Одна зима на двоих

Взгляд снова зацепился за грязную веревку, накинутую на шею вирты. Теперь, когда она вернула себе способность менять облик, одноглазый воин снова захочет использовать ее для выездов и патруля долины.

– Я могу забрать ее себе? – взмолилась Ким, – пожалуйста! Ее хозяин хотел избавиться от нее, но не мог, потому что она спасла ему жизнь. Она была не нужна ему, он даже воду чистую забывал приносить. А теперь, когда поправилась, снова заберет ее!

Она чуть не плакала и, сама не заметив как, снова повисла на руке у Хасса, с надеждой заглядывая в янтарные глаза.

…Он млел.

Просто смотрел на нее и чуть ли не урчал от удовольствия, что она рядом. Сама говорит с ним, прикасается. Хотелось свернуться у ее ног довольным котом и позволить чесать себя за ухом. А еще хотелось дать ей все, о чем просит. Что угодно, лишь бы в зеленых глазах не копились кристальные слезы.

В какой-то момент Хасс смутился своих собственных мыслей. Ему, как воину, привыкшему брать силой то, что считал своим, идти по головам к намеченным целям, было странно ощущать внутри себя вот такое. Непонятное. Теплое. Приятно щекочущее под ребрами.

Что делать с этими ощущениями он не знал, поэтому сурово нахмурился, прячась за привычным образом непробиваемого кхассера.

Ким не отступала:

– Пожалуйста. В лагере есть и другие вирты. Пусть оставит эту мне. Я отработаю. Буду приходить к нему каждый день. Убираться, приносить еду, стирать. Сделаю все, что она захочет.

Хасс нахмурился еще сильнее. Фраза «сделаю, что захочет» вызывала такой протест, что едва не зарычал. В этом лагере Ким будет делать только то, что захочет он! Остальные пусть катятся к черту.

– Можешь ее забирать, – произнёс отрывисто и даже как-то сердито.

– Что скажет он…

– Это не твои проблемы, – сдернул со стойки узел, отвязывая вирту, и передал конец веревки Ким, – вот твоя забота. Ухаживать будешь сама.

– Конечно. – она вцепилась в огрызок грязной веревки с таким восторгом, будто он подарил ей золотое колье с драгоценными камнями, – спасибо.

Глядя на ее счастливую физиономию, у Хасса снова заломило под ребрами. Черт знает что творилось у него в голове рядом с этой бледной бродяжкой из долины!

– Идем! – сказал резче, чем хотел, но Ким, счастливая оттого, что Лисса теперь принадлежала ей, даже не обратила внимания на его тон. Просто кивнула и пошла следом.

Правда далеко уйти не удалось. Вирта сделала несколько шагов и уперлась, натягивая веревку до предела. И сколько бы Ким не пыталась сдвинуть ее с места – ничего не получалось.

– Что это с ней? – растеряно спросила девушка.

– Кто ж ее знает, – усмехнулся Хасс, – она твоя вот и разбирайся.

Ему было интересно, как пленница справится со своей новой зверюшкой. Ким почесала голову, еще пару раз попыталась утянуть Лиссу из прохода, но только выбилась из сил:

– Что тебе не так?

Вирта фыркнула так, будто говорила «ты еще спрашиваешь?»

– Есть? Пить? Почесать за ухом? – перебирала Ким, снова получая в ответ фырканье, – или хочешь остаться в этом вонючем закутке?

Теперь к фырканью добавилось недовольное ржание.

– Я не понимаю, – она развела руками и беспомощно посмотрела на Хасса, невольно ища у него поддержки.

Он кивнул на конец веревки, который девушка по-прежнему сжимала в руках.

Ну, конечно же! Конечно! Почему она сама об этом не догадалась?!

Подступив к Лиссе, она попыталась развязать петлю на ее шее, но та была затянута так крепко, что ни подцепить, ни ослабить не получалось.

Хасс тяжело вздохнул, вынул из ножен короткий гнутый нож и одним движением перерезал веревку.

– Спасибо.

Проклятье, за это простое спасибо и взгляд, наполненный благодарностью, ему снова захотелось свернуть горы на пути.

– Идем! У меня нет времени на всякие глупости!

Лисса почувствовала свободу, тряхнула гривой и с довольным ржанием толкнула хозяйку носом в плечо, дескать чего встала, идем.

– Она не сбежит? – спросила Ким, настороженно оглядываясь через каждые пару шагов. Лисса весело семенила следом, не забывая при этом совать свой любопытный нос во все щели: то в чужой шатер, то в ясли к другим виртам.

– Куда она теперь от тебя денется? – ворчливо ответил Хасс, – даже если и отойдет куда-то, то потом сама придет. Вы же связаны. Так что поздравляю, не каждый может таким похвастаться.

У него такой вирты не было никогда.

И ощущений таких нелепых тоже. Что с ними делать, он так и не понял, поэтому решил немедленно отправиться в обход по долине. Куда угодно, чтобы только не сидеть и не смотреть блаженным идиотом, на то, как она воркует со своей виртой.

Больше они не разговаривали. Хасс довел ее до адовара, проследил за тем, чтобы она зашла внутрь и отправился к своим людям, чтобы собрать отряд в обход, а освобожденная, вылечившаяся вирта облюбовала себе место под навесом и принялась кататься в теплом песке.

Глава 18

Ким привычно изнывала в шатре, не зная, чем себя занять. От скуки она уже прибралась, навела порядок в скудных пожитках хозяина, заштопала пару прорех на рубашках. Даже попыталась заснуть, но не смогла и сползла с постели.

Она точно с ума сойдет от безделья! Проклятый Хасс! Лучше бы оставил на кухне.

Снаружи послышалась какая-то возня, входной полог дрогнул и в просвет просунулась голова Лиссы.

– Эй! Тебе сюда нельзя! – возмутилась Ким, – Хасс тебя на котлеты пустит, если в его шатре наследишь.

Вирта пренебрежительно фыркнула, но войти не посмела. Так и осталась на пороге: зад снаружи, голова внутри. Темные глаза равнодушно изучали более чем скромную походную остановку адовара и наполнились интересом лишь когда приметили на столе тарелку с лепешками.

– Тебе же они не нравились, – усмехнулась Ким, забирая самую большую из них

Вирта требовательно всхрапнула и вытянув шею, попыталась дотянуться до угощения.

– На, чудовище прожорливое, – грустно вздохнула девушка, наблюдая за тем, как лепешка молниеносно исчезает в пасти, – хоть у кого-то здесь есть аппетит.

Лисса тоненько заржала и мотнула головой, будто предлагая выйти наружу.

– Мне нельзя выходить. Я в плену – приподнимая пальцем золотое украшение, окольцовывавшее шею, – Видишь?

Безделушка на вирту не произвели никакого впечатления. Вместо этого она снова потянулась к лепешкам, но вторую порцию получить ей не удалось, потому что с улицы раздался звонкий девичий голос: