Философские проблемы междисциплинарного синтеза

Философские проблемы междисциплинарного синтеза
Коллектив авторов

Целью монографии, подготовленной на базе Центра философско-методологических и междисциплинарных исследований Института философии НАН Беларуси, явилось обсуждение опыта, достижений и проблем, связанных с конкретными формами междисциплинарного синтеза, в котором продуктивно участвует философское знание.

Будет полезна ученым естественнонаучного, технического и гуманитарного профиля, специалистам в области конвергентных дисциплин, преподавателям вузов, аспирантам, магистрантам и студентам, всем, кто интересуется актуальными проблемами междисциплинарного научного познания.

Дмитрий Широканов, Вера Белокрылова, Виталий Демиров и др

Философские проблемы междисциплинарного синтеза

Научный редактор академик НАН Беларуси, доктор философских наук, профессор Д. И. Широканов

Рецензенты:

доктор философских наук, профессор П. В. Кикель

доктор философских наук, профессор В. П. Старжинский

© Оформление. РУП «Издательский дом «Беларуская навука», 2015

Введение

Важнейшей особенностью современного научного познания является акцент на сотрудничество различных дисциплин, привлечение к научному процессу специалистов и организаций, обладающих целым спектром теоретических и практических компетенций.

Эта особенность проявляется на всех уровнях функционирования науки: 1) как системы рациональных знаний, 2) как специально организованной деятельности по их получению, проверке, операционализации, 3) как социального института. В первом случае она мотивирована тем, что исследование сложных явлений и процессов природы, общества, технической сферы требует сочетания различных, порой исходящих из несовпадающих теоретических оснований и подходов. Во втором – обусловлена характером самого «социального заказа» на науку и в немалой степени тем обстоятельством, что важнейшие современные инструменты финансирования научных исследований, такие как Рамочные программы Европейского союза, не только допускают, но и прямо предполагают формирование научных консорциумов междисциплинарного и международного характера. В третьем аспекте новые формы организации научного процесса детерминируются необходимостью оптимального распределения ресурсов научной деятельности, а в ряде случаев – и потребностью в консолидации научно-интеллектуальных элит для представления и защиты своих интересов в сфере социального управления, бизнеса, в широком общественном сознании.

Многие исследовательские программы современной науки выступают в каком-то отношении предпосылкой, а в другом – результатом процесса интеграции научного знания и сообщества ученых. Цементирующим фактором этих программ являются различные формы коммуникации между субъектами научного процесса – от простого диалога, взаимного согласования концептуальных картин до тесной кооперации и даже до ситуаций, когда одна дисциплина практически ассимилирует другую. Трудности на пути их формирования связаны с выработкой «общего языка», согласованием устоявшихся базовых допущений и расширительных интерпретаций, характерных для отдельных дисциплинарных «картин мира», конструированием предметных областей и выбором объектов совместных исследований.

Неоднозначность обозначенных процессов, их многослойный характер привлекают на протяжении последних десятилетий внимание науковедов, историков, социологов и философов науки. Благодаря их работе постепенно складывается новый образ архитектоники научных процессов, выходящий за рамки классического понимания «системы» и «древа» наук. Этот образ все еще не избавлен от внутренних противоречий, спекулятивности, схематизма. И вместе с тем он приближает нас к пониманию того, какую роль играет наука в общественной динамике в условиях становления информационной цивилизации, общества, основанного на знаниях.

Сердцевиной нового понимания науки является представление о «новой дисциплинарности», конкретизируемое в концепциях междисциплинарного, трансдисциплинарного, кросс-дисциплинарного, постдисциплинарного познания и знания. Эти концепции, связанные с именами К. Поппера, Т. Куна, П. Фейерабенда, Ж. Пиаже, Э. Джаджа, Дж. Баклер, Дж. Раппорта, М. Соммервиль, В. С. Стёпина, Е. Н. Князевой, С. П. Курдюмова, В. Г. Горохова, В. Н. Поруса, М. А. Розова, Л. П. Киященко и многих других авторов, отчасти конкурируют, отчасти дополняют друг друга. В них делается акцент на новые формы и протоколы коммуникации ученых, новые критерии валидности и, так сказать, «ценности» научных идей, новые механизмы циркуляции знания внутри всего интеллектуального пространства современного общества, освобожденного от многих внутренних барьеров.

