– Фейн стоял на вершине башни, которую теперь зовут Башней смерти, обозревая посеянное им безумие. С безопасного расстояния он смотрел, как пылает и тлеет город. И оттуда, с вершины, он отправил послание всем, кто еще сохранял верность Ордену. Воспользовавшись извращенным, черным колдовством, он смешал ветер и пламя, устроив катастрофу, затмившую собой Истребление Хейдра. Пожар в доли мгновений охватил Ильнейн, прокатился с запада на восток – от предгорий Лоддарских гор до Мар-Дорула. Огонь бушевал многие дни, подпитываемый магией крови. Какой бы договор Фейн ни заключил с шаманами араков, это их не спасло. Они свое дело сделали. Когда пожар утих, осталось только выжженное пепелище.
Тишина в зале стояла такая, что от нее звенело в ушах.
– Фейн вернулся в Ан-Наслу, чтобы стать правителем Лории. Дракон Хелиос сжег короля Эрика заживо, и Фейн занял его трон, объявив, что король и Орден притесняли народ. За следующие месяцы сторонники новоявленного императора выследили и истребили оставшихся членов Ордена. Храм в Драколдрире был разрушен до основания, как и город великанов Оммур. В бойне уничтожили почти все драконьи яйца, а оставшиеся поместили в сокровищницы Ан-Наслы. По сей день из них никто не вылупился.
Орден пал. Ильнейн, Драколдрир и Оммур обратились в руины. Фейн разрушил города эльфов и великанов вдоль и поперек всей Эфирии. Хотя, конечно, идти войной на Эсельтир или Кейлдуин не рискнул. Он знал, что леса Линалиона защищены ловушками и оберегами, которые строились тысячелетиями, но также знал, что бояться эльфов не нужно. Их легендарные защитники – дралейды – погибли, драконы убиты, и ничего от их силы не осталось. Эльфы не рискнут выводить армию за пределы Линалиона. Им нечего противопоставить мощи новорожденной Лорийской империи. Среди великанов уцелели единицы, а гномы зарылись глубже в свои подгорные царства. Фейн победил.
Раздались хлопки, зал наполнился разноголосыми выкриками и улюлюканьем – не в честь окончания истории, а в честь увлекательного рассказа. Дубовые доски протяжно скрипели от одобрительного топота множества ног. Среди общего ликования Кейлен как будто разглядел на лице Тэрина пустоту и неприкрытую скорбь. Мгновение спустя всё пропало. Эльф поклонился, схватил кружку и сошел с помоста, растворяясь в толпе.
– Братишка, кажется, это была его лучшая история!
Кейлен чуть не подскочил со скамейки, когда пара рук хлопнула его по плечам.
– Элла, отстань! – ворчливо отмахнулся он от сестры.
– Иди сюда, милая, – засмеялся Варс и, поднявшись, крепко обнял дочь.
За годы их дружбы Данн с Ристом не раз отпускали фривольные замечания по поводу Эллы – шутили, конечно. Им нравилось подначивать Кейлена и смотреть, как он выходит из себя. Однако в свои двадцать лет Кейлен вполне остро осознавал, что в окрестных селах хватает парней, готовых побороться за внимание его сестры. У нее были такие же голубые глаза, как у Фрейис, и такие же переливчатые золотистые волосы, какие наверняка были у матери в молодости.
– Пойдем, Кейлен. Я должна тебе выпивку с прошлой ярмарки. – Элла потянула брата через толпу к прилавку, за которым разливали медовуху. – Как охота?
Народ, плотно толкущийся в зале, будто расступался перед ней, и она проплывала мимо. Кейлен двигался следом, и к деревянному прилавку, потрепанному временем, они добрались с удивительной легкостью.
– Неплохо, но нам попалась…
Кейлен не договорил, потому что заметил какого-то парня, с похотливым видом разглядывающего Эллу. Кейлен его не узнавал, но обратил внимание на желтоватую кожу и медные кольца в носу. Из Сальма, значит. Юноша смерил чужака суровым взглядом, а потом повернулся к сестре. Та как раз забирала две кружки медовухи, которые перед ней поставил Ласх.
Увидев перемену в лице Кейлена, она рассмеялась и легко коснулась щеки брата.
– Боишься за сестричку? Не бойся. Я вполне могу за себя постоять, – уверила она Кейлена. – К тому же, кажется, для тебя есть собеседник поинтереснее.
Элла указала Кейлену за плечо и, не успел он опомниться, всучила ему обе кружки, после чего сразу скрылась в толпе.
С изящных плеч Аньи Гриттен, оттеняя ее блестящие изумрудом глаза, ниспадали огненно-рыжие волосы. Как и Кейлену, Анье было почти восемнадцать лет. У нее был тонкий, изящный стан. Высокие скулы в бесчисленных веснушках резко очерчивали лицо, при виде которого Кейлен часто терял дар речи. Он всегда испытывал слабость к Анье. Возможно, чуть больше, чем слабость.
Завидев Кейлена, девушка помахала.
– Это было что-то, да?
От Аньи всегда исходил сладкий цветочный запах. Ее мать Верна была мыловаром и членом деревенского совета. Этим вечером от Аньи пахло цветками вишни.
