?халъ одинъ впереди, подл? гусаровъ, которые разсказывали другъ другу свои прод?лки; я то слушалъ, то не слушалъ, и, погруженный въ мысли, ?халъ дальше. Вдругъ я подумалъ о томъ, какъ я люблю эту м?стность, этотъ край! этотъ Эттерсбергъ! эти невысокiе холмы! И душу мн? пронизало насквозь – вдругъ и теб? когда-нибудь придется все это покинуть! Край, гд? ты нашла такъ много, нашла все счастье, о которомъ можетъ мечтать смертный, гд? ты переходишь отъ удовольствiя къ неудовольствiю, въ в?чно звенящей жизни, – если и теб? придется покинуть его, съ посохомъ въ рукахъ, какъ покинула ты свою родину. Слезы выступили у меня на глазахъ, и я почувствовалъ себя достаточно сильнымъ, чтобы перенести и это. – Сильнымъ! – значитъ, безчувственнымъ.

Записка 1—8 сентября 1876 г.

Къ чему я буду тебя мучить? Дорогая! Къ чему обманывать себя, мучить тебя и такъ дал?е. Мы нич?мъ не можемъ быть другъ для друга и слишкомъ много другъ для друга значимъ. Пов?рь мн?, когда я говорилъ съ тобою со всею ясностью, ты была во всемъ со мною согласна. Но именно потому, что я вижу вещи лишь такими, каковы он? есть, это и приводитъ меня въ б?шенство; покойной ночи, ангелъ мой, и добраго утра. Я не хочу увид?ть тебя снова… Только… ты знаешь все… Это знаютъ еще только сердце мое да подоплека… Все, что я могъ бы сказать, глупо. Отнын? буду вид?ть тебя, какъ видятъ зв?зды! – Подумай хорошенько объ этомъ.

Адр. Госпож? фонъ-Штейнъ.

Казенная печать съ саксенъ-веймаръ-эйзенахскимъ гербомъ.

(Четвергъ, 22 марта).

Твоя любовь – какъ утренняя и вечерняя зв?зда: она заходитъ посл? солнца и встаетъ до солнца. Словно полярная зв?зда, что, никогда не заходя, сплетаетъ надъ нашими головами в?чно-живой в?нокъ. Я молю боговъ, чтобы они не заставили ее померкнуть на моемъ жизненномъ пути. Первый весеннiй дождь можетъ пом?шать нашей прогулк?. Растенiя онъ заставитъ распуститься, чтобы вскор? мы порадовались на первую зелень. Мы никогда еще вм?ст? не переживали такой чудной весны, пусть у нея не будетъ осени. Прости! Я спрошу около 12 часовъ, что будетъ. Прощай, лучшая, любимая.

22 марта 81.

Адресъ: Госпож? фонъ-Штейнъ.

(Суббота, 10 августа).

Сегодня утромъ я окончилъ главу изъ Вильгельма, начало которой диктовалъ теб?. Это доставило мн? прiятный часъ. Собственно, я рожденъ писателемъ. Я испытываю самую чистую радость, какую едва ли когда испытывалъ, если напишу что-либо хорошо, согласно задуманному. Прости. Береги для меня душу моей жизни, моего творчества, моихъ писанiй.

Г.

19 авг. 82.

(Четвергъ), 17 сентября 1882 г., вечеромъ.

Тихонько вернулся домой, – читать, перебирать и думать о теб?. Я рожденъ для жизни частнаго челов?ка, и не понимаю, какъ судьба могла впутать меня въ управленiе государствомъ и въ княжескую семью.

Для тебя живу я, моя Лотта, теб? отданы вс? мои минуты, и ты остаешься моею, я это чувствую.

Вчера я махалъ носовымъ платкомъ, пока могъ тебя вид?ть, въ пути я былъ съ тобою, и только, завидя городъ, впервые ощутилъ пространство, отд?лявшее меня отъ тебя.

Я попытался точн?е обдумать первую часть или, лучше сказать, начало моей сказки, и м?стами пробовалъ писать стихи; это у меня вышло бы, если бы у меня было достаточно времени и домашнее спокойствiе.

(Воскресенье, 17 ноября).

Рано, не до разсв?та, но все же съ разсв?томъ, совершалъ я мое первое паломничество. Подъ твоими окнами поклонился я теб? и пошелъ къ твоему камню. Теперь это единственное св?тлое м?сто въ моемъ саду. Чистыя небесныя слезы падали на него; над?юсь, что въ этомъ н?тъ дурного предзнаменованiя.

Я прошелъ мимо моего покинутаго домика, какъ Мелузина мимо своего жилища, въ которое ей не суждено было вернуться, и думалъ о прошломъ, въ которомъ ничего не понимаю, и о будущемъ, котораго не знаю. Какъ много потерялъ я, когда долженъ былъ покинуть это тихое уб?жище! То была вторая нить, державшая меня, теперь я вишу только на теб? и, благодаренiе Господу, эта нить – кр?пчайшая. Посл?днiе дни я просматриваю письма, писанныя мн? за посл?днiя десять л?тъ, и все меньше и меньше понимаю, кто я, и что мн? д?лать.

Будь со мною, дорогая Лотта, ты – мой якорь среди этихъ подводныхъ камней…

17 ноября 82.

(Четвергъ, 21 ноября).

Раннимъ утромъ буду у тебя. Разлучить меня съ тобою не могутъ ни жизнь, ни смерть, ни творчество, ни чтенiе д?ловыхъ бумагъ. Сн?гу радуюсь, онъ приводитъ мн? на память прошлыя зимы и многiя сцены твоей дружбы. Прощай, сладкая греза моей жизни, успокоительный напитокъ для моихъ страданiй. Завтра у меня чай. 21 ноября 82.

Сообщи мн? твой день.

(Верона), 18 сентября 86 г.

На крошечномъ листочк? даю о себ? в?сточку возлюбленной, не говоря ей, однако, гд? я. Я доволенъ, и только хот?лъ бы разд?лить съ тобою то прекрасное, которымъ наслаждаюсь, – желанiе, охватывающее меня часто съ острою тоскою.