Наряду со своим эвристическим потенциалом, концепции «новой дисциплинарности» оставляют целый ряд вопросов. Можно ли говорить о ней как о новом этапе исторической эволюции науки, либо все, что мы наблюдаем, – лишь следствие бурного научно-технического развития последних десятилетий, давшего много информации, которая нуждается в рефлексии и упорядочении, а по завершении этого этапа научный процесс более или менее вернется на прежние рельсы? Является ли «новая дисциплинарность» естественным или особым, экстраординарным состоянием науки, случаем, требующим специального проектирования и регулирования? Не вправе ли мы сказать, что, двигаясь к постдисциплинарному знанию, мы на самом деле возвращаемся к некоему образу его раннего, додисциплинарного состояния? И если да, то является ли это движением по кругу или по спирали? Не претендуя на то, чтобы дать развернутый ответ на эти вопросы, сделаем несколько оговорок, касающихся общей идеи материалов, представленных в данной книге.

Во-первых, следует отметить, что феномен новой дисциплинарной организации тесно связан со становлением постнеклассической науки, характеризующейся ценностной нагруженностью и человекомерностью. Едва ли случайно, что объектами специального исследования диалог и сотрудничество исследовательских программ стали лишь во второй половине XX в.

Во-вторых, формирование «новой дисциплинарности» рассматривается нами не как преходящее явление, а как действительный исторически, культурно и экономически обусловленный процесс, который набирает силу на наших глазах и в будущем обещает кардинально изменить облик науки как системы знаний, вида деятельности и социального института. Этот процесс имеет особый вектор развертывания, связанный с общенаучным и, говоря шире, общекультурным понятием синтеза как объединения потенциалов, достижения нового системного качества, снятия противоречий.

В-третьих, понятие «междисциплинарный синтез», вынесенное в заглавие работы, не исчерпывает ее предмета, и это сделано с умыслом. В работах методологов и теоретиков науки идет дискуссия как о содержании понятий «междисциплинарность», «трансдисциплинарность», «постдисциплинарность», так и о логических отношениях между ними. Она далека от завершения, поскольку жизнь и научная практика постоянно вносят новые оттенки в понимание путей и возможностей синтеза дисциплин. Отчасти она продолжается и на страницах данной книги. Конечно, расставить акценты в этой дискуссии – задача, которую как раз философия и призвана решать. Но расставить акценты – не означает императивно задать какой-то свой, зарожденный внутри самого философского сообщества схематизм. Поэтому в нашей книге речь пойдет обо всем спектре вариантов «новой дисциплинарности», а чтобы обозначить их одним словом, мы используем самые, пожалуй, распространенные и известные за пределами методологического дискурса понятия – «междисциплинарные исследования», «междисциплинарный синтез».

В-четвертых, имеет смысл говорить как минимум о двух типах междисциплинарной интеграции – «междисциплинарности избыточности», подразумевающей экспорт/импорт положительно зарекомендовавших себя эпистемологических средств, и «междисциплинарности недостаточности», связанной с необходимостью наполнения проблемных лакун, образовавшихся в «зазорах» между традиционно очерченными предметными границами. Соответственно возможный диапазон междисциплинарных взаимодействий можно зафиксировать следующим образом: 1) экспорт/импорт концептуально-методологических средств между предметными областями; 2) совместное освоение нейтральных (чаще всего новых) проблемных пространств, не получивших дисциплинарного суверенитета либо уже утративших его.

В-пятых, мы далеки от мысли, что междисциплинарность (особенно понятая узко, сугубо формально, как руководство к действию по слиянию различных научных коллективов, традиций и школ воедино и финансированию только многодисциплинарных проектов) – универсальный ответ на проблемы и противоречия науки. Это совершенно не так. Перефразируя известное выражение, для модернизации научной сферы нам нужна интеграция исследовательских подходов, насколько это возможно, при сохранении суверенитета дисциплин (включая поддержку продуктивно работающих научных школ, традиционных форм преемственности знания, систем воспроизводства научных кадров), насколько это необходимо. По словам российского ученого-биолога А. А. Оскольского, любая серьезная междисциплинарная новация требует от ученых безупречного уровня квалификации в их собственных дисциплинах. Только при таком условии возможен продуктивный синтез теорий, методологий и этических принципов разных дисциплин. Междисциплинарность – это та роскошь, которую может позволить себе лишь развитая дисциплинарная наука.

