Госпожа Смерть вышла за ней. На Владимира Ивановича Даля, она даже не посмотрела, он был ей не интересен.
– В начале своей работы я столкнулся с «Гамлетом» Шекспира, – с гордостью коллекционера, демонстрирующего свои экспонаты, рассказывал Александр Иванович Тургенев,[12] которого с «легкой» руки одного из больных назвали: Повелитель Царства Мертвых, – но там причиной заболевания было не отождествление себя с другой исторической личностью, а чрезмерный поиск начинающим актером театрального образа принца Датского, который как вы знаете симулировал безумие. Вылечили. Но, – врач усмехнулся, – будучи по всем внешним клиническим показателям душевно здоровым, этот актер далее отказался от театральной карьеры. Затем Гамлет некоторое время работал у нас санитаром, злоупотреблял алкоголем, потом ушёл в монахи, вернулся в мир, затем искал себя в разного рода оккультных сектах, работал осветителем в театре и в конце концов повесился ночью в театре в гриме и костюме Гамлета. Оставил после себя дневник, завещал его мне и знаете там есть несколько любопытных моментов, вот вы коллега только послушайте …
– Меня интересует Пушкин, – вежливо прервала его Наталья Николаевна.
Врач недовольно посмотрел на эту невоспитанную женщину, прервавшую его рассказ об одной из жемчужин его профессиональной коллекции. Если бы не настоятельная рекомендация Даля, он бы тут – же выставил ее из своего кабинета, но кровь Даля заставила его перетерпеть дерзкое и вызывающее поведение этой особы.
– Небольшое внешнее сходство, – психиатр, рассказывая историю сдержанно улыбнулся, – безусловно сыграло свою роль в развитии его заболевания. Вероятно в детстве его дразнили, с его слов, у него были сложные отношения в семье. Судя по всему, в зрелости его жизнь не сложилась. Он бежал в мир фантазий и оказался у нас. Уверен, что он не симулирует и искренне считает себя Александром Сергеевичем Пушкиным. Безусловно это больной человек, но даже в рамках своей идеи он совершенно не опасен и по моему наблюдению пытается социализироваться в обществе, принимая его через призму своего заболевания как нечто новое и необычное. Не сомневаюсь, что при должном уходе он выздоровеет.
– Наталья Николаевна, – врач печально вздохнул, – примите совет психиатра, не давайте ему втянуть вас в свой бред, это опасно и для вас, и для него. Ваше имя и фамилия – Наталья Николаевна Гончарова провоцирует болезнь Пушкина, он считает вас своей зацепкой в сумеречном сознании своего бреда, он цепляется за вас как утопающий, чающий спасения хватает плывущего рядом человека и может утянуть вас на дно.
– Я очень хорошо плаваю, – тихо сказала Наталья Николаевна, – и в юности имела первый разряд.
– Воля ваша-c, – употребил давно вышедшую из обращения идиому врач, – За Вас и Пушкина просил Даль, ему я отказать не могу, хотите взять больного себе, берите. Перейдем к формальностям.
Врач открыл историю болезни, лежавшую у него на столе и с канцелярскими оборотами речи, заговорил:
– Пушкин болен. По закону вы ему никто. Теоретически по решению суда вы конечно можете оформить над ним опеку, но пока отдать его вам никто не имеет права. Более того, мы на основании постановления следователя о проведении судебно-психиатрической экспертизы уже дали заключение о невменяемости больного. Дальше его судьбу будет определять суд. Как правило, суд по лицам подозреваемым в совершении преступления, но являющихся психически больными, выносит определение о принудительном лечении в стационаре. И без решения суда никто вам этого Пушкина не отдаст.
Наталья Николаевна вопросительно посмотрела на главного врача, тот мерзко усмехнулся.
– Как говаривал Салтыков – Щедрин[13]: «Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения». Решились?! Так берите этого больного, а мы этак через денек напишем заявление в местное отделение полиции о его исчезновении. Начальник районного отделения мне весьма обязан, его вполне зрелая, но еще несовершеннолетняя доченька пару раз пребывала у нас будучи в сумеречном состоянии от употребления наркотиков, мы ее выводили из этого состояния, а вот бумаг о ее пребывании у нас, в юридической природе не существует. Заявление о пропаже Пушкина он зарегистрирует как положено, но ходу ему не даст. Каждого пропавшего сумасшедшего в федеральный розыск не объявляют. А для правовой социализации субъекта и на случай непредвиденных юридических казусов, вот вам визитная карточка.
И протянул Наталье Николаевне небольшой твердо-глянцевый прямоугольник бумаги. Та прочитала фамилию адвоката, и эта фамилия показалась ей смутно знакомой.
– Этому типу, – врач кивнул на прямоугольник, – я лично делал экспертизу, что его клиент, который у нас проходил лечение, находился в состоянии аффекта, когда он застал свою жену с любовником. Жену избил, любовнику переломал кости и порезал ножом.
