Кенгуру, или Я тебя не понимаю

Мама воспитывала меня одна, много работала, и когда я приходила домой после школы, её всегда не было. Мне нужно было самой разогревать себе еду, очень простую: картошку, макароны, что-то ещё в этом роде. Правда, мама очень вкусно готовила клюквенный кисель, и тогда, после школы, мы с Инкой шли ко мне и пили этот обалденный кисель.

Но чаще всего после уроков мы оказывались у Гольдбергов. Симочка кормила нас чем-то невероятно вкусным, а потом мы вместе делали уроки.

Инка была веселой и смышлёной девчонкой, с неплохим чувством юмора. Она всегда не зло, с присущей ей иронией подмечала наши слабости и подшучивала над собой или надо мной, что практически было одно и то же.

Правда, бабушка Серафима весьма ненавязчиво нас воспитывала и учила всяким хитрым еврейским штучкам.

Я была очень резкой, упёртой, мало послушной девочкой, что очень вредило мне. Симочка это, конечно же, сразу разглядела, поэтому она часто рассказывала нам байки или истории из жизни, в которых получалось, что выигрывает не тот, кто самый упёртый и сильный, а тот, кто может схитрить, притвориться мягким, добрым, усыпить бдительность, а в нужную минуту проявить характер и добиться своей цели.

Симочка была очень проницательной и желала нам добра, она старалась очень мягко объяснить, что для женщины главное в жизни – встретить «своего мужчину» и выйти за него замуж, но чтобы совместная жизнь была счастливой, женщина обязательно должна слушать своего избранника, при этом она пристально смотрела на меня своими печальными карими глазами. Я морщилась и заявляла, что это домостроевские пережитки и уж я никому и ни за что подчиняться не буду!

Меня всегда поражали всеобщие вежливость и доброжелательность в их семье. Мне нравилось, что все они называют друг друга ласковыми именами, я не слышала, чтобы бабушка Сима или родители повышали голос на детей или друг на друга, хотя и Инна, и её младший брат Юра были такими же непоседами, как все, и так же шалили.

Ещё Инна очень хорошо умела считать деньги и не любила ими сорить. На мой взгляд, она была весьма рациональной. Я же, по её мнению, была сущей мотовкой, почему-то деньги у меня не задерживались.

Так мы прожили школьные годы и затем решили поступать в один вуз в Москве. К счастью, поступили, и, естественно, нас поселили в одной комнате в общежитии. Сейчас смешно вспоминать, как мы, гордые своей самостоятельностью и тем, что наконец-то будем жить сами, в своём первом независимом от родителей жилье, спешили в заветные «апартаменты»!

Общага располагалась в обыкновенной замызганной пятиэтажке, давно не видевшей ремонта. Мы поднялись по стёртым железобетонным ступенькам на третий этаж, прошли по коридору с продавленным и протёртым до дыр линолеумом, открыли огромным железным ключом дверь – и одновременно разочарованно выдохнули.

– Да, не Кемпински… – растерянно протянула Инна, разглядывая выцветшие обои и колченогие кровати, о которых нельзя было сказать, что они приглашали нас прилечь. Я взглянула на неё, она на меня, и мы одновременно фыркнули, а потом рассмеялись, настолько сильное разочарование было написано на наших вытянувшихся лицах!

– Ну что, Инна, – сказала я трагическим голосом, округляя глаза, – кажется, у нас начинается совсем «другая» жизнь?!

В общем-то Инка была позитивным человечком, поэтому ответила:

– Неожиданно, из серии: всё идёт хорошо, только мимо!

Я заулыбалась, моя подруга за иронией скрывала растерянность.

– Инна, не раскисай, это не смертельно! Главное всё-таки учёба!

Ещё из мебели были тумбочки и шкаф для одежды, дверцы которого плохо закрывались и из которого постоянно вываливалась одежда. Довершал это великолепие стол – из той же серии, что и шкаф.

Честно сказать, мне было всё равно. Главное – что было место для учёбы и сна, тем более, что у общежития было два больших плюса. Во-первых, близость к институту, который был в шаговой доступности, а для Москвы это очень важно. Радовало, что в ближайшие несколько лет не придётся полжизни проводить в метро. Во-вторых, небольшая оплата, потому что снимать квартиру в столице, даже одну на двоих, наши родители были не в состоянии.

Но была ещё одна важная деталь: кроватей и тумбочек в комнате было целых три. Наша келья была трехместная, и к нам подселили ещё одну девушку с нашего курса, Милу. Вот так в нашей жизни появилась Милочка.

Вообще-то полное имя новой соседки было Меланья, но оно ей не нравилось, и она попросила называть её Милой. Мы с Инкой пожали плечами: ну хорошо, Мила так Мила.

Правда, потом Милка узнала, что имя можно переделать на американский манер. Есть такая голливудская актриса – Мелани Гриффитс, вот подруга и стала представляться как Мелани, или просто Мел. И только когда появилась Меланья Трамп, ненавистное имя было полностью реабилитировано.

Трудности сближают! Мы с энтузиазмом занялись благоустройством нашего жилища, и через некоторое время оно приобрело достаточно уютный и современный вид. От какого-то старья мы избавились, что-то заменили, ну а когда появились стильные шторы и одинаковые пледы на кроватях, комната полностью преобразилась.

За короткое время мы сдружились и уже не могли друг без друга. Девчонкой наша Мел была доброй, правда, училась она, как бы это сказать, чтобы никого не обидеть, не очень, а если честно, то никак.

Вы спросите, а зачем же она в Москву приехала? Как зачем? Чтобы замуж выйти! А что, тоже линия поведения, имеющая право на жизнь!

Так вот, Милочка очень хотела выйти замуж и все годы учебы придумывала разные хитрые способы, чтобы осуществить этот план. Однако что-то всё время не срасталось.

И не то чтобы она не нравилась мужчинам. Очень даже нравилась: и симпатичная была, и стройная. И отношения завязывались, и длились долго, но вот к замужеству никак не приводили. Честно сказать, меня иногда раздражало поведение Милы с мужчинами: она была им так предана, так старалась угодить и понравиться, что была готова на всё, лишь бы сохранить иллюзию любви. Мы с Инной привыкли к ней, полюбили за доброту и открытость и иногда просили Милу:

– Остановись! Неужели ты не понимаешь, что тобой манипулируют? Нельзя же до такой степени себя терять!

Но Мила была неисправима и делала всё совсем наоборот – что поделаешь, такой характер. Поэтому на протяжении многих лет мы были свидетелями её романов – прекрасных и не особенно, но всё же страсти кипели.

Потом мы отучились, стали жить каждая своей самостоятельной жизнью, но часто встречались.

И вот сегодня мы мчались к нашей Мелани по сигналу «sos», потому что ей было плохо, ей надо было рассказать кому-то близкому о своей беде.

Милочка ждала нас и сразу открыла дверь. В её квартирке, всегда очень уютной, в этот раз царил хаос: везде были видны следы поспешных сборов, разбросаны вещи и коробки из-под обуви, опустевшие пластиковые пакеты были небрежно свалены в кучу. В общем, такой не особенно милый и художественный беспорядок. Милка прошла с нами в комнату:

– Полюбуйтесь, что творится! – она огорчённо вздохнула, обводя своё жилище взором.

Милка снова всхлипнула.

– Милочка, ну что ты плачешь? Объясни, пожалуйста, что случилось! – попросила я, хотя мы уже и так догадывались. Её друг съехал сегодня утром и оставил ей то, что ему больше не пригодится.

Мила растерянно посмотрела на нас. Её яркие серо-зелёные глаза выражали недоумение. Потом она похлопала ресницами и вздохнула:

– Девочки, а вы верите в любовь? Или это всё выдумки писателей, художников и поэтов?

– Интересный вопрос, а главное – нестандартный, – с иронией заметила Инна, продолжая разглядывать место битвы. Я пока молчала.

В общем, как бы так помягче выразиться: нашу подругу снова накрыла волна разочарований, потому что её очередной мужчина повёл себя не совсем по-мужски.

Она встретилась с Анатолием больше года назад. Сначала всё было прекрасно – неземная любовь, космический (термин Мел) секс, поездки к морю, совместные завтраки и ужины… И вдруг! Вдруг он женится на другой!

Рассказывая всё это, Мелани рыдала навзрыд, и мне было искренне жаль ее. Я хорошо знала, что она будет прекрасной женой и матерью, и мне было очень обидно за подругу. Я эмоциональна от природы, поэтому горечь и раздражение захлестывали меня, и мне хотелось просто убить этого Анатолия. Инка, намного более спокойная, выдержанная, к тому же очень рассудительная, с выводами не спешила. Помолчав, она спросила:

– Погоди, Мила. Если всё так, как ты говоришь, то это очень странно…

Мы всё-таки решили немного прибрать комнату: сложили вещи аккуратными стопками, ненужные коробки и пакеты вынесли в мусор.

Потом мы попытались понять Милочку, набраться терпения и выслушать её исповедь. Я расположились на диване, Инне больше понравилось кресло, а Мел ходила по комнате, пиная то, что можно было пнуть.

– Что странно? Что он меня полюбил? – взвилась Меланья.

Я невольно посмотрела на неё оценивающим взглядом. Ничего не скажешь, хороша! Высокая, стройная, можно сказать, сексапильная, с округлой попкой – результатом частых тренировок в спортзале. Серые широко поставленные глаза Милки располагали к общению. Несмотря на все неудачи, в них жила надежда на новые отношения.

Кроме того, Мила умела подчеркнуть свои достоинства одеждой. С юности она была модницей, любила яркие обтягивающие вещи спортивного стиля, и они ей очень шли. Мелани ещё в студенческие годы все свободные деньги спускала на шмотки, и с тех пор ничего не изменилось, только шмотки стали намного дороже.

И, конечно, гордость Милочки – длинные, прекрасные волосы, за которыми она неустанно ухаживала!

Единственное, что портило образ Милы, так это её речь: она использовала современный молодёжный лексикон, от которого нас с Инной иногда просто «долбит»! Ко мне никаких претензий – выражение Мел.

– Ну, полюбил – это сильно сказано, – невозмутимо продолжала комментировать Инна, округлив глаза. – Он же ушёл к другой?

Реакция Милашки была предсказуемой: она даже сбросила на пол стопку вещей, которую мы только что старательно сложили.