Кроме названных и многих других книг и многочисленных статей пристальное внимание юридической науки, практических работников и вообще юридической общественности привлекли исследования И.В. Решетниковой, посвященные гражданскому и арбитражному процессам, исполнительному производству, судебным реформам (XIX, XX, XXI вв.) и т. д. Естественно, остаются в научном обороте и обе указывавшиеся диссертации.
И еще о многообразии. В упоминавшейся книге «Размышляя о судопроизводстве: Избранное» (2019) восемь глав. Здесь говорится о науке гражданского процессуального права, гражданском и арбитражном процессах в России, доказательствах и доказывании, конституционном и административном процессах, исполнительном производстве России. Кроме того, рассматривается гражданский процесс и исполнительное производство в сравнительно-правовом аспекте, организационно-правовые вопросы деятельности арбитражного суда, медиация и судебная адвокатура.
Ирина Валентиновна очень трогательно, уважительно относится к людям. Можно рассказать о личных впечатлениях авторов, но это же очень субъективно. Если посмотреть предисловие, написанное ею к книге «Размышляя о судопроизводстве: Избранное»[5 - Решетникова И.В. Указ. соч. С. 7–10.], то важно обратить внимание на следующее. Объем предисловия составляет всего три с небольшим страницы. Оно предваряется посвящением: «Моим любимым родителям, с восхищением и уважением». Сказано, что «нашему поколению повезло, нам преподавали бывшие фронтовики, ставшие известными профессорами. Они учили не только праву, но и жизни». Выражается признательность своему Учителю (В.М. Семенову. – Б.Г., П.К.), «за доверие в выборе… темы», за то, что привил «любовь к науке, к гражданскому процессу, ответственность за каждое слово». Сказано об известных ученых-процессуалистах, фронтовиках, которые трудились на кафедре гражданского процесса, они перечислены с указанием имени и отчества каждого. В том числе указан и «легендарный профессор Карл Сергеевич Юдельсон». Отмечено, что «сильный состав был и доцентов». И тоже перечислены с указанием фамилий, имен и отчеств. Сказано о сверстниках, ставших «друзьями в профессии по жизни». Указано, что «сегодня на кафедре трудится много талантливой и успешной молодежи». И наконец, констатируется: «Без кафедральцев»: учителей, коллег, друзей – не было бы любви к науке, процессу, преподаванию. Спасибо всем!!!»
Далее выражается благодарность Вениамину Федоровичу Яковлеву за «значимый … подарок судьбы – работа председателем Арбитражного суда Свердловской области, затем председателем Арбитражного суда Уральского округа».
Далее говорится о том, что «обретение соратников в коллективе суда, судов Уральского округа – это огромная ценность». Подчеркивается, что в «арбитражных судах округа работают «остепененные судьи в области гражданского и арбитражного процессов, все – ученики уральской процессуально-правовой школы… и, конечно, по жизни всегда рядом талантливые ученики».
Заключительная фраза: «И главная поддержка во всем – это любовь и взаимопонимание семьи – самых близких людей прежде всего, конечно, любимых родителей, – главных для меня людей и Учителей».
Увы, такое доброе отношение к людям, светлая память об ушедших, благодарность за то хорошее, что было и есть встречаются не очень часто.
Ирина Валентиновна Решетникова:
• увлечена наукой;
• блестящий организатор;
• мудрый руководитель;
• человек, требовательный к себе и к другим;
• очень коммуникабельна;
• открыта новым идеям и технологиям и т. п.;
• решая крупные задачи, очень внимательна к деталям;
• отличается щепетильным отношением к слову (в том числе к правилам русского языка).
Ирина Валентиновна – не любитель различного рода посиделок («тусовок»). Но если нужно (!) – примет участие.
Любит кошек.
Ирина Валентиновна – ученый, организатор, начальник, судья, учитель, коллега, соратник, друг.
Неоднократно упоминавшаяся книга И.В. Решетниковой заканчивается словами: «Всегда хочется так много сказать, порассуждать особенно, когда каждый день работы в суде наполнен массой вопросов, когда рядом неравнодушные профессионалы и замечательные коллеги, но пора ставить точку, для того, чтобы идти дальше.
Спасибо всем, кто рядом, с кем иду вместе по жизни».
Спасибо Вам, дорогая Ирина Валентиновна!
Д.Б. Абушенко
Материально-правовой эффект незаключенного договора (порочной сделки), составляющего содержание мирового соглашения: размышления, навеянные институтом заверения об обстоятельствах
Уральский государственный юридический университет им. В.Ф. Яковлева, Екатеринбург, Россия; abushenko73@yandex.ru
Дмитрий Борисович Абушенко – профессор кафедры гражданского процесса Уральского государственного юридического университета имени В.Ф. Яковлева, доктор юридических наук.
В настоящей статье рассматривается проблематика гражданско-правовых последствий неутвержденных судом мировых соглашений, содержащих заверения об обстоятельствах. Анализируется охранительное правоотношение, содержанием которого является возмещение реципиенту убытков (уплата неустойки) за недостоверность таких заверений. Поднимаются вопросы, связанные с допустимостью взыскания убытков и неустойки в рамках ранее возбужденного судебного дела, а также в случае, если мировое соглашение не было утверждено вследствие отсутствия полномочий у представителя стороны, давшей недостоверные заверения. Обсуждается тематика, связанная с процессуальным статусом субъекта, который, не являясь спорящей стороной, тем не менее дает заверения об обстоятельствах, включенных в мировое соглашение.
Ключевые слова: мировое соглашение; отказ в утверждении мирового соглашения; заверения об обстоятельствах; отсутствие полномочий у представителя стороны; автономность требования; реципиент; третьи лица, не заявляющие самостоятельных требований относительно предмета спора.
THE SUBSTANTIVE EFFECT OF AN UNFINISHED CONTRACT (VICIOUS TRANSACTION) THAT CONSTITUTES THE CONTENT OF A SETTLEMENT AGREEMENT: REFLECTIONS INSPIRED BY THE INSTITUTION OF ASSURANCES ABOUT THE CIRCUMSTANCES
D.B. Abushenko
Ural State Law University named after V.F. Yakovlev
Dmitry B. Abushenko – Doctor of Law, Professor of the Department of Civil Procedure of the Ural State Law University named after V.F. Yakovlev.
This article discusses the problems of civil consequences of non-court-approved settlement agreements containing assurances about the circumstances. A protective legal relationship is analyzed, the content of which is compensation to the recipient of losses (payment of a penalty) for the unreliability of such assurances. Questions are raised related to the admissibility of recovery of damages and penalties in the framework of a previously initiated court case, as well as if the settlement agreement was not approved due to the lack of authority of the representative of the party who gave false assurances. The topics related to the procedural status of the subject, which, while not being a disputing party, nevertheless gives assurances about the circumstances included in the settlement agreement, are discussed.
Keywords: settlement agreement; refusal to approve the settlement agreement; assurances about the circumstances; lack of authority from the representative of the party; autonomy of the claim; recipient; third parties who do not make independent claims regarding the subject of the dispute.
* * *
Введение
Ранее мы уже обращались к проблематике материально-правовых последствий неутвержденных судом мировых соглашений – для случаев, когда основная цель спорящих сторон состоит именно в «препарировании» спорного материального правоотношения (а прекращение судебной процедуры является желаемым, но отнюдь не необходимым результатом, сиречь своеобразным дополнительным условием), нами обосновывалась идея автономности позитивного материально-правового эффекта сделки, составляющей содержание мирового соглашения[6 - См.: Абушенко Д.Б. Гражданско-правовые последствия неутвержденного мирового соглашения: постановка проблемы // Примирительные процедуры в цивилистическом праве и судопроизводстве: Сборник материалов Международной научно-практической конференции 26–27 апреля 2019 года, Санкт-Петербург. Ч. 2 / Под общ. ред. В.П. Очередько, А.Н. Кузбагарова, С.Ю. Катуковой / Северо-Западный филиал ФГБОУВО «Российский государственный университет правосудия». СПб., 2019. С. 15–21.]. Полагаем, что подобные случаи отнюдь не уникальны: вполне допустимо поставить вопрос о материально-правовых последствиях неутвержденных судом мировых соглашений и применительно к «сердцевине» этого института – той гражданско-правовой сделке, которая совершена спорящими сторонами именно для целей окончания судебного производства.
Внешне такая постановка вопроса выглядит весьма надуманно. Действительно, основной аргумент против очевиден: если сделка порочна с точки зрения цивилистической, то неужто она может породить какой-то позитивный материально-правовой эффект только лишь потому, что оказалась облечена в «одежды» мирового соглашения? Схожий вопрос следует поставить и для случая, когда договор, составляющий содержание мирового соглашения, квалифицирован как незаключенный. Согласимся: действительно, нет никаких сомнений в том, что пороки сделки (незаключенность договора) не преодолеваются процессуальной формой; правопорядок не должен допускать саму возможность особого правового «бытия» только лишь потому, что сделка стала предметом судебной оценки применительно к институту мирового соглашения. Но что тогда могло бы выступить объектом доктринального анализа? Есть ли вообще какой-то серьезный повод для самого обсуждения позитивного материально-правового эффекта незаключенного договора (порочной сделки), составляющего содержание мирового соглашения? Полагаем, на этот вопрос следует дать утвердительный ответ. Итак, мы предлагаем обратиться к конструкциям, которые с точки зрения гражданского права моделируют некие правовые последствия (помимо реституционных) именно на случаи недействительности сделки либо незаключенности договора. Самым очевидным примером здесь выступает институт заверения об обстоятельствах.