Сегодня в процессы междисциплинарной коммуникации и синтеза активно вовлекается современное социогуманитарное знание. С одной стороны, это позволяет ему стать равноправным участником диалога ученых, содействовать выработке интегрированных подходов к обустройству человеческого мира. С другой стороны, именно в секторе гуманитарных наук междисциплинарные процессы имеют свою специфику, связанную с требованиями практической ориентированности. Реформирование отечественной науки, сосредоточение ее усилий на решении конкретных проблем общественного развития обуславливает необходимость координации усилий специалистов различных областей, и важная роль в этом процессе принадлежит гуманитариям.

Процессы и явления социальной действительности по природе своей сложноорганизованны и многоаспектны. Их достоверному теоретическому отображению способствует именно междисциплинарный формат, который предполагает объединение усилий дисциплин для решения конкретных проблем, имеющих различные уровни и срезы. В теоретическом плане каждая из дисциплин, находясь в совместном научном поиске, ассимилирует полезный опыт, преодолевая собственную концептуальную и предметную замкнутость и одновременно способствует преодолению ее у других.

Однако «полифония» предметных срезов и исследовательских позиций автоматически не ведет к искомой многомерной картине реальности. Для ученого работать в режиме междисциплинарности – это не просто работать в команде, это прежде всего слышать, понимать, проявлять гибкость, не жертвуя при этом идентичностью собственной интеллектуальной позиции. Это же в полной мере относится и к интеграции научной дисциплины в междисциплинарное пространство.

Междисциплинарные проекты испытывают объективную потребность в теоретической медиации. Характерный для предметно-дисциплинарного знания «одномерный» дискурс со специализированными языками, объяснительными схемами и концептуальными конструкциями автоматически невозможно просто так перевести в междисциплинарный формат. И здесь возникает еще одна задача философии в междисциплинарном пространстве. Она должна взять на себя роль посредника, переводчика и аналитика в диалоге через границы исследовательских программ, традиций, школ. Ведь все то, что связано с пониманием, интерпретацией, трансляцией и репродукцией культурных смыслов, явных и неявных оснований и предпосылок познавательного процесса, – все это принадлежит к суверенной территории философского знания. Основная миссия философии – предложить перспективные направления и основания возможных сценариев мышления и действования в условиях неопределенности, которая в переизбытке присутствует в эпоху стремительных трансформаций общества, экономики, культуры и самой науки.

Философское участие в междисциплинарных исследованиях позволяет зафиксировать и, по возможности, даже нейтрализовать экспансию еще одного неоднозначного, но стремительно набирающего силу феномена современности – релятивизма, который характерен для самых различных областей социальной практики – науки, политики, культуры, морали. Философия в силу своей традиционной специализации ищет ответы на «вечные вопросы», но сами ее ответы отнюдь не являются вечными. Философский подход позволяет объединить установки историцизма и контекстуализма с одной стороны и общечеловеческий характер базовых гуманистических, нравственных, познавательных идеалов – с другой.

В сферу теоретической ответственности философии входит также критическое рефлексивное осмысление существующих познавательных и ценностных установок. В постклассическом познавательном контексте для нее характерен повышенный интерес к трансдисциплинарным концептуально-методологическим средствам, расширяющим ее собственные горизонты. В связи с этим следует отметить подходы, получившие универсальную значимость в рамках современного стиля научного мышления: информационный, системный, деятельностный, эволюционный, синергетический, сетевой.

Вместе с тем в интеллектуальной культуре современного общества к эвристическим возможностям философии складывается, прямо скажем, скептичное отношение. Нельзя отрицать, что доля вины за это ложится на самих философов. Постклассические стратегии философствования нашли преломление в политической практике, в литературе и искусстве, однако оказались недостаточно востребованы естественнонаучным и инженерным мышлением. Философия нашего времени порой демонстрирует увлеченность игрой понятий, акцент на самовыражение опыта философствующего вопреки пониманию читателем, сосредоточенность на внутренней жизни философского сообщества вопреки вовлечению в дискурс общественной практики. Все это в конечном счете привело к тому, что философия в общемировом масштабе оказалась не способна предотвратить негативные эффекты чисто технократического мышления, распространения потребительских установок.