Кейлен хотел сказать что-то остроумное, но все мысли куда-то улетучились. Он лишь сумел выдавить из себя короткое «угу» и протянул Анье вторую кружку медовухи, в уме наказав себе поблагодарить сестру позднее.
– Ой, Кейлен, спасибо! – Девушка мило дернула плечиками. – Не знаю почему, но когда Тэрин рассказывает, всё кажется таким настоящим. Надеюсь, он скоро еще приедет… Папа говорил, будто видел, как ты с Данном и Ристом затаскивал в ворота огромного оленя. Здо?рово!
Кейлен почувствовал, как его раздувает от гордости, однако сумел не подать виду.
– Ну, нам, конечно, повезло, но…
Из толпы вывалился Данн. Обхватив их обоих своими ручищами, он расплылся в довольной пьяной улыбке.
– Про оленя говорите? Кейлен там, разумеется, не при делах. Он бы и в дверь сарая не попал, будь… Ох! – выдохнул Данн, когда Кейлен ткнул его под ребра. – Чего? Я всего лишь рассказываю, как… – Еще один резкий тычок, и приятель замолк.
Анья засмеялась. Кейлену показалось, что девушка ему улыбнулась, но тут у Данна подкосились ноги, и он чуть было не увлек Кейлена с собой на пол. Кейлен схватил приятеля за пояс и постарался как мог выпрямить.
– Пожалуй, мне стоит проводить этого дурня до дома, – извиняющимся тоном произнес он.
– Эй!.. – Данн пронзительно икнул. – Я тебе не дурень.
Кейлен попрощался с Аньей, потом отыскал отца и Риста, сообщил им, что поведет Данна домой. Так они вышли из таверны: Данн висел на плечах у Кейлена, опираясь на него, будто на костыль.
– Знал бы ты, приятель, как ты не вовремя.
Но Данн в его сторону даже не смотрел. Да хоть бы и смотрел, неважно: глаза у него были еле открыты. Еще раз икнув, друг снова растянул губы в безмятежной улыбке.
Кейлен не выдержал, рассмеялся.
– Главное – постарайся не упасть, лады?
Улочки Прогалины тускло освещались светом свечей, исходящим из окон близлежащих домов. Гулянья по случаю Лунной ярмарки понемногу утихали, хотя со стороны «Золоченого дракона» и от костров в лагерях, которые разбили на околице странствующие торговцы, доносился гул музыки и пьяного пения.
Кейлен поднял голову. В темноте сияла полная луна, заливая небо призрачным жемчужным свечением.
От тяжелого удара в бок Кейлен с Данном полетели на землю. Спина болела, однако Кейлен сумел подняться на колени и тряс головой, приходя в себя.
– Ну что, мрази, думаете, шибко умные?
В темноте Кейлен различил голос Фритца. Он попытался встать, но в грудь, выбивая дух, ударил сапог. Чьи-то руки схватили его сзади за плечи, рывком подняли. В челюсть врезался кулак, перед глазами заплясали искры. Еще удар – и рот наполнился кровью, по подбородку потекла теплая струйка.
– Что, Брайер, думал застать меня своим кулаком врасплох?
Третий удар пришелся в скулу. У Кейлена окончательно подкосились ноги, и он упал. Откуда-то сбоку доносились еще глухие удары – без сомнения, пинали пьяного Данна, лежащего рядом.
– Вам, парни, нужно знать свое место, – послышался грубый голос. Куртис, и он здесь.
Кейлену в грудь приходился удар за ударом, а чьи-то руки продолжали держать его, чтобы не заваливался. Сознание уже начало покидать его, когда вдруг послышалось утробное ворчание. Оно переросло в злобный рык, сопровождавшийся медленным шлепаньем. Кейлена обдало порывом воздуха, и пространство наполнилось грохотом разбиваемых на части деревянных бочек. На гулкий рев откликнулись вопли:
– Хренов волчара! Гоните его!
Кейлен почувствовал, как ему в висок ткнулся мокрый нос. Послышался тихий скулеж. А потом всё пропало.
Глава 3. Элла
Протолкнувшись через гущу народа в «Золоченом драконе», Элла распахнула дверь таверны и вышла на прохладный и свежий ночной воздух. Когда дверь за ней закрылась, шумные возгласы смолкли, превратившись в далекие отголоски. Ночь была тихая и спокойная; время от времени безмятежность нарушали пьяные выкрики торговцев, но редко и ненадолго.
Элла обожала Лунную ярмарку. Сказители, жонглеры и торговцы дарили селянам радость и ощущение открытий, позволяли приобщиться к тому, что лежало за пределами их крохотного мирка. Столько мест, куда можно пойти; столько всего, что стоит увидеть. Элла знала, что не сможет всю жизнь прожить в Прогалине, и Рэтт разделял ее настрой. Другого такого человека она не встречала. С самой кончины Хейма он всегда был рядом. Был ее опорой.
Свидание назначили на околице, у большого зеленого шатра с золотой отделкой и белоснежной шапкой. Он был установлен вдоль низкой стены, огораживающей рыночную площадь.