Поздняя осень в Венеции

уподоблял, чтоб трепетала
в них музыка или примета
вторгающегося в сердца.

И если ангел одолел
в единоборстве человека,
нужна сраженному опека;
взыскует он, покуда цел,
руки, которой, поврежденный,
в себя был вправлен и постиг:
растешь, все глубже побежденный
Тем, Кто все более велик.

Из ночного ненастья

Восемь листов с титульным

Титульный лист

Ночь, вихрь, клубящаяся мгла,
чьи клочья уносятся прочь;
ночь в складках времени залегла,
ночи не превозмочь.
И как небесных звезд ни тревожь,
ночь ширится, тучи клубя;
мрак ее на меня не похож
и не похож на тебя.
Горящие лампы бросает в дрожь
вопросом: наш свет – ложь?
И существует одна только ночь
тысячелетьями…

<1>. «В такие ночи в переулках мрачных…»

В такие ночи в переулках мрачных
потомков повстречаешь ты невзрачных,
к ним примыкая незаметно
средь начинаний неудачных
и заговаривая с ними тщетно,
для них давно не существующий,
ты не у дел
уже истлел.
Но, как мертвые, молчаливы
грядущие, хоть они грядут,
а будущего еще нет;
время – море; под воду лица
опускаются, а там утраты,
но оттуда выныривают вскоре,
не разглядев их, где рыбы в сборе
и куда канут канаты.

<2>. «В такие ночи открывается тюрьма…»

В такие ночи открывается тюрьма,
и закрадываются в сны охраны
сны-смутьяны,
шуты-шарлатаны из тех, кто исчез.
Лес! К тебе убегают, где больше спится,
пока темница все еще не отпускает.
Лес!

<3>. «В такие ночи могут быть пожары…»

В такие ночи могут быть пожары
в театрах, чьи чудовищные чары —
угроза многоярусному залу,
где собирались тысячи к началу
и где уменьшен
век мужчин и женщин,
сверкающему обречен оскалу
огня, предшествующего обвалу
стропил и стен, когда, не дав дохнуть,
проламывают грудой чью-то грудь,
чтоб сердце раздавить кому-нибудь,
и в пламени похож на зазывалу,
смолкая, вопль…

<4>. «В такие ночи тьма к живым сурова…»

В такие ночи тьма к живым сурова,
а в саркофагах начинают снова
сердца владык умерших биться вдруг,
и вся гробница сдвинуться готова,
где в золоте внезапный слышен стук
сквозь пелену камчатого покрова,
и двигаться приходится собору;
колоколам вцепиться в башни впору
когтями птичьими, когда простору
приверженные в чаяньи размаха
вот-вот качнутся; двери дребезжат,
как будто бы таща гранит громад,
ползет слепая черепаха.

<5>. «В такие ночи думают на смертном ложе…»

В такие ночи думают на смертном ложе:
мы были тоже.

И, безнадежно больным потакая,
простая хорошая мысль такая