– Вы не про Таню с Евгением говорите? – удивилась тому как тесен мир, Наталья Николаевна.
– Да не помню я как их звали, – равнодушно ответил главный врач, – меня попросили, я сделал. А попросил Владимир Иванович Даль, он с этим полковником, тогда лейтенантом и будущим адвокатом, тогда засранцем срочной службы, в одном подразделении служил. Даль там был начальником санчасти. Кстати с этим адвокатиком был прелюбопытный психологический случай, он жидко обосрался на войне и совершенно этого не стесняется[14]. Какового, а?
– Александр Иванович! – смущенно спросила Наталья Николаевна, – а почему вы всё это делаете? Ну для меня и для Александра Сергеевича?
– Мой дедушка, филолог кандидат наук – божий одуванчик, работал в музее Пушкина, – негромко засмеялся врач, – и он утверждал, что по мужской линии мы прямые потомки Александра Ивановича Тургенева. Хотя официально Александр Иванович Тургенев не был женат, но он очень любил красивых дам и делал им подарки. И как говорил не безызвестный Воланд: «Да, прав Коровьев! Как причудливо тасуется колода! Кровь!»[15]
Тургенев не стал рассказывать, что его уже покойный дедушка – одуванчик, добровольцем ушёл на фронт, защищал Ленинград, в рукопашной не раз резался с немцами, а при прорыве блокады был тяжело ранен и комиссован военно-врачебной комиссией как инвалид первой группы.
– Тургенев, это потомок писателя? Который «Муму» написал? – попыталась проявить литературную эрудицию и чуточку польстить психиатру, с наигранным восторгом проговорила Наталья Николаевна.
– Автора «Муму» зовут Иван Сергеевич Тургенев[16], он еще совсем молодым человеком всего лишь несколько раз встречал Александра Сергеевича, незадолго до его последней дуэли, – крайне сдержанно ответил Александр Иванович и вспомнил, что говорил его пушкинист-дедушка со слов Карамзина (сын историка) о Наталье Николаевне: «недалекого ума эта женщина». Муму! Нет бы вспомнила «Отцы и дети» или «Дворянское гнездо», одно муму у нее на уме.
– Александр Иванович Тургенев, – после короткой паузы с некоторым оттенком гордости договорил психиатр, – был тем человеком, который после ранения Пушкина дежурил в его доме, всячески помогая семейству поэта, а после его кончины, проводил поэта в последний путь. И если я его потомок, то как я могу отказать в помощи Александру Сергеевичу, когда он в беде? Как я могу не отдать его в любящие руки законной супруги?
– Но вы же сами утверждаете, что он сумасшедший! – резко повысила голос Наталья Николаевна, – и я ему не супруга.
– Утверждаю, – кивнул Повелитель Царства Мертвых и далее чуть визгливо прокричал, – но от этого он не перестает быть Пушкиным. А вот если вы не его супруга перед Богом, то идите-ка голубушка, вон!
Лицо психиатра исказила нервная гримаса он привстал с роскошного кожаного кресла и правой рукой указал посетительнице на дверь своего кабинета.
Наталья Николаевна возможно, по чужому пристрастному мнению и была «недалекого ума эта женщина», но она была весьма разумным, практичным человеком и грамотным врачом. А все студенты, обучаясь на врача изучают основы психиатрии, кроме того Наталья Николаевна знала бытующее в среде врачей мнение, что все психиатры немножко «ку-ку» и от частого общения с пациентами сами пребывают на грани сумеречного сознания.
– Вы меня неправильно поняли, – с точки зрения психиатрии разумно и грамотно, пролепетала Наталья Николаевна, – я пока Гончарова, но Александр Сергеевич сделал мне предложение и тщательно все обдумав, я решила его принять и стать madame Пушкиной.
Психиатр как рентгеном просветил ее взглядом опытного человека, профессионально умеющего отличать изощрённую ложь больного, когда тот пытается притвориться здоровым, от сермяжного простенького вранья здорового человека. «Врет Наташка! – с удовлетворением заметил Повелитель Царства Мертвых, – но врёт толково и в соответствии с моментом».
– Это был тест на совместимость, на скорость и адекватность реакции в условии нервного кризиса, – плюхнувшись обратно в кресло, добродушно засмеялся психиатр, – вы Наталья Николаевна его успешно прошли. Вижу Пушкина на лечение вам доверить можно. Забирайте его. Нужные распоряжения я персоналу отдам.
– Мне кажется, – робко проговорила Наталья Николаевна, – что у Вас к этому больному какое – то личное отношение, ну как хорошему знакомому. Это так? Может вы ранее встречались?
Не дура, отметил врач, Карамзин ошибался, хотя ему простительно, он не профессионал.
– Ранее я с больным не встречался, – задушевно с профессиональными интонациями заговорил врач, наблюдая нервные реакции сидевшей перед ним женщины, – Но определенное личное влияние на мою судьбу господин Пушкин оказал. Помните поэму «Медный всадник»?
