Андрюха молча смотрел на изрыгающего проклятья вперемешку с коммунистическими лозунгами ротного, но слов его не слышал. Он слышал предсмертный окрик мальчугана, его последний вздох, его финальный выдох. И Андрюха плакал. Плакал впервые за время своей службы в рядах Советской армии, плакал впервые на афганской войне, плакал впервые осознано, не от боли физической, но от боли душевной.
Андрюха-десант плакал.
Кто сказал, что мужчины не плачут?
*
Демобилизовавшись из армии, Андрюха несколько лет активно занимался спортом и не употреблял спиртные напитки. К тому же, алкоголь воздействовал на него удручающе, парень не мог спокойно спать, его одолевали кошмары.
Кошмары прошлой войны. Первый бой и контузия, вызванная падением с брони БМП. Огромный диск солнца на пустом небе, раздувающиеся и лопающиеся на жаре трупы товарищей, которых никак не удавалось спрятать в тень, потому что тени не было. Мёртвый старик, наводящий на него, Андрюху, ствол старинного ружья, синеющий мальчик с открытыми глазами и кишками наружу.
Война не отпускала Андрюху лет пять, потом отошла, затерялась, затёрлась в будничной суете тяжёлой работы.
Андрюха крепко сдружился с Фаридом, лидером «афганского» общества, стал участвовать в мероприятиях, организуемых ветеранами войн. Во время и после таких встреч не обходилось без водки. А как иначе снять стресс, накопившийся в течение дня, когда после работы ветераны-«афганцы», собравшись вчетвером или впятером, забыв о делах домашних, шли на кладбище и ремонтировали оградку умершему земляку. Или навещали мать погибшего. Или безрезультатно встречались с чёрствыми чиновниками по вопросу открытия мемориала участникам локальных конфликтов.
Тяжело на душе. А водка помогает, заглушает боль, притупляет обиду. Ему так казалось.
Получается, что каждый день «по чуть-чуть» превращалось в недельный запой. И вот, как итог, увольнение с работы и непрекращающийся скандал дома.
До случая на открытом бассейне, Андрюха не работал чуть более двух месяцев, и выпивал с разными людьми и по всяким причинам в любых уголках посёлка.
Следующая моя встреча с Андрюхой произошла через полтора месяца после трагедии, второго августа. На празднике в честь дня воздушно-десантных войск. Тогда Андрюха выпил три «обязательных» тоста, и больше к рюмке не прикасался. Рассказал мне, что устроился на новую работу, помирился с семьёй и не брал в рот спиртного ровно месяц. Я похвалил его, искренне порадовавшись его маленьким, но важным победам, из которых и складывается нормальная жизнь.
В конце нашей беседы Андрюха признался, что к водке его тянет сильно, но он не пьёт, и надеется, что не будет пить. От страха за своё будущее. От страха за своё прошлое. От страха перед кошмарными снами. Снами, в которых приходят к нему два мёртвых мальчика. Тот, афганский, и этот, наш.
В тихом, тёмном углу беседки у чистого лесного родника мы молчали несколько минут…
Кто сказал, что мужчины не плачут?
(2007 год, март)
ЧЕЧЕНСКАЯ ЧЕЧЁТКА
Мистер, всегда тактичный и пунктуальный, прежде чем войти в кабинет, негромко постучал пальцем в приоткрытую дверь:
– Разрешите?
– Здоро?во! Заходи, не тормози!
Мистер переступил через порог. Приветливо улыбнулся, протягивая руку:
– Добрый вечер!
– Ты чего стучишься-то? – пожав его крепкую пятерню, я возвёл руки к небу. – Интеллигент, прям, деревенский! Распахнул, да вошёл, вот и все проблемы!
– Воспитание, моё старое светское воспитание не позволяет вести себя иначе, – скороговоркой ответил Мистер тоном криминального персонажа Андрея Миронова из фильма «Бриллиантовая рука».
– Рассказывай, чего нового, хорошего?
Аккуратно повесив куртку на плечики в шкафу, Мистер пожал плечами:
– Нового? Ничего. Всё, как всегда. Работа, работа, работа! Насосы, штанги, промывки, глушение.