Начнем с того, что с момента появления соответствующей нормы[7 - Имеется в виду ст. 431.2 ГК РФ.] в отечественном гражданском законодательстве минуло уже более семи лет, однако, насколько нам известно, на настоящее время вообще отсутствуют какие-либо исследования, в которых авторы анализировали бы механику функционирования данного института именно применительно к случаю, когда заверения об обстоятельствах являются составной частью сделки, составляющей содержание мирового соглашения. Меж тем, конечно же, имеются серьезные предпосылки к тому, чтобы принципиально допустить включение заверений об обстоятельствах в мировое соглашение. Действительно, стороны, находящиеся в состоянии правового конфликта, чаще всего уже исчерпали некий «доверительный потенциал», а потому в ряде случаев готовы к урегулированию спора только при наличии неких страхующих правовых механизмов. Например, истец, уже потративший время и денежные средства на судебную защиту, готов к заключению мирового соглашения исключительно лишь при условии включения в него заверений о том, что предоставляемая взамен денежного требования вещь не обременена правами третьих лиц, а сама такая сделка для ответчика не будет являться крупной. Разумно ли такое преддоговорное требование со стороны истца? Полагаем, да: он прекрасно просчитывает риски и понимает, что, к примеру, с кассационной жалобой на определение об утверждении мирового соглашения может обратиться третье лицо, имеющее права на вещь, подлежащую передаче ответчиком по мировому соглашению; кроме того, истец не исключает подачу такой жалобы от акционеров ответчика, которые будут ссылаться на крупный размер сделки и нарушение требований о ее одобрении. Что в итоге получает истец? Понятно, что содержащиеся в мировом соглашении заверения об обстоятельствах не гарантируют законность судебного определения о его утверждении, однако у истца появляется вполне ощутимый стимул тем не менее мировое соглашение заключить, поскольку даже при отмене соответствующего определения судом вышестоящей инстанции у него возникнет новый инструмент защиты – самостоятельное требование о взыскании убытков или неустойки (по основаниям, связанным с недостоверностью данных ответчиком заверений об обстоятельствах)[8 - В соответствии с абз. 1 п. 1 ст. 431.2 ГК РФ содержание охранительного обязательства, возникающего вследствие того, что сделанные заверения об обстоятельствах оказались недостоверными, составляют именно требования о взыскании убытков и неустойки («сторона, которая при заключении договора либо до или после его заключения дала другой стороне недостоверные заверения об обстоятельствах, имеющих значение для заключения договора, его исполнения или прекращения (в том числе относящихся к предмету договора, полномочиям на его заключение, соответствию договора применимому к нему праву, наличию необходимых лицензий и разрешений, своему финансовому состоянию либо относящихся к третьему лицу), обязана возместить другой стороне по ее требованию убытки, причиненные недостоверностью таких заверений, или уплатить предусмотренную договором неустойку»).],[9 - Далее по тексту упоминание о возможном взыскании убытков и неустойки подразумевает исключительно конструкцию абз. 1 п. 1 ст. 431.2 ГК РФ (взыскание убытков и неустойки по иным основаниям предметом настоящего исследования не является).].
Есть ли какие-либо контраргументы к самой идее о допустимости использования института заверений об обстоятельствах в содержании мирового соглашения? Полагаем, их немного. Похоже, главный довод здесь – это потенциально возможный новый спор о взыскании убытков или неустойки. Получается, что не исключена ситуация, когда и первоначально возникший спор не завершился мирным урегулированием и при этом у одной из сторон возникло новое денежное требование к оппоненту[10 - Абзац 2 п. 1 ст. 431.2 ГК РФ исходит из идеи автономности указанного денежного требования: «Признание договора незаключенным или недействительным само по себе не препятствует наступлению последствий, предусмотренных абзацем первым настоящего пункта».]. Кроме того, если заверения об обстоятельствах даются третьим лицом, то, видимо, это должно влечь усложнение процесса – такого субъекта следует наделить определенным процессуальным статусом.
В то же время вряд ли перечисленные контраргументы перевешивают общий положительный стимулирующий эффект, который достигался бы использованием института заверений об обстоятельствах в мировом соглашении. Возможное «удвоение» спора, вытекающее из реализованной в законе идеи автономности, не является чем-то уникальным для отношений, складывающихся при заключении и утверждении мирового соглашения, а также при исполнении соответствующего судебного акта. Скажем, условие о неустойке в мировом соглашении схожим образом может повлечь возбуждение новой судебной процедуры в случае, если должник не исполнит принятое на себя обязательство. Вполне возможно возникновение нового материально-правового спора и тогда, когда до утверждения мирового соглашения одна из сторон произведет по нему исполнение, а само мировое соглашение в итоге не будет утверждено судом.
Усложнение процесса, состоящее в наделении статусом лица, участвующего в деле, субъекта, который, не являясь спорящей стороной, дал заверения об обстоятельствах, радикально вряд ли что-то меняет, поскольку за таким усложнением практически сразу последует окончание судебной процедуры вследствие утверждения мирового соглашения. Если же суд откажет в его утверждении, то ничто не препятствует вынесению определения о прекращении указанного процессуального статуса.
Итак, для оборота в целом появление нового инструмента, использование которого увеличивает шансы на заключение мирового соглашения, крайне ценно. Однако автономность института заверений об обстоятельствах, а также отдельные особенности, связанные с субъектным составом охранительного правоотношения, дают повод к обсуждению некоторых вопросов.
I. Процедурные особенности взыскания убытков и неустойки
Первый вопрос связан с допустимостью взыскания убытков и неустойки в рамках ранее возбужденного судебного дела. Собственно, здесь теоретически есть всего два варианта: один предполагает такую возможность, другой же основывается на необходимости предъявления кредитором нового иска о взыскании убытков и неустойки.
Рассмотрение вопроса об ответственности в рамках ранее возбужденного судебного дела предполагает, что, во-первых, дело будет в производстве того же судьи, что рассматривает или уже рассмотрел первоначальное притязание (далее – «основной иск»), во-вторых, судье будут доступны все ранее представленные в дело доказательства, и, в-третьих, для случая, когда заверения даны истцом, возможно будет использование конструкции встречного иска, направленного к зачету по первоначальному требованию. Эти три момента, конечно, важны: судья уже имеет определенное представление о поведении сторон, нет необходимости в повторном представлении тех же самых доказательств, а при удовлетворении первоначальных и встречных требований в итоговом судебном акте будет произведен зачет на совпадающую сумму. Однако полагаем, все же более правильным было бы не перегружать ранее возбужденное дело, а предоставить лицу, которое получило недостоверные заверения (далее – «реципиент»), право защищаться самостоятельным иском. К этому выводу нас подталкивают несколько доводов.
Первый состоит в том, что рассмотрение нового иска о взыскании убытков и неустойки судом, ранее разрешившим спор по основному иску, может нарушать общее правило о территориальной подсудности (для случая, когда фигура ответчика по основному и новому иску не совпадает) либо правило о договорной подсудности (для случая, когда стороны прямо указали компетентный суд для требования о взыскании убытков и неустойки в тексте мирового соглашения). Более того, нельзя исключать и ситуации, при которых требование о взыскании убытков и неустойки подлежит рассмотрению в иной подсистеме (скажем, когда основной иск был рассмотрен арбитражным судом, а притязание реципиента компетентен рассматривать суд общей юрисдикции) или третейским судом (при наличии соответствующей оговорки в отношении требований, которые могли бы быть предъявлены вследствие недостоверности данных заверений).
Второй довод связан с предметом доказывания – он будет радикально иным, по сути, никак не совпадающим с предметом доказывания по основному иску. Собственно, и доказательства в большинстве случаев тоже будут новыми, отличными от тех, что уже имеются в материалах дела.
Третий довод отсылает нас к ситуации, когда заверения были даны не спорящими по основному иску сторонами, а третьим лицом. Поскольку по требованию о взыскании убытков и неустойки отвечать будет именно это лицо, то в итоге окажется, что в рамках одного судебного дела рассматриваются довольно разные иски с несовпадающим субъектным составом.
Наконец, четвертый довод связан с возможной инстанционной «разбалансировкой». Например, если неутвержденное мировое соглашение заключалось сторонами в проверочной инстанции, то в итоге окажется, что судебный акт, принятый по основному иску, проходит проверку в апелляции или кассации, а уже заявленное требование реципиента подлежит рассмотрению в суде первой инстанции.