– Текст надписи на доске придумали родители Айгиза, – подтвердил Бабай.
– Вот, слушайте план, – обведя всех заговорщицким взглядом, я начал рассказывать опоздавшим нюансы. – Всем «чеченцам» нужно собраться утром у дома Айгиза. К семи часам. Ясно? Только не забудьте оповестить ребят за пару дней, чтобы с работы успели отпроситься. Вот, к одиннадцати приглашаем выпускные классы школ, милицию, военкома, мэрию, совет ветеранов войны и труда, начальников предприятий, батюшку и муллу, одноклассников Айгиза, прессу. Поставим микрофон и аппаратуру, чтобы всем всё слышно было.
– Не слишком рано собираемся? – поинтересовался Усман, перечитывая план.
– Доска, под белым покрывалом, уже должна висеть. Мы прикрутим доску заранее, утром, это займёт время. Нужны будут стремянка, дрель и свёрла, анкера и покрывало.
– Логично. Я возьму инструменты, – поднял руку Бабай.
– Первым даём слово мэру, потом военкому, потом кто-то из нас должен будет подрастающему поколению речь о патриотизме толкнуть, потом Мистер, как однополчанин погибшего, снимет с мемориальной доски покрывало.
– Нормально, – согласился Усман.
– Потом объявим минуту молчания. Дадим ответное слово родителям. Потом, может, кто-то из пришедших захочет что-то сказать. Посмотрим на месте.
– Люди стеснительны на подобных мероприятиях, – подал голос Мамонт, выходя из задумчивой паузы. – Надо сразу подобрать выступающего, подготовить его.
– Резонно, – поддакнул Усман.
– Затем мы садимся в заранее заказанный автобус и с митинга едем на кладбище. Бабай, ты с нефтяниками про автобус договаривайся, это тебе задание. Вот, приезжаем, возлагаем на могилу цветы. Минута молчания. Едем в спортзал.
– Зачем в спортзал? Там Айгиза поминать будем? По сколько будем скидываться на посиделки? – Лев выковырял из кармана кошелёк.
– С этого понедельника и до 23-го февраля, посчитай, две недели, будем проводить Первый баскетбольный турнир имени Айгиза Зайнутдинова. Если получится, сделаем турнир ежегодным, как память. Команды будут, я уже разговаривал со спортсменами в цехах, все согласны и хотят играть. Мы с вами выставим свою сборную ветеранов! С призами тоже определился, спонсоров нашёл, призы будут. Так вот, финал турнира отыграем, затем и помянем Айгиза! Вопросы и предложения есть?
– Не зря, наверное, тренируемся? Думаю, сыграем, – Мистер потёр подбородок, – и выиграем.
– Есть вопросы, – закричал Мамонт. Когда волновался, тише говорить он не умел, поэтому и закричал, а не заговорил. – Важно, чтобы дорога от асфальта до кладбища была очищена от снега! И дорожку от ворот кладбища до могилы Айгиза прокопать не мешает! Могилу в порядок надо привести! Люди придут, телевидение. Пусть знают, что мы своих пацанов помним, что у нас всё по-людски.
– А разве мы не помним? Сам, лично всё раскопаю! От ворот до могилы. И плиту от инея протру, и цепи на оградке. Вот Льва в помощники возьму. У нас на работе ещё два «чечена» трутся, их припашу. Вчетвером справимся. А вот до кладбища лучше трактором пройтись, чтобы лопатами не мучиться, там метром двести набегает, – высказался Кэмэл. – Трактор найдём?
– Будет трактор, договорюсь, – пообещал я. – Что ещё забыли? Ничего?
– А зачем мы к мэру попрёмся? – полюбопытствовал Андрюха. Андрюха – парень тихий и незаметный, не любил светиться перед малознакомыми людьми и грозным начальством.
Я ткнул пальцем на графу «Утверждаю» в начале документа:
– Пусть мэр подпишет наш план, что он не против. Чтобы всё законно было. Всё-таки, это массовое мероприятие на его территории. Если на бумаге будет его подпись, бумага станет документом. А нам и трактор легче найти будет, и автобус бесплатно просить. Может, прогнём мэра на подарок родителям погибшего. Администрация не обеднеет, если мэр с подарком к родителям Айгиза придёт.
– Этот чинуша – тот ещё жёлудь. Работать для людей он не привык. Ничего он нам не подпишет, – поделился своими опасениями Бабай.
– Отнесём план с закорючкой мэра на предприятие, где Айгиз до армии работал, чтобы они родителя подарок сделали на 23 февраля! Пусть и они помнят, – предложил Кэмэл.
– Да, давай, сделаем Айгизу стенд! А лучше – два! Один здесь, в Клубе повесим, второй пусть в конторе его предприятия висит, напоминает, что там герой работал! – оглушил своим предложением Мамонт. – А?
– Хорошая идея. Допечатаю её в план!
– Если мы сами всё делаем, сами копаем, сами турнир проводим, сами стенды колотим, для чего нам мэр и его подпись?! Чтобы потом он всё себе приписал? – вспылил Кэмэл. Его очки запотели, а уши побагровели от гнева. – Я с этим перцем уже сталкивался один раз, когда в администрации заявление на постановку в очередь на получение места под строительство капитального гаража писал. Сразу после армии. Зашёл к нему, попросил поставить меня, как имеющего ранения и награждённого государственными наградами, в льготную очередь. Он отказал, сказал, что я не «афганец», чтобы такими льготами пользоваться, и послал меня подальше. Больше я к нему в глухую стену стучаться не хочу!