Однако на заре нового столетия и научно-инженерная, и политическая элита общества все больше осознает необходимость коррекции цивилизационной парадигмы развития. Все громче и настойчивее звучат призывы к гуманитарной, духовной, экологической «перезагрузке» социума. Приходит время и для философии реактуализовать свой социально-преобразовательный потенциал, перевернув страницы своих отступлений и непростых рефлексий над их причинами. Конечно же, научный прогресс сегодня позволяет намного предметнее и детальнее, нежели сто или пятьдесят лет назад, судить о строении материи, природе и механизмах сознания, закономерностях развития сложных систем – всем том, о чем прежде говорили, опираясь только на философские интуиции и обобщения. Но, думается, это отнюдь не означает, что предметность философии истощается и вот-вот иссякнет напрочь. За нею остается функция обоснования приоритетов развития науки и общества, теоретического моделирования их достижений и возможных кризисов, осмысления того, как складываются, функционируют, эволюционируют метасистемы «человек – общество – техника – природа», «политика – экономика – культура», «государство – цивилизация (мир-система) – Вселенная» и т. п. Философия не проводит решительной границы между разными видами духовного производства – наукой, искусством, религией, – ибо этой границы нет в сознании живого человека. В рамках философии постигаются тенденции, выявляются перспективы развития взаимосвязанных систем в социально-экономической, медико-биологической, экологической, нравственно-правовой и других сферах. Именно философское измерение познания обеспечивает устойчивую ориентацию на практику – то есть на жизнь, чувства, поведение конкретных людей, общества в целом.

Но не переоцениваем ли мы здесь метанаучный статус философского знания? Может быть, идея метауровня остается лишь допущением, конструктом, недостижимым в реальности? «Математик, естествоиспытатель, логик, как бы далеко не подвинулись вперед в познаниях разума… все же остаются только виртуозами разума.

Но у нас есть еще идеал учителя, руководящего всеми этими [учеными] и пользующегося ими как орудиями для содействия существенным целям человеческого разума. Только такого учителя следовало бы назвать философом; но… такого учителя нигде нет, а идея его законодательства находится "во всяком человеческом разуме"», – писал И. Кант в «Критике чистого разума»[1 - Кант И. Критика чистого разума. – М.: Наука, 1998. – С. 614–615.]. Так или иначе происходящие в науке трансформации, смена типа рациональности, прагматизация знания вообще и научного знания, в частности, требуют от философии выработки новых способов самопозиционирования. Это подразумевает, в первую очередь, дополнение идентификации философии как «метазнания» (тем более «метазнания-в-себе», интересного, в основном, самим философам) более гибкой тактикой пограничного диалога с научными дисциплинами и самыми различными культурными формами.

Интегративные тенденции в науке вовлекают философию в активное взаимодействие с самыми различными отраслями знания. В нем философия должна не просто довольствоваться ролью посредника, но и продуктивно решать собственные исследовательские задачи. Расширение и обогащение горизонтов философской рефлексии происходит посредством трансцендирования за пределы закрепленных традициями предметных сфер. Этим способом существования философия и отличается от других наук. Она совершенствует свой рефлексивный инструментарий, осваивая концептуальный и методологический багаж ближних и дальних научных областей и одновременно оказывая воздействие на их собственные механизмы развития. Вот и сегодня междисциплинарное взаимодействие философии и биологии, философии и кибернетики, философии и психологии, философии и языкознания открывает перспективный взгляд на обширные предметные области, становясь катализатором так называемых поворотов в современной науке – антропологического, лингвистического, когнитивного.

Что же может предложить философия своим научным партнерам сегодня, что может позаимствовать у них и использовать на своей «территории»? Как развивался и продолжает развиваться диалог философии и науки, и на пользу ли им обеим этот диалог? На эти и многие другие вопросы авторы ищут ответы в настоящей работе.

