Лукоморье

– Александр Сергеевич, ну представьте себе, что коварный Черномор перенес вас в неведомую даль. А добрый и весьма расположенный к вам старец, направил вас в Лукоморье где ваша жена спасла вас смертельно раненого и вылечила. Это всё объясняет, не так ли?

Как разносторонне образованный человек Александр Иванович Тургенев на память знал множество стихотворений Пушкина, а перед встречей с больным выбирая тактику общения с ним, освежил в памяти поэму «Руслан и Людмила».

– А мои дети, а друзья? – расстроился больной,

– Полагаю с ними все в порядке, – продолжал ласково утешать его господин Тургенев, – ведь колдун, старец то добрый, где для нас пройдут века, в вашем мире минует лишь миг и вы вернетесь к своим близким. Они вашего отсутствия и не заметят,

– Я Наташу видел, – отозвался Александр Сергеевич, сознание его от введенного внутривенно лекарства пребывало в заторможенном состоянии, и критически осмыслить реальность он не мог, – Странная она тут, меня не узнала, прическа отвратительная, одета безобразно.

Войди в его бред, продолжил лечение психиатр Тургенев, войди и осторожно, шаг за шагом начинай выводить больного из сумрака сознания, дай ему мотивацию к лечению, мотивацию к жизни.

– Возможно, Наталья Николаевна тут в Лукоморье под воздействием злых чар вашего недруга и позабыла Вас, – воодушевленно продолжил терапию господин Тургенев, – но вылечившись Вы вновь сможете добиться ее расположения. Дерзайте Александр Сергеевич, дерзайте!

Александр Сергеевич приободрился и почувствовал себя значительно лучше, окружавший его бред никуда не делся, но получил разумное объяснение. И потом Александр Сергеевич был сполна наделен незаурядной творческой фантазией, а человеку с фантазией легче войти в новый совершенно не привычный мир, приняв его за реальность. А милейший доктор Тургенев, в качестве проводника Вергилия,[17] вызывал у него доверие и симпатию.

– Я распоряжусь и вам выдадут перо и бумагу, – вставая со стула сказал Александр Иванович Тургенев, – будет желание сочиняйте и рисуйте.

Его перевели в отдельную палату и улучшили условия содержания. Санитар принес пачку прекрасной белой бумаги и непривычное пишущеее перо. В санитарной комнате отделения увидев себя в зеркало, он нервно рассмеялся, внешность у него теперь ну точь-в-точь как 1818 году когда после тифа (гнилой горячки) ему обрили голову и он исхудавший ходил в театр, а там в ложе сняв парик и обмахиваясь им, забавлялся смехом почтеннейшей публики[18]. Сейчас было не до забав, хотя все было не так уж и плохо, пулевое ранение заживало, пища была сносной, а окружающих его странных людей, за исключением тактичного и приятного в общении господина Столыпина находившегося в соседней палате, он просто игнорировал. Но однажды, заболевшего санитара при раздаче пищи в общей столовой заменил тихий, вежливый и услужливый без подобострастия пожилой больной.

– Здравствуйте Александр Сергеевич, – вежливо поздоровался он, передавая поэту тарелку с больничным супом,

– Здравствуйте, э … – отвечая чуть замялся Пушкин,

– Федор Кузьмич, – поняв его затруднение представился, чуть улыбнувшись больной,

Плешь на голове у него была заметна даже при короткой гигиенической стрижке, а в чертах его хорошо выбритого лица, в модуляции голоса, было что – то хорошо знакомое.

– Александр Павлович? – принимая тарелку с супом, неуверенно спросил Пушкин,

– Узнали? – усмехнулся больной и процитировал:

Властитель слабый и лукавый,

Плешивый щеголь, враг труда,

Нечаянно пригретый славой,

Над нами царствовал тогда.[19]

И радушно предложил:

– Возьмите второе, сегодня картофельное пюре и жареная рыба,

Пушкин взял вторую тарелку и поставил ее на поднос. Отметил, что рыба пахнет восхитительно, а желудок урчит.