Название слышала, поэму не читала, отрицательно покачала головой Наталья Николаевна.
– А вот меня эта поэма еще в юности заинтересовала, я собственно говоря и психиатрию выбрал из-за нее. В ней очень достоверно, правильно с медицинской точки зрения, рассмотрена болезнь литературного Евгения. Вот вы коллега, хоть и не психиатр, а хирург, но сами рассудите: Сильнейший стресс Евгения под воздействием внешних обстоятельств, потопа, страха смерти, ужаса маленького человека перед грозным величием стихии, все это воплощается в образе Императора который гонит Евгения по пустой улице столицы. Рассудок Евгения не выдерживает, он ищет спасения в бреду. Но Пушкин не бросил бедного больного Евгения в беде, в своей поэме он сообщает читателю, что Евгений покинул столицу, выехал в провинцию и там обрел душевное спокойствие и восстановил здоровье. Пушкин как настоящий врач психиатр, в своей поэме убрал все факторы, раздражающие больного и вот результат: Евгений жив, работоспособен, но чуточку нелюдим, т. к. такой стресс не мог не оставить своего следа в психическом состоянии больного. А ведь Пушкин не врач, а написал такой шедевр психиатрии. Эту поэму надо читать студентам как учебник. Вот так!
Наталья Николаевна почувствовала, что в ходе нервно скачущей от темы к теме беседы, она обильно пропотела, ей было неловко с потным телом, с размазанным макияжем на лице и соответствующим запахом от одежды идти по коридору дурдома за своим суженым. Она литературно говоря замялась, а иначе выражаясь заерзала потной попой в кресле.
– Что-то еще? – резковато поинтересовался Александр Иванович.
Наталья Николаевна хотела, как коллега коллегу, спросить разрешения сходить в душ «для врачей» дабы омыть там потные телеса и восстановить макияж перед свиданием с Пушкиным, но вовремя «прикусила язычок» будучи уверенной, что ее прямую и естественную просьбу, коллега криво истолкует как предложение с сексуальным контекстом.
Главный врач с вопросом на лице ждал объяснения ее поведения и не желания немедля покинуть его кабинет, и Наталья Николаевна брякнула первое, что пришло ей в голову:
– Вот смотрю на ваши хоромы и завидую, вот бы наш главный так – же умел финансирование выбивать,
– Он так никогда не сможет, – самоуверенно и чуточку надменно заявил главный врач психоневрологического диспансера и Повелитель Царства Мертвых, – профиль у него извините не тот. У нас тут вожди, цари, императоры вкупе с дикторами прибывают. А у вас кто?
Наталья Николаева, чувствуя, как ее липкий пот впитывается в нижнее белье, лицом изобразила восхищение.
– А нет ли у вас спиртика? – смущенно прошептала mademoiselle Гончарова и покраснела.
Не дрогнув лицом Повелитель Царства Мертвых, нагнулся и достал из стоящего под столом холодильника емкость с C2H5OH брезгливо отодвинув при этом с полки холодильника бутыли с виски и коньяком. Дополнительно выставил на стол, уже початый пакет томатного сока, две маленькие лабораторные мензурки и два высоких стеклянных бокала. В мензурки он ловко налил спирт, бокалы наполнил соком томата. Галантно подал смущенной девушке полную жидкости посуду и встав торжественно провозгласил тост:
– На здоровье!
Наталье Николаевне крайне неловко было признаться, что спиртом она намеревалась обтереть тело и лицо в дамской комнате и там же наложить новый макияж из предусмотрительно захваченной косметички.
Психиатр с бесстрастным лицом выдохнул воздух и залпом осушил мензурку со спиртом до дна, с силой втянул ноздрями воздух и запил жидкий огонь спирта холодным томатным соком.
Хирург Гончарова машинально отметила его четкие, высококвалифицированные действия и отважно произвела те же манипуляции, в том же порядке.
Наталье Николаевне сразу стало безразлично, что макияж размазан, а одежда пропахла потом.
Александр Сергеевич смотрел в окно и пребывал в настроении, которое интеллигентные петербуржцы именуют «сплин», а врачи определяют, как затяжную депрессию. А так как он не буянил, то его более не вязали смирительной рубашкой и не фиксировали связками на кровати.
После того, как его остановив кровотечение перевязал немолодой врач так похожий на Владимира Ивановича Даля, его посетил главный надзирающий этого дома скорби, господин Тургенев. Господин Тургенев порекомендовал ему окончить лечение и отдохнуть после ранения, осторожно высказался о возможности нервного потрясения и ласково, убедительно порекомендовал для общего укрепления здоровья и восстановления сил соблюдать больничный режим, по времени принимать лекарства и ходить на процедуры, а по поводу множества несуразностей, которые его окружали, господин Тургенев тонко улыбаясь заметил: