– Голиков, открой, что бы ты там ни делал! – заорала я на весь офис, когда поняла, что муж всё не отпирает.
Прошло несколько мгновений, и дверь распахнулась. По ту сторону стоял и смотрел на меня с видом бога-громовержца Матвей Геннадиевич…
За спиной которого я тут же рассмотрела изящную лодыжку барышни, что сидела на одном из кожаных диванов.
А сам вид мужа явственно говорил о том, что они тут с этой дамочкой явно не контракты заключать засели…
– Нам нужно поговорить! – истерично выдала я Матвею расхожую фразу, которая была банальнее, чем простая измена мужика, которому скоро пятьдесят.
Я ведь не ошиблась, и именно это событие происходит в моей жизни?
Измена. Предательство. Развод. Разлад. Грех.
Называйте как хотите, суть от этого не изменится.
– Так давай… поговорим, – ответил Голиков и отступил в сторону, давая мне возможность войти.
И я это сделала. Шагнула на неверных ногах в нутро его святая святых, в которой и без меня уже имелась женщина, что для Матвея наверняка имела особенное значение.
Ну захотел ты молодого тела… Так трахни какую-нибудь шлюху… о чем я бы никогда не узнала. Так нет же, он притащил эту блондинку – а мне удалось мельком ее рассмотреть – в разгар рабочего дня в свой офис.
Дверь за мною закрылась, и я оказалась в ловушке из спёртого в грудине дыхания и понимания, что моя жизнь падает осколками мне под ноги прямо в этот самый момент.
– Итак… Мне кажется, всё ясно без слов? – выдавила я из себя то, что первым просилось на ум.
Какая-то дурацкая фраза, я согласна. Но попробуйте выдать нечто заумное, когда находитесь на пороге маленькой личной смерти.
– Что именно тебе ясно? – потребовал ответа Голиков.
Он смотрел на меня бесстрастно, хоть я и видела пламя, которое горело в глазах мужа.
А у меня сомнений в своей правоте не оставалось с каждым пройденным мгновением. На столе – два бокала с вином. Девица одета хоть и со вкусом, но довольно фривольно. Туфли на высоченных шпильках, ярко-красная подошва… Платье мини, но до трусов не задралось. А фигурка точёная, такую хоть сейчас на подиум.
– Ты мне изменяешь, – обронила, максимально абстрагируясь от той боли, что растекалась внутри.
Я же дура такая была… Всё в семью, всё для своих… Всё искала, как им получше, повкуснее, иногда поступаясь своими личными «хотелками». И вот это предал муж. Отец моих детей…
Даже мысль мелькнула, тоже дурацкая, о том, что я рада, насколько взрослые Илья и Женя. Не придётся идти к малышам и объяснять им, почему папа теперь не живёт с нами.
– Да, я тебе изменяю. Уже два года. И да, весьма актуальна расхожая поговорка, что седина в бороду, бес – в ребро, – бесстрастно и даже как-то скучающе ответил Матвей.
Я даже в голове прокрутила наш последний разговор. Может, уже тогда всё было ясно? Может, были не просто знаки, а кричащие заголовки в небе о том, насколько всё плохо у нас в семейной жизни, а я их попросту прошляпила?
Но нет… У меня даже намёка в голове не было на то, что Голиков мне в принципе может изменить…
– Седина в бороду, бес в ребро, говоришь? – горько усмехнулась я, пока мой муж застёгивал запонки на рукавах.
Так безмятежно… Так спокойно и буднично.
– Да, именно так, Инна, – ответил Матвей ровным тоном.
Он дал знак любовнице. Какой-то неуловимый, понятный лишь этим двоим. Холёная молчащая, как рыба, блондинка, просто поправила платье и, поднявшись, ушла. Она была бесстрастной, точно такой же, как и мой муж.
С которым мы остались наедине…
– Не зря же придумали эту поговорку, – продолжил говорить Матвей. – Мне нужны страсть, эмоции, молодость, наконец. А тебе сорок шесть, ты на это уже не способна. Но я не собираюсь от тебя уходить. Мы остаемся вместе.
Это было так неожиданно, что я даже рассмеялась. Он не собирается от меня уходить и, видимо, считает, что это станет для моего убитого сердца высшей благодатью.
Значит, по мнению Голикова, у страсти и эмоций есть срок годности. И в сорок шесть лет от женщин проявления этих чувств ждать уже не приходится… Что ж… Это какая-то новая для меня реальность, которую мне только предстоит осознать и впоследствии принять.
– Благодарствую, кормилец! – изобразила я шутовской поклон в сторону мужа. – Что же бы я делала, если бы ты от меня ушел! Осталась бы у разбитого корыта, завернулась бы в саван и поползла бы в могилу, вырытую твоими руками.
В глазах Голикова мелькнуло нечто вроде интереса, а я тут же стала задаваться унизительными вопросами: может, он и вправду потерял вкус к жизни и нашим отношениям? Может, я впрямь для него стара, набрала лишнее, например?
Как часто мы, женщины, в принципе начинаем искать причину в себе, а не в том, что муж оскотинился и стал нечистоплотным уродом? Наверное, так думает каждая первая, которая столкнулась с предательством.
– Инна, хватит паясничать, – воззвал ко мне Матвей. – У нас кризис в отношениях, я просто не хотел тебе об этом говорить. Ты хорошая мать, да и женой была неплохой.
Неплохая. Какое отвратительное слово. Так и кричит – ты недостаточно сделала. Ты ничего так. Всё время какое-то «недо». Недодала, недолюбила, не смогла…
– Была? – вырвалось с болью помимо воли. – Кажется, ты только что сказал, будто в качестве супруги я остаюсь на занятых позициях.
Свои слова я сопроводила нервно-издевательским смехом. Его муж воспринял спокойно. Возможно, он вообще за моей спиной ходил к психологам, или каким-нибудь коучам, которые научили его каким-то подобным штучкам. Такое же бывает, когда один человек испытывает потребность скрыть от другого какие-то немаловажные факты?
Чёрт! Я снова ищу какое-то объяснение поступку Матвея? Какое-то… оправдание?
– Конечно, ты останешься моей супругой! – с жаром сказал Голиков. – У нас дети, у нас скоро родится внук. Ему нужны бабушка и дедушка. А Илье и Жене – папа и мама.
Матвей подошёл ко мне, взял за плечи и ощутимо сжал.
– Ты – моя жена, Инна. Ты – моё всё. Эта девчонка – ерунда.
Он небрежно мотнул головой в ту сторону, куда удалилась его любовница. Интересно, а ей он пел точно такие же песни? Говорил ли, что семья, которой столько лет, это прах под ногами? А она – его вселенная?
– Я твоё всё, но ты спал с другой два года. Кстати, как её зовут? – спросила я, отступив.
Не то чтобы это было очень важным, ведь по сути эту девицу могли звать хоть Олей, хоть Дашей, хоть Леной. И это бы ни на что не повлияло. Но я желала знать имя.
– Анастасия… – прошептал Матвей.
Итак, Анастасия. Практически королевское имя. Ну или то, которое очень подошло бы какой-нибудь принцессе
Принцесса Анастасия.
– Ясно, – пожала я плечами. – Зря я спросила. Никакой разницы, к кому ты уходишь, нет.
Голиков закатил глаза. Ну да, конечно. Он ведь сказал, что не собирается меня бросать. Кажется, именно такой вывод можно было сделать из его слов?