Седина в бороду, говоришь?

Ну же, Матвей! Скажи, что это не так… что наша дочь не встала на одну сторону с отцом, который способен два года трахать молодую и прикрываться какими-то поговорками…

– Она против… Но да, Женя знает.

Всё. Это был контрольный выстрел мне в голову. Как если бы я лежала на полу, раскинув руки, уже получив несколько пуль в сердце, а Голиков недрогнувшей рукой спустил бы курок ещё раз. Точно мне в висок, разрывая плоть к чертям собачьим.

– Что ж… ну, хотя бы против, – криво усмехнулась я, окончательно распрощавшись с собою прошлой.

Нет больше той Инны, которая жила на этом свете сорок шесть лет. Она исчезла, а вместо неё осталась лишь жалкая тень. Но так проще. Так можно выжить.

– Инны, пожалуйста… Пойми меня! – взмолился Матвей, бросившись ко мне, когда я направилась не неверных ногах прочь из его кабинета.

Я не представляла, куда идти и что делать. Я просто хотела покинуть общество неверного мужа и то помещение, куда он приводил свою любовницу чаще, чем деловых партнёров.

– Я не хочу с тобой разводиться! У нас столько всего ещё впереди… Но мне так не хватало той страсти, что была между нами раньше!

Схватив за плечи, Голиков развернул меня к себе лицом, и тут же ужаснулся. Или это я испытала шок от того, какое отражение смотрело на меня из глаз мужа? Теперь не разберёшь.

– И вместо того, чтобы со мной поговорить или пойти вместе, скажем, к психологу, ты предпочёл ступить на путь измен… – прохрипела я.

Матвей замотал головой, прижал меня к себе так крепко, что хрустнули кости. Я какое-то время постояла послушной куклой, потому что ни на что другое у меня сил не имелось, затем высвободилась.

– Сейчас я еду домой и надеюсь немного переварить случившееся. А когда ты приедешь, обсудим условия развода. Дети выросли, нам делить кроме квартиры нечего. Значит, можем разбежаться спокойно, без каких-то спецэффектов.

Я вышла, а Голиков остался. Он хотел сказать что-то ещё, но промолчал, видимо, решив, что все слова стоит отложить на потом. Когда наступит тот момент, в который я так отчаянно верила – момент хоть какого-то облегчения.

И пока ещё я не знала, что до этого мгновения очень и очень далеко.

По дороге домой я позвонила лучшей подруге и едва ли не взмолилась, чтобы она приехала ко мне. Остаться в одиночестве, когда вся правда навалится на меня нерушимой скалой, будет слишком жутко.

Варя, практически моя боевая сестра, как иногда я её называла, появилась на пороге квартиры через пару минут после того, как я сама вернулась от Голикова.

Я так и стояла одетая в прихожей, когда дверь, которую не стала запирать за собой, распахнулась и Варя тут же развила бурную деятельность:

– Так! Отставить реветь! И выкладывай всё! – велела она, и я только теперь поняла, что всё это время беззвучно плакала.

– Ва.. Ва…Ва-а-аря-я-! – простонала я и бросилась подруге на шею.

Устоять на ногах больше не могла, повисла на несчастной Варьке всем телом, зная, что она удержит, станет моей опорой хотя бы на пару вздохов. Мне ведь так мало нужно…

– Господи! Инночка, Инна… ты что? Стряслась беда? С кем? Кто-то умер? – заполошно стала сыпать вопросами Варя.

Я отчаянно закивала.

– Да… Я! Я умерла-а-а-а!

Я завыла в голос, да так, что нутро разрывалось от жуткой боли, она всё стояла и стояла внутри и никак не могла выйти наружу. Ничего не помогало… Рёв смертельно раненого животного не спасал…

– Господи… Инночка, Господи… – только и шептала Варя.

Она целовала меня в волосы, висок, скулу, стала говорить какие-то слова, в которых я не разбирала смысла. Да и не нужен он мне был, этот смысл. Его больше не было в моей жизни в принципе…

– Матвей мне изменяет два года… – шепнула я, всё же взяв себя в руки. – Я сегодня застала его с другой в офисе Голикова.

Отстранившись, стала отирать слёзы, пока настала очередь Вари замирать бездвижно.

– В смысле? Инн… ты чего? – выдохнула она, округлив глаза.

Вот тебе и в смысле… Если уж подруга так шокировалась новостями, то что говорить обо мне?

– Так… идём-ка на кухню, меня ноги не держат и нужно хотя бы чаю, что ли, выпить…– сдавленно пробормотала она.

Взяла за руку и повела в вышеуказанном направлении, а когда мы чуть ли не рухнули за стол, про чай, разумеется, тут же забыли.

– Это ещё не всё, – проговорила я, сопроводив слова судорожным рыданием. – Дети обо всём знали…

Я вгляделась в лицо Вари, ища на нём нечто вроде равнодушия по отношению к последнему известию. Может, хоть так мне станет легче… Конечно, потом я окончательно приму, что в этом и есть главное предательство моей жизни, но сейчас ухвачусь за реакцию подруги в бесплодной попытке вновь начать дышать.

– Как… Как так, Инна? Илья и Женя знали, что Матвей… загулял?

Ужас был всеобъемлющим. Он стал отражением того, что бушевало внутри меня. Он откликнулся эхом на мои дикие страдания, которые разрывали душу в клочья.

Ответить я не успела, в дверь позвонили. Это не мог быть Голиков, но я предполагала, кого увижу, когда открою.

И точно, стоило мне добрести до прихожей и отпереть, на пороге я увидела сына.

– Илья знал, Варя, – обернувшись, крикнула я в сторону кухни. – И сейчас сможешь спросить у него обо всём сама.

Взглянув на сына снова, я увидела, что он побледнел чуть ли не до синевы. Судорожно сглотнул и прошептал:

– Мам…

Больше ничего говорить не стал – достаточно было этого одного слова, чтобы я вновь ощутила ком в горле.

Передо мной стоял молодой мужчина, который был для меня всем. Я готова была отдать ему всю себя, всю свою нежность, всё тепло. А он взял их, как и полагается ребёнку, а назад швырнул пригоршню предательства, щедро сдобренного дурнопахнущим дерьмом.

– Проходи, Илья… У меня Варя, она очень интересовалась, как так вышло, что ты был в курсе измен твоего отца и стоял на его стороне, – проговорила я ровным голосом.

В нём не сквозило обвинения или стали. Он был дико уставшим, словно я только что пробежала марафон вокруг Земли, после которого хоть ложись и помирай.

Сын молча зашёл в прихожую. Разулся, а когда расстёгивал пальто, я заметила, что руки его дрожат. Говорить по этому поводу ничего не стала – если он переживает, то это хоть как-то говорит о том, что не всё потеряно. Он умолчал про Анастасию, но, наверное, для этого имелся какой-то важный повод?

Я, как и полагается любящей матери, искала оправдания сыну. Искала, и пока не могла понять, удастся ли их обнаружить в принципе.

Илья прошёл в сторону кухни, опустился напротив Вари. Подруга смотрела на него со смесью ожидания и надежды. А я вот уже ни на что не надеялась. Покаянный вид Ильи говорил сам за себя – он приехал с повинной.

– Во-первых, я на его стороне не стоял… – начал сын, и я его тут же оборвала:

– Как только ты понял, что я могу поймать твоего папу с поличным, когда речь пойдет о пропавших деньгах и ночевке его любовницы, ты тут же ринулся мне врать по телефону, что это ты приводил сюда бабу!