Сквозь кровь и пламя

На мгновение на лице отпечаталась печаль, после чего взгляд Варса стал осмысленным. И даже веселым, как будто ничто его не тревожит.

– Да, извини. Пора идти. Не нужно опаздывать.

Он развернулся и направился к деревне, плотно зажав сверток с мечами под мышкой.

Они молча шли рядом друг с другом через тренировочные поля, а затем по деревенским улочкам. Лунная ярмарка закончилась, странствующие торговцы и артисты отправились в дальние уголки Эфирии; Прогалина вернулась в свою естественную, спокойную и безмятежную атмосферу. Вечерело; люди неторопливо прохаживались по площади по своим делам, никуда не торопясь.

Мара Стир была погружена в себя. В свойственной ей неряшливой манере она убирала лотки рядом со своей лавкой. Бросала морковь, лук, картошку, стебли порея без разбора в большой шерстяной мешок, а потом затаскивала его внутрь лавки, даже не вздрогнув, когда он с грохотом впечатывался в дверной косяк. В каждом ее движении сквозила усталость после тяжелого трудового дня.

Эйла Молотоков кивнула Варсу с Кейленом, когда они пересекали главную площадь. В ее улыбке была теплота, пока она придирчиво раскладывала украшения, выставленные на лотке. Каждое ожерелье помещалось в крошечную деревянную шкатулку и накрывалось тканью, а только потом опускалась крышка.

Кейлен всегда с трудом представлял ее с Эрдхартом. Тот был крупнее жены раза в два и настолько же суров, насколько она миловидна. Каштановые волосы подчеркивали ее глаза оттенка темного опала. Гладкость лица многих приезжих сбивала с толку, заставляя принимать ее за дочку старейшины, а не за жену. Кейлен не стал лишний раз задерживать взгляд.

Из боковой улочки на площадь вывернул широкоплечий Рэтт Фьорн. На нем было синее облачение городского стражника, а на груди тускло блестел потертый металлический нагрудник. Ветер развевал его волосы цвета воронова крыла. По всем признакам он был очень видный мужчина; даже Элла, кажется, по нему вздыхала.

Рэтт исподтишка подмигнул Кейлену и сдержанно кивнул Варсу, который в ответ лишь поджал губы. Затем быстро свернул в переулок на другой стороне – скрылся в вечерней тени, точно его и не было. Кейлен почувствовал исходивший от отца холод, и ему стало жаль молодого стражника.

Рэтт был ближайшим другом Хейма, очень благородным человеком, до крайности отзывчивым. Он единственный вернулся домой два года назад, когда повел за собой отряд, чтобы отогнать араков обратно за Оммский лес, на Волкобразову гряду. Едва живой, словно подстреленный зверь, он дополз до опушки Оммского леса и потом до Прогалины. Рука у него была сломана в двух местах, а одежда пропитана кровью людей, с которыми он вырос. Варс чуть не плюнул на парня, когда тот наконец пришел в себя и смог рассказать деревенскому совету, что же произошло.

Кейлен помнил крик отца: «Ты должен был принести Хейма или погибнуть там же с ним!» Лицо у него покраснело от горя и исказилось от гнева. Рэтт тогда просто смотрел на него, не в силах ничего сказать, только с обреченным неверием в потухших глазах.

Хейм и Рэтт были с детства неразлучны: братья не по крови, а по зову сердца. Глубоко в душе Кейлен знал, что утрата Хейма ранила Рэтта не меньше, чем его самого.

Он всегда чувствовал, что Варс понимает, насколько несправедливо относится к Рэтту, однако ему не хватало воли извиниться, а потому он продолжал вести себя так, будто Рэтт своими руками убил его старшего сына. И это лежало на них обоих тяжелым грузом.

– Ты видел сегодня Эллу? – спросил Кейлен в попытке разбить лед, сковавший отца. При упоминании о дочери, вне зависимости от времени и места, лицо Варса озарялось.

– Утром они с матерью пошли за травами. Верна попросила лекарств для больного лоточника. Боится, что он до следующей луны не доживет.

Так они и беседовали, пока шли к дому. С каждым оставленным в пыли следом груз тяжелых воспоминаний на плечах Варса становился легче.

Глава 5. Испытание

– Тихо! А теперь прошу тишины…

Голос Эрдхарта Молотокова прогремел над рыночной площадью, запросто перекрывая гомон толпы, уже хмельной от медовухи. За последние дни в Прогалину уже съехалось много чужаков, и еще больше прибудет к утру.

Эрдхарт возвышался на свежесколоченном деревянном помосте, будто памятник на постаменте. Он подождал, пока толпа утихнет и обратит взор на него. На площади набилось три или четыре сотни человек. Поддержать юношей, которым предстояло Испытание, а затем продолжить пиршество собрались все родственники.

– Для меня честь приветствовать вас в нашем селе. Всех и каждого ждет еда и медовуха, чтобы набить животы и согреть сердца!

Грянул восторженный рев.

Рист тронул Кейлена за плечо и кивнул в сторону Данна. Тот тоже орал со всеми, воздев кружку с медовухой, а другой рукой обнимал за талию девушку из Омма – судя по тому, как ее косы были заплетены узлами на затылке. Рист с Кейленом решили, что не возьмут в рот ни капли. Испытание и без того трудная штука; не хватало еще, чтобы с утра у тебя в голове били барабаны.

