Оценить:
 Рейтинг: 0

Гуманитарное знание в структуре высшего образования

Год написания книги
2018
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 >>
На страницу:
7 из 9
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

8. Свендсен Л. Философия скуки. – М.: Прогресс-Традиция, 2003.

9. Хайдеггер М. Введение в метафизику. – СПб: НОУ «Высшая религиозная философская школа», 1998.

10. Шеллинг Ф.В.Й. Философия искусства. – М.: Мысль, 1966.

11. Ясперс К. Смысл и назначение истории. – М., 1991.

12. Hintikka K.J. Time and Necessity. Studies of Aristotle’s Theory of Modality. Oxf., 1973.

Глава 2

Культурно-языковые аспекты гуманитарного образования

2.1. Государственный язык – русский

Не большой секрет, что в среде филологов отношение к феномену государственного языка имеет самый широкий спектр оценок. От скептического неприятия самого введения этого термина и понятия до серьезного и вдумчивого исследования этой проблемы. А проблема, как кажется, двусторонняя – она и лингвистическая, и юридическая одновременно.

Совершенно очевидно, что принятый в 2005 году Закон о государственном языке РФ требует серьезных доработок, и прежде всего, в лингвистическом сегменте. По крайней мере, три позиции требуют прояснения:

– что же такое государственный язык относительно близких ему понятий «литературный язык», «официальный язык» и нек. др.?

– все ли сферы использования государственного языка, обозначенные в Законе, демонстрируют его нормы, если учесть тот факт, что на сей счет есть специальное Постановление правительства?

– можно ли его исполнить?

По поводу первой позиции, возможно, главной надо говорить особенно.

Есть несколько мнений:

1) государственный язык – функция общенационального языка, но какая? Быть средством государственной коммуникации? Т. е. таким средством, что обеспечивает эффективную связь государства и общества? – В таком случае, не деловой ли это стиль литературного языка, в котором есть эта функция – обеспечивать отношения в сферах деловых, официальных, документных, юридических и т. д. Там есть норма, есть строгости в виде стилистических ограничений и разрешений?

2) государственный язык – это просто статус, своеобразный ярлык на государственность, закрепленность в Законе, ничего больше. В данном случае – это русский язык, он как государственный для всех и у всех, живущих в государстве Российская Федерация – он есть и язык нормированный, и ненормированный, это всего лишь признание одного языка относительно других языком общей коммуникации.

3) государственный язык – часть литературного. Он есть тот его «кусок», который обеспечивает понятное общение между гражданами, между государством и властью, между органами власти, между профессиями и прочее? – В этом случае это онтологически уже другое членение национального языка. Однако критерий понятности – сложно представить неабстрактно. Для профессионалов, например, самый понятный – язык профессиональный, со специальными терминами, а для людей простых именно он и станет языком разъединения.

Что же говорит Закон? Каков он, государственный язык в Законе?

А в Законе попросту нет этой дефиниции – государственный язык.

В статье первой говорится:

В соответствии с Конституцией Российской Федерации государственным языком Российской Федерации на всей ее территории является русский язык [1, п.1, ст. 1].

Лингвист не может не заметить – здесь нет никакого уточнения: какой язык имеется в виду – весь, общенациональный, или только «нормированный русский»? Ведь общенациональный – это и диалекты, и жаргоны, и просторечие и – что еще ужаснее – нецензурная брань (о ней – ниже).

Еще более непонятно, что же такое нормы государственного языка?

На этот счет есть отдельное Постановление, в котором удивительным образом представлено определение норм литературного языка в качестве государственного: Постановление Правительства РФ от 23 ноября 2006 г. № 714. «О порядке утверждения норм современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка Российской Федерации, правил русской орфографии и пунктуации»:

<…> под нормами современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка Российской Федерации понимается совокупность языковых средств и правил их употребления в сферах использования русского языка как государственного языка Российской Федерации [2].

Перед нами классическое «закольцованное определение»: формально оно кажется исчерпывающим, замкнутым, а потому очень логичным. Кажется, названы сферы использования русского языка как государственного, следовательно, они и демонстрирует эти самые нормы.

Но содержательно здесь противоречий множество. Потому что сферы использования, которые обозначены в Законе, вряд ли могут быть демонстраторами норм (прежде всего) литературного языка в качестве государственного. Реклама и СМИ, прежде всего, вся творческая деятельность которых, как правило, направлена на отталкивание от норм литературного языка ради эффектного и суггестивного текста.

Итак, сферы использования языка как государственного не проясняют его сути, а даже вскрывают внутреннюю конфликтность его трактовки в Законе и обыденном понимании: государственный – значит, представляющий государство, презентирующий нашу жизнь в государстве.

Проблема применения Закона еще более туманна.

Мало кто в стране знает о существовании Закона и его требовании исполнять в различных сферах нормы русского литературного языка.

Часто суть Закона сводится к решению вопросов культуры речи. Но за нарушение культуры речи не наказывают и даже (сейчас – увы!) почти не бранят. Совершенно очевидно, и это знакомо каждому филологу, что лингвисту очень сложно жить в предлагаемых условиях. Настоящий филолог – не только знает, но и любит слово, а как любить не защищая? Наши сегодняшние профессиональные претензии к различным нарушениям норм русского литературного языка во многих сферах жизни вызывают, в лучшем случае, снисходительные улыбки, часто грозят вылиться в открытый конфликт. Вспоминается Довлатов: А почему у вас лещ с мягким знаком? – Какой завезли, такой и продаем!

В этой связи (в самом широком смысле слова) экспертная деятельность лингвистов должна быть максимально актуализирована государством. У филологов должно быть право – по профессии, по роду своих занятий – действительно влиять на языковую обстановку в стране, городе, поселке, отдельном учреждении и т. д.

Для иллюстрации противоречивости и лингвистической недоработанное™ текста Закона, а следовательно, невозможности его исполнять в полном объеме, можно привести еще один пример:

При использовании русского языка как государственного языка Российской Федерации не допускается использование слов и выражений, не соответствующих нормам современного русского литературного языка (в том числе нецензурной брани), за исключением иностранных слов, не имеющих общеупотребительных аналогов в русском языке [1, п. 6, ст. 1].

В этой статье Закона многое кажется неточным и двусмысленным, но содержание скобок (о нецензурной брани) хочется прокомментировать отдельно.

Она – это пресловутая нецензурная брань – не входит в сферу русского литературного языка изначально, а потому отдельное ее упоминание, как будто, избыточно. Однако понятно, что это наиболее ясная для большинства наших граждан категория слов и выражений, подпадающих под запрет, а категория «русский литературный язык» – кажется пространной и неопределенной.

А между тем споры о составе этой группы слов (нецензурные слова) и выражений не утихают, и границы ее определяются всякий раз по-разному. И сочетание «нецензурная брань» ни в одном из лингвистических терминологических словарей не значится.

В связи с этим хотелось бы привести несколько выдержек из статьи кандидата юридических наук А.Л. Тена «Нецензурная брань как объект административно-правового регулирования и правосознания», весьма показательных:

Что есть нецензурная брань, в законодательстве не установлено, а в протоколах из этических соображений «бранные слова» не фиксируются. Из этого следует, что определение тех или иных слов как нецензурной брани является полномочием сотрудников милиции, которые, кстати, не могут дать определение нецензурной брани и зачастую сами «грешат» таким злословием [4].

И не это даже важно. А важно то, что и протокол, и выступление на суде, где, скажем, разбирается дело о хулиганстве и использовании нецензурной брани, – это тоже сфера употребления государственного языка, где – по Закону – все должно свидетельствовать о нормах литературного языка. Потому показательно и далее содержание статьи А.Л. Тена, в которой он приводит сомнения судей на сей счет – что можно по этому Закону произносить и писать в официальном общении, а что – нельзя. И далее – рассуждения о границах этой самой нецензурной брани.

Скрывая реальность, некоторые пишут в протоколах: «Он назвал меня представителем сексуальных меньшинств в грубой нецензурной форме» или: «Он угрожал мне сексуальной расправой».

И есть разница в грубой нецензурной брани для учительницы словесности, там и «дуры» хватит за глаза, и для ППС, которого вообще ничем не удивишь [4].

И таких случаев «сложностей» исполнения Закона о государственном языке множество. Из этого, следует два момента: 1) необходимо учитывать при исполнении этой части закона, а также при экспертной оценке, принцип уместности, коммуникативной оправданности употребления той или иной единицы, не входящей в норму русского литературного языка (в теории культуры речи этот критерий прописан достаточно ясно); 2) давно назрела необходимость выпуска словаря русской инвективы, о чем замечательно пишет и давно ратует Н.Д. Голев [3].

Традиционная и богатейшая русская лексикография не может, к сожалению, послужить в полной мере квалификации инвективной, бранной лексики. Словарные пометы в них, прежде всего, стилистические, служат совсем другим целям.

Думается, что термин «государственный язык» соотносим больше с экстралингвистической характеристикой общенационального языка, а именно – с его символической (государственной) функцией, прежде всего.

Символ – как правило – нечто высокое и одновременно всем понятное, а потому консолидирующее явление. Таковы государственные символы – гимн, флаг, например. Таков и русский язык – он на всей территории Российской Федерации есть язык объединительный, причем всюду – и на заводе, и учебной аудитории, и в суде, и в парламенте…

Литературный же язык есть язык нормированный, поставляющий свои нормы в различные сферы жизни, в различные сферы, где естественным образом, в соответствии с Конституцией, действует государственный язык – русский.

Источники

1. Федеральный закон от 1 июня 2005 г. № 53-ФЗ «О государственном языке Российской Федерации».
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 >>
На страницу:
7 из 9