– Вы знаете, Александр Сергеевич, – из бачка наливая в стакан компот из сухофруктов, негромко говорил больной, – Я ничуть не удивился, увидев вас здесь. Я, когда читал ваши стихи так и думал, что тут вам самое место,

– Гм…, – смутился Пушкин, не понимая то ли это оскорбление, то ли своеобразное одобрение и спросил:

– А Вы, Ваше Императорское Величество как тут оказались?

– Его Императорское Величество Александр Первый Благословенный,[20] умер в Таганроге, – c печалью ответил больной, – а тут проходит лечение, смиренный старец Федор Кузьмич,[21]

Укоризненно заметил Пушкину:

– Вы очень рассеяны и забыли взять хлеб,

Пушкин взял два кусочка хлеба. Один белый, второй серый. Хлеб был свежим.

– А вы заметили господа-товарищи, – заговорил стоявший за Пушкиным в очереди на раздачу пищи больной, – как только Аракчеев[22] уходит на больничный, а его заменяет Александр Благословенный, порции как по волшебству становятся больше, а столовая чище,

и смеясь добавил:

– Этак я монархистом стану!

– Господин Гриневицкий![23] – вспыхнул раздатчик пищи, смиренный старец Федор Кузьмич, – Избавьте меня от ваших замечаний, а то я, чтобы самолично вас не задушить, санитаров позову и им будучи в смирительной рубашке вы объясните свою мотивацию по цареубийству,

– Сатрап, – испуганным шепотом сказал больной и заткнулся.

– Аракчеевым прозвали нашего санитара, – пояснил Пушкину мигом успокоившийся раздатчик пищи, – он частенько уходит в запой, ему оформляют больничный и мы все надеемся, что скоро он тут поселиться окончательно. А сэкономленной больничной пищей и пищевыми отходами он кормит свиней, у него свой свинарник,

В миру бывший императором, Александр Первый недобро оскалился и шепотом:

– Но это не свиньи, это нераскаявшиеся души, ставшие бесами, наш Повелитель держит их в таком состоянии, чтобы каждый видел, что может ждать его если не покаешься в своих грехах,

– Федор Кузьмич, – строго обратился к раздатчику пищи, господин Столыпин, – прошу Вас прекратить болтовню и не забывать, что ещё не все больные получили положенное от казны пищевое довольствие.

Пушкин отошел от окна выдачи пищи и за столом с удовольствие и большим аппетитом скушал больничный обед.

– Если хотите добавки, – шепнул ему Александр Благословенный, когда Пушкин отнес грязную посуду к мойке, – то приходите после того как я развезу питание по закрытым палатам. Многие больные там в период лечения нейролептиками часто отказываются от приема пищи. Этой едой, я охотно поделюсь с вами.

– Благодарю, – не отказался от монаршей милости удивленный и исхудавший поэт, организм которого настойчиво требовал дополнительного питания.

– Даже тут всюду коррупция и протекция, а простому человеку никогда досыта поесть не дадут, – желчно заявил услышавший шепот раздатчика пищи, больной имени которого Пушкин не знал, – надо об этом сообщить Повелителю,

– Полноте голубчик, – ласково сказал Федор Кузьмич борцу за еду и справедливость, – приходите и вы, телесной пищи хватит,

А Пушкину представил больного:

– Это господин Ржевский,

Пушкин кивнул больному,

– Совсем другое дело, – облизнул губы Ржевский и по-свойски, как соучастнику преступного сообщества, подмигнул Пушкину.

И Александр Сергеевич с помощью доппайка полученного от Федора Кузьмича, он же Александр Благословенный, он же больной психоневрологического диспансера, набирался сил, чтобы выйти в жестокий волшебный мир Лукоморья, сразить Черномора и освободить от злых чар Наташу.

Но все равно его меланхолично и неотвратимо давил «сплин». За время пребывания в палате он не смог написать и строчки, а рисунки напоминали детские «каляки, маляки».