– Как вам всем известно, – продолжал старейшина, – столетиями юноши окрестных деревень, едва им исполнялось восемнадцатое лето, собирались на опушке Оммского леса, чтобы пройти Испытание. Три ночи они проведут в лесной чаще, вооруженные лишь ножом и луком, – только этими орудиями они смогут добыть пропитание. Они должны показать, что способны выжить сами по себе, прежде чем мы выпустим их во взрослую жизнь. Так было, и так будет. Они отправятся отрядами – по двое или по четверо, – ибо нет такой ноши, которая не стала бы легче, когда делишь ее с кем-то, и такой опыт становится залогом дружбы на всю жизнь. Но слушайте внимательно: это не прогулка. По ночам Оммский лес опасен, и в нем бродят звери куда крупнее и свирепее волкобразов. Многие не возвращались оттуда.

Сразу же повисла тишина. Гул утих, и толпа вслушивалась в зловещие речи Эрдхарта.

– Тем не менее по давней традиции каждый отряд обязан принести шкуру хищника. Вы должны взглянуть в лицо своему страху – и одолеть его. Только тогда вы пройдете Испытание, ведь всё, что вы ищете, лежит по ту сторону страха. Однако победителем Большой охоты станет тот отряд, который вернется на четвертое утро, спустя три ночи в лесу, со шкурой самого опасного зверя, и он, конечно же, получит полагающуюся ему награду. – Старейшина вновь обвел взглядом собравшихся. – А сегодня пейте вдоволь, ешьте от души и грейтесь у огня. Слушайте наставления отцов, более полезные советы матерей, веселитесь с братьями и сестрами. Завтра вы, пока еще мальчики, отправитесь в лес, чтобы вернуться оттуда уже мужчинами.

Эрдхарт воздел свою кружку в воздух, толпа повторила его жест. Те, у кого не оказалось медовухи, подняли кулаки. Кейлен был среди последних и, сжимая кулак, почувствовал могучий прилив гордости. Эрдхарт прочел обращение к богам:

– Да согреет вас Мать, а Отец защитит. Да направит Воитель вашу руку, а Дева – ваше сердце. Да не даст Кузнец затупиться вашим клинкам, а Мореход – сбиться с пути.

* * *

Солнце еще не показалось над восточной грядой, однако Кейлену не спалось. Он смотрел перед собой, снова и снова водя ножом по небольшому точильному камню.

– Думаешь, так он станет еще острее?

Кейлен не заметил, как на кухне появилась сестра. Он передразнил ее тоненьким голоском.

– Я всё слышала, вообще-то, – проворчала Элла и, выйдя на крыльцо, толкнула брата плечом.

Она передала ему хлеб и сыр, которые тот с блеклой улыбкой принял, а потом снова уставился в подернутый утренней дымкой горизонт.

– Прости. – Кейлен вздохнул.

– Думаешь о Хейме? – спросила Элла, помолчав.

Вжик-вжак стих. До этого мгновения Кейлен даже не замечал, что продолжает натачивать нож. Он повернулся, чтобы ответить, но, встретившись глазами с сестрой, тут же опустил взгляд в пол и весь ссутулился. Сестра мягко коснулась его щеки ладонью, и Кейлен поднял голову.

– Он бы тобой гордился. И я тобой горжусь, хоть и редко это говорю. Ты мой брат и порой ведешь себя как заноза в заднице, но я тобой горжусь. – Она крепко прижала его к себе. – Пошли в дом, выпьем чаю с мамой и папой. Убирай нож, до леса он тебе не понадобится, да и острее уже не станет.

Элла поднялась, стряхнула крошки с платья и вернулась на кухню. Кейлен был уверен, что никогда в жизни не поймет сестру. То она над ним смеется, то обнимает и говорит, что гордится им. Хотелось надеяться, не все женщины ведут себя так, как она.

Он быстро прожевал остатки хлеба и сыра, убрал нож в ножны, а затем в сумку, после чего пошел за Эллой, не забыв вернуть точильный камень на полку у двери.

Едва солнце оседлало вершину горы, на кухню вышли Фрейис и Варс. Прячась от ярких лучей, Кейлен сощурился и отодвинул стул подальше.

Варс весело потрепал сына по голове. С теплой улыбкой он посмотрел на восходящее солнце, а затем снова на Кейлена. Фрейис с непривычной суетливостью возилась на кухне, заваривая чай из арленского корня и разливая его по глубоким кружкам.

– Ты же знаешь, я его терпеть не могу. – Кейлен весь сморщился, едва уловив поднимающийся от кружки землистый запах.

– Кейлен Брайер, ты на три ночи отправляешься в полный опасностей лес. В нем будет холодно, темно и сыро. Там водятся клыкастые и когтистые звери. Арленский корень придаст тебе остроты ума. Слушай маму и пей.

Кейлен с недовольной миной смотрел в спину матери, преодолевая тошноту и делая глоток ядовитой жижи, которую она выдавала за чай. Варс переглянулся с Эллой, и они засмеялись обидным смехом.

– Хорошо, как все закончат с этим изысканным напитком, – Варс снова хохотнул, встретив недовольный взгляд сына, – отправляемся. Хейвелы уже наверняка на месте. А вот за Данна не ручаюсь. Тарну наверняка пришлось силой вытаскивать его из кровати. Совсем замучил своими байками бедную девочку из Омма, а потом вырубился.

Очередной глоток чая быстро стер с лица Кейлена возникшую ухмылку.

* * *

Когда все собрались и направились к окраине Оммского леса, на улицах уже было полно народа. Детские крики мешались с весенним пением птиц, и всё это почти заглушал грохот повозок. Торговцы обустраивались на площади, чтобы распродать последние товары. Испытание всегда сопровождалось общим подъемом, в противовес напряженному ожиданию, наполняющему воздух.

По дороге семейство Брайеров тут и там останавливали, чтобы пожелать Кейлену удачи и перекинуться парой слов с Варсом и Фрейис, сообщить им, как их сын возмужал. В другой день он бы радовался всем похвалам. Теперь же просто рассеянно кивал и бормотал слова благодарности – голова у него была забита совсем другим.