Здесь необходимо сказать несколько слов о форме построения самой книги. Подступая к такой масштабной задаче, как организация дискуссии вокруг направлений эволюции и интеграции научного знания, можно следовать одному из двух путей. Первый из них – назовем его «путь Органона» – подразумевает систематизацию и философское осмысление сколь возможно широкого спектра позиций и типов предметности, характерных для современной науки. Это базовый, наиболее фундаментальный подход. Ему следуют, к примеру, работы крупнейших представителей отечественной методологической школы, такие как «Теоретическое знание» B. C. Стёпина (М., 1999), «Философия науки и техники» В. С. Стёпина, В. Г. Горохова. М. А. Розова (М., 1995) и др. Второй – назовем его «путь феноменологии метода» – связан с раскрытием опыта погружения философского сознания в проблематику дисциплинарной идентификации и междисциплинарного синтеза, что в то же время есть опыт постановки и решения конкретных междисциплинарных задач. Такой подход можно рассматривать как более частный, кейс-ориентированный, связанный с методом проблемно-ситуационного самоанализа самой философской методологии. Несмотря на его более частный характер, он не менее важен, поскольку демонстрирует практику научного процесса «изнутри», с акцентом на реальные проблемные ситуации междисциплинарного познания.

Именно такой подход реализован в данном издании. Задачей его авторского коллектива является как демонстрация конкретных примеров продуктивного участия философских идей и концепций в междисциплинарной интеграции, так и рефлексия над статусом и перспективами философского знания в современном эпистемологическом пространстве.

Глава 1 книги посвящена философско-методологическим основаниям интеграции научного знания на современном этапе. Налаживание междисциплинарной коммуникации невозможно без рефлексивной фиксации и взаимного согласования исходных теоретико-методологических посылок, языков описания и объяснения. Философия выявляет, обосновывает и активно задает фундаментальные параметры познавательного пространства, рефлексирует над историческими типами и стилистикой мышления, фиксирует перспективные тенденции продуктивного научного поиска. В книге рассматриваются пути и формы интеграции современных философских концепций в междисциплинарные исследования, организованные вокруг проблематики естественнонаучного и инженерного знания.

Очерчиваемые авторами в главах 2 и 3 проблемные аспекты тесно взаимосвязаны. Здесь и размышления над возможностями философии и логики в организации междисциплинарного взаимодействия, и осмысление возможности сближения эпистемологических программ реализма и конструктивизма, и опыт реконструкции генеалогии основополагающего для обществознания понятия социального субъекта. В ряду освещаемых проблем – как традиционные для философско-научного диалога (к примеру, проблема времени), так и связанные с осмыслением новейших достижений науки (такие как культурно-антропологическое значение разработок в сфере искусственного интеллекта, распространения современных информационных технологий). Значительное внимание уделено междисциплинарному статусу и потенциалу современных разработок в области образования, воспитания, кадровой работы.

Замысел монографии связан с признанием многовекторного характера «концептуального трансфера» в междисциплинарных проектах – эволюции идей и методов познания от философской проработки до воплощения в научно-исследовательской практике и их возвратного восхождения к новой ступени философского осмысления. Именно активное междисциплинарное партнерство могло бы сыграть для современной философии активную «антикризисную» и даже «реабилитирующую» роль. Конкретный позитивный опыт, своеобразное портфолио взаимовыгодного междисциплинарного сотрудничества поможет философии убедительно продемонстрировать свой эвристический потенциал. Но важно отметить, что свою значимую роль в междисциплинарном взаимодействии философия способна сыграть только при сохранении своей дисциплинарной специфики, которая требует говорить не только о философии в системе наук, но и о системе отношений «философия – наука». Организуя междисциплинарный диалог, философия не должна раствориться в нем, по-позитивистски превратиться в историю науки или доксографию научного знания.

Полагаем, что знакомство с книгой будет полезно не только ученым-гуманитариям, но и представителям множества естественнонаучных, инженерных дисциплин. Гипотезы и выводы авторов монографии могут оказать содействие в разработке сценариев модернизации научной сферы в Республике Беларусь и в других государствах, в частности там, где речь заходит о проблемах организации кластерных, проблемно-ориентированных научных проектов, об осуществлении комплексной научно-технической экспертизы и проектировании инновационных инфраструктур. Хочется верить, что совместная работа ученых многих специальностей над проблемами, обозначенными в данном издании, поможет скорейшей реализации сценариев науки завтрашнего дня.

Глава 1. Философско-методологические основания интеграции научного знания

1.1. Становление современного стиля мышления: богатство общего и диалектика особенного

Специфическое назначение философии в системе научных дисциплин состоит в выработке ею фундаментальных мыслительных инструментов, которые именно в силу своей всеобщности открывают новые методологические и мировоззренческие перспективы для решения конкретных задач в различных областях науки и социокультурной практики.

Эта ведущая, категориально-методологическая функция философии не может быть продублирована на конкретно-научном уровне именно в силу предметной специализации частно-научных исследовательских программ, что неизбежно налагает определенные рефлексивные ограничения. Концентрация ученого (политика, менеджера) на прикладном результате способствует достижению эффективности, но неизбежно «выносит за скобки», оставляет вне поля рефлексивности, ряд фундаментальных оснований его деятельности (как в теоретическом, так и в практическом отношении). Эти основания, «универсалии культуры», которые присутствуют в научном и вненаучном мышлении, общественных отношениях, являются специфическим предметом философского знания.

Утилитарная результативность деятельности в ее краткосрочной перспективе не единожды на протяжении истории создавала иллюзию избыточности обобщающего философского осмысления. Но каждый раз, когда общество, наука, культура оказывались перед лицом кризисных тенденций, входили в переломные этапы своей эволюции, вновь и вновь востребованным становился фундаментальный, философский уровень осмысления действительности, выводящий мышление за горизонты самодостаточной эмпирической повседневности. Сказанное в полной мере относится к современной ситуации.

Как известно, потенциальной способностью быть всем обладает только то, что не является ничем в особенности. Это означает, что претендовать на всеобщность своих выводов может только область знания, не отождествляющая себя ни с одной из частных предметных областей, с ее теоретическим аппаратом, но раскрывающая такие принципы и законы мышления, которые инвариантны для каждой особенной области. Именно эта установка задает место философии в системе культуры на протяжении более чем двух тысячелетий. Философия в ее предметной и функциональной определенности имеет дело с человеческим мышлением, с бесконечно многообразными формами его субъективированного и объективированного бытия в культуре. Только философия как метарефлексивная дисциплина способна зафиксировать всеобщность структур, категорий и стилей мышления (и вытекающих из них типов социально-преобразовательных практик), сделать их основания прозрачными для самих субъектов, указать на противоречия и тупики, предложить пути совершенствования.

Одна из важнейших функций философии в системе человеческого знания – критический анализ стратегий современного мышления в качестве целостных, самоорганизующихся динамичных компонентов социокультурной деятельности.

В отечественном философско-методологическом знании понятие «стиль мышления» обладает богатой и разносторонней традицией. Говоря о стиле мышления, подразумевают операционально воспроизводимый, конструирующий «архетип» познавательной деятельности, в котором обобщены наиболее перспективные, в известном смысле инновационные познавательные практики, формы коммуникативной общности, структуры социокультурной действительности. В качестве исторических примеров можно привести механицистский и органицистский стили мышления, обусловленные исключительным социокультурным значением открытий в соответствующих областях научного знания. Явно или имплицитно схематизмы мышления наиболее инновационной отрасли науки образуют структурные параллели и в других отраслях.

Стилевые особенности мышления обнаруживают себя через взаимодействие сразу нескольких факторов в процессе познания: во-первых, активно-избирательное отношение к объектам, актуализирующее те или иные предметные срезы действительности в зависимости от интенциональных установок исследователя; во-вторых, конструирующая функция гносеологического субъекта. Такой субъект в терминах конструктивистской парадигмы может быть представлен как воспроизводящаяся и обосновывающая себя целостность, которая обладает некоторой степенью автономии по отношению к внешней среде и пропускает поток входящей информации через собственные «фильтры». Тем самым познающий субъект как бы непроизвольно согласовывает внешние воздействия с потребностями, интересами, целями когнитивно-семиотической системы своего сознания.

Можно сказать, что стиль мышления не просто результирует, обобщает, инструментализирует способ концептуализации объекта познания в нескольких конкретно-научных дисциплинах, но и сам является инструментом или инструментальной средой познания. Он «работает» как инструмент в той мере, в какой способ действия рефлексивного мышления в различных дисциплинах и отраслях научного знания подчиняется одним и тем же законам, и генерируемые им когнитивные структуры выступают как изоморфные образования.