– Раян, чего он там тебе лапшу вешает, а? Опять сочиняет про то, что подземники – самые лучшие нефтяники? Это, хочу заметить, довольно спорно, – звонко бряцая железными шипами на грубых рабочих ботинках в родной Клуб воинов-интернационалистов, или, как говорят в народе – «Клуб Афган», завалился Бабай. С красной от усталости, ветра и мороза физиономией, но в хорошем настроении. В отличие от помощника бурильщика бригады по подземному ремонту скважин Мистера, Бабай трудился мастером в цехе эксплуатации и ремонта зданий и сооружений, но планировал, получив второе высшее образование, перейти в нефтегазодобывающий промысел. Работу промысловика он считал наиболее ценной и важной.
Бабай размотал с шеи метровый шарф, стянул перчатки. Разминая околевшие пальцы, жестом поприветствовал товарищей:
– Салам, мужики!
– Добрый вечер, Бабай, – откликнулся Мистер. – И я никогда не устану повторять, что подземники – лучшие нефтяники!
– Ага, подземники! Всё начинается с добычи, а подземный ремонт – дело десятое, – вслед за Бабаем в кабинет ворвался промысловик Валера, оператор по добычи нефти и газа. – Всем салют!
– Привет, нефтепромыслы!
– Слушай, дружище, – обращаясь к Мистеру, Валера кашлянул, – вы же сами, «ломастеры», скважины так чудовищно ремонтируете, что потом по три раза за год на одно и то же место вас на повторный ремонт ставят. Нет?
– Да вы все, парни, без прокатно-ремонтного цеха – никто! Скважины и качалки, без текущего обслуживания и ремонта, просто груда никчёмного металлолома, – послышался из-за отворяющейся двери весёлый голос Мамонта, слесаря-ремонтника. – Привет-привет, передовики!
– Ты, давай, помалкивай, – пожал ему руку Валера, – стахановец небритый!
– Парни, мы просто молоды и горячи. У нас полно сил и энергии. И огромное желание сделать хоть небольшую, но карьеру, заработать деньжат на квартиру и машину, укрепиться в обществе, стать независимыми от обстоятельств. Это нормально, – начитанный Мамонт, как обычно, сверкал отточенными мыслями. – Но лет через пять, годам к тридцати, запал прогорит. Страстные споры и переживания о работе, свободное времяпрепровождение в сообществе ветеранов и баскетбольные тренировки по вечерам останутся в далёком прошлом. Они сменятся стиркой колготок для вопящих деток, перебранками с жёнами и бесконечным мелким ремонтом в наших жилищах.
– Ничего себе, перспективы, – присвистнул Валера, бросив спецовку и шапку на стул. – Яркие и многообещающие.
– Ладно, хватит о работе и мечтах, не для этого собрались, – втискиваясь в приоткрытую дверь, пресёк шутливые интонации коллег-нефтяников Кэмэл. – Меня дома малыши дожидаются. И жена со сковородкой. Рассказывайте, сделали чего-нибудь? Как и договаривались, Раяныч?
– Вот, составил план дальнейших боевых действий, – я раздал парням копии листов машинописного текста с броским заголовком «Положение о проведении мероприятий ко дню Защитника Отечества». – Читайте, может, чего добавите.
Первым, естественно, прочёл шустрый Мамонт. Обведя товарищей лукавым татарским прищуром, он провозгласил:
– Нормально всё, и законно. Можно бежать по большим начальникам и их мелким холопам. Одобряю!
– И мне нравится. Пойдём с этим письмом к мэру? Когда? – посмотрел на часы Кэмэл.
– А чего время терять? Сейчас и пойдём, – в задумчивости погладив пепельно-чёрные усы, заключил Бабай.
– Всем привет, привет, – в помещение, один за другим, вошли Усман, Андрюха-татарин, Элвис и Лев.
– Здорово, «опоздуны»!
– Вы что-то без нас решили? – потирая замёрзшие ладони, поинтересовался Лев. – Тема собрания?
– Раяныч придумал на 23 февраля план. Мы вместе пойдём к мэру подписывать этот план, прямо сейчас, – десантник Валера, как обычно, был стремительно решителен. – Слушайте сюда! Если вкратце, мы с вами будем устанавливать мемориальную доску памяти Айгиза Зайнутдинова на доме, где сейчас живут его родители.
– А родители Айгиза согласны? Их вы спросили? Мнение родителей, полагаю, первостепенно, – строго высказался Кэмэл.
– Спросили.