– А мы не будем никуда стучаться! У нас чёткий план, и подпись его нужна больше для проформы! Мы же грамотные люди, знаем, без бумажки – мы какашки, вот и идём. И вообще, пусть знает, что мы есть, и будем. Будем жить стоя, а не молча забившись в угол!
– Я помню, какие речи мэр на похоронах Айгиза толкал! О вечной памяти защитникам Отечества! О поддержке родителей! Пусть теперь докажет, что помогает! Айгиз – не бандюган, убитый в подворотне! Он кавалер ордена Мужества, погибший за Родину! И он достоин памяти. Будет мемориальная доска – это же замечательно, – я блестел воспалёнными глазами. – Кто из подростков знает о подвиге Айгиза? Никто! Зато о «подвигах» местных отморозков дети в курсе! Дети знают их поимённо!
– Красота, героя не знают, а их – пожалуйста!
– Вот пусть теперь мимо дома Айгиза в школу ходят и видят, знают, помнят!
– Да, ты прав, Раяныч! Салаги знают бандитов, и не знают героев. Дети стесняются говорить, что их отцы воевали в Афгане, а братья воевали в Чечне. Дурдом! По их мнению, мы какие-то недоумки и неудачники, раз мы где-то там далеко воевали, вместо того, чтобы наживать богатства здесь. Это больно и неприятно! Но стереотип неудачников надо ломать. И мы сломаем, – Мамонт разошёлся в праведном гневе. Была бы трибуна, он бы уже стучал по ней башмаком. – Сломаем! Мы им не алкаши у пивнушки, не дождутся! Мы – люди!
Минут десять ушло на внесение в план поправок, предложенных пацанами. Пока я печатал, они обсуждали детали: откуда взять лопаты, кто купит цветы, что подарить родителям погибшего.
Распечатав и проверив текст на наличие орфографических ошибок, мы отправились в местную администрацию.
Пришли, потоптались на пороге. Решили не пугать народ, вдесятером толпой в кабинеты не вваливаться. Половина ребят отправилась домой, половина – на приём к мэру.
Мистер, Бабай, я и Валера, как избранные делегаты, вошли в небольшую приёмную самой главной «шишки» нашего рабочего посёлка. Сняли головные уборы, расстегнули куртки.
– Здравствуйте, уважаемая, добрый вечер, – Бабай культурно поздоровался с пожилой секретаршей мэра на родном – татарском – языке. Он, как родившийся в глухой татарской деревушке, прекрасно говорил по-татарски. – Судя по графику, сегодня у мэра приёмный день. А мы записывались на 17:00, и именно на сегодня. Участники боевых действий в Чеченской Республике. Четыре человека. Можете проверить по журналу?
– Здравствуйте! Да, я помню о вас. Сейчас спрошу у главы администрации, и если он свободен, он вас примет. Подождите в коридоре, я вас сама приглашу.
Минут пятнадцать мы неуверенно жались к стене в узком, плохо освещённом коридоре, молча ожидая вызова. Волновались. Опыта общения с прожжёнными чиновниками нам недоставало.
Место расположения администрации было выбрано интересное: второй этаж двухэтажной «хрущёвки», серой и неприметной. На первом этаже – отделение милиции. В коридоре второго этажа, сквозь тонкие брусчатые стены и перегородки отчётливо были слышны раздражённые голоса милиционеров, выкрики и проклятия задержанных алкашей, скрип открываемых дверей, редкие глухие удары. После каждого из таких ударов мы с парнями неловко переглядывались.
Секретарь мэра выглянула в коридор:
– Проходите, ребята, вас ждут!
Дверь в кабинет «шишки» оказалась открытой. Мы вошли, поздоровались.
Мэр величественно поднялся из-за широкого письменного стола и, с немного ехидной улыбочкой на тёмном лице, жёстко пожал каждому руку, при этом коротко кивая головой:
– Присаживайтесь, места хватит.
Мы сели на стулья напротив хозяина кабинета, нас разделял его стол. На стене за нашими спинами висело большое прямоугольное зеркало в деревянной рамке, в которое мэр, усаживаясь в своё удобное кресло, неприметно глянул.
Высокий, крупный, плотный, самоуверенный, с истинно пролетарскими очертаниями лица, чуть седоватый. Среднего возраста. Да, внешне мэр был хорош, и наверное, нравился женщинам неопределённого возраста. Но его колхозное прошлое – а он действительно когда-то работал агрономом – выдавал несвязанный единым стилем костюм: коричневые брюки, зелёный шерстяной пиджак, тёмно-жёлтая рубашка и серый галстук в горизонтальную полоску.
Опустившись в высокое кожаное кресло с деревянными вставками, мэр поднял трубку телефона внутренней связи:
– Пригласите ко мне заместителей. Да, пусть оба послушают, чего ребята хотят.
Заместители мэра: худая женщина лет тридцати пяти и сухой, пожилой мужчина с невнятной физиономией, вооружившись блокнотами и ручками, внимательно смотрели на нас. По напряжённым позам было заметно, они ждали подвоха. Не понятно только, какого!
– Уважаемый глава администрации, – посопев, негромко начал Бабай, – мы являемся участниками чеченской войны. Как вам известно, летом прошлого года мы провели собрание и объединились с ветеранами войны в Афганистане в общественную некоммерческую организацию. Сейчас мы восстанавливаем помещение нашего Клуба, делаем ремонт, чтобы было, где собраться, посидеть, поговорить, потренироваться самим и потренировать детей, нашу смену в армии.
– Да, я знаю, что руководители наших уважаемых нефтяников выделили вашему Клубу спортинвентарь, – показа свою осведомлённость мэр.