Кукомоя

Во внутреннем кармане дедушкиного пиджака зазвонил телефон, и Антон, вынимая его, опрометчиво нажал на кнопку приема вызова. Из динамика вырвался мамин голос, как всегда, очень громкий, а сейчас еще и необычайно взволнованный:

– Антоша, сынок! Какое-то недоразумение вышло! Мне риелтор звонила. Говорит, ты у нее ключи от дома в Белоцерковском забрал и сказал, что мы раздумали его продавать. Я говорю, быть такого не может…

– Мам, мам, да погоди ты! – Антону пришлось сильно повысить голос, чтобы она его услышала. Вот так всегда: позвонит и с ходу начинает тараторить, пока не выложит суть вопроса. Наверное, по привычке экономит минуты, поэтому и торопится. И никогда не спросит, удобно ли ему говорить на личные темы. Обычно Антон не отвечал на ее звонок, если рядом находились посторонние люди, не желая, чтобы семейные проблемы стали достоянием всех окружающих, но тут случайно вышло. Стоявшая рядом Ленка наверняка уже навострила уши.

– Мам, давай, я перезвоню тебе через минутку и все объясню, ладно? Сейчас не очень удобно говорить, – произнес Антон в динамик, и Ленка тотчас замахала на него руками:

– Говори-говори, я уже ухожу! Бай-бай, не скучай, в гости забегай!

Антон кивнул красной панамке, исчезнувшей в проеме калитки, коротко выдохнул и, зашагав дальше по улице, вернулся к разговору с матерью.

– Я действительно был у риелтора и забрал ключи, – подтвердил он, убедившись, что мать все еще на связи.

Она потрясенно ахнула, словно услышала какую-то трагическую новость. Впрочем, ей казались трагическими многие пустяки.

– Заче-ем? Риелтор сказала, что на дом уже покупатель наметился!

– Да врет она, мам! Решила, видимо, что я хочу обратиться в другую фирму, вот и сочинила.

– Ну, даже если врет. А зачем ты сказал, что дом больше не продается? Ведь это же неправда!

– Правда, мам! Считай, что я его купил. Поживу здесь какое-то время.

– Ну ты даешь! Если тебе захотелось там отдохнуть, так зачем же снимать дом с продажи?!

– А вдруг и в самом деле покупатель объявится? Не хочу, чтобы меня беспокоили. И потом, я думаю, что останусь здесь надолго.

– Вон как! Что ж, ладно… Живи, конечно, мне не жалко… – Мать явно растерялась, и ее речь сразу замедлилась. – А Яна тоже с тобой? – спросила она после некоторого раздумья.

– Нет, мам, Яна не со мной и… она не в курсе, что я здесь.

Снова трагическое «Ах!».

– Не говори ей об этом, ладно? – В ожидании шквала вопросов и упреков Антон стиснул телефон в руке так, что заныли пальцы.

– А как же свадьба?! – дрогнувшим голосом спросила мать.

– Не будет свадьбы. Я все отменю, – отчеканил Антон, чувствуя, как по жилам разливается ледяная сталь.

– Анто-ош-ша… ты что-о… – Из динамика донесся протяжный тяжелый выдох, в котором были едва слышны приглушенные слова. «Хоть бы с нею сердечный приступ не случился!» – испугался Антон.

– Вы поссорились? – Судя по интонации, мать надеялась, что размолвка временная.

– Нет. Мы… э-э… как бы тебе объяснить… – Антон не собирался ничего объяснять, просто подыскивал подходящую фразу, которой можно было бы закрыть эту тему хотя бы на какое-то время. – Я понял, что мы с Яной разные люди.

– Ка-ак?! Ни с того, ни с сего?! – Ей все еще казалось, что это не всерьез.

– Так бывает, мам! Хорошо, что я понял это сейчас, а не после долгих лет совместно прожитой жизни. Можно сказать, повезло, обошлось без поломанных судеб.

– Боже мой! Такая хорошая девочка! – Мать всхлипнула (немного театрально, но сердце у Антона ощутимо сжалось). – Сиротка ведь круглая! Что же ты делаешь, Антоша?!

«Эх, не получилось закрыть тему!» – подумал Антон, стиснув зубы, чтобы не высказать матери все, что он думает о «такой хорошей девочке». Он продолжал молча слушать, пока мать перечисляла все достоинства Яны, большинство из которых, конечно, было плодом ее воображения. Когда поток дифирамбов иссяк, Антон повторил свою просьбу:

– Не говори Яне, что я в Белоцерковском.

Мать, судя по тоскливому, но уже не такому трагическому вздоху, отчасти смирилась с решением сына.

– Ладно уж, не скажу!

– Пообещай!

– Только если ты расскажешь, что произошло между тобой и Яной! – Торговаться она умела. Или это был шантаж? Антон улыбнулся, радуясь, что буря пошла на спад.

– Расскажу, но попозже. Скоро стемнеет, а мне еще на ночлег устраиваться. К тому же я не ужинал и не обедал.

Последняя фраза подействовала, как волшебное заклинание. Мать спохватилась, начала прощаться и отключилась в тот момент, когда Антон поравнялся с домом своих предков. Но не успел он открыть калитку, как та сама распахнулась, и перед ним возникла Евдокия Егоровна. Испуганно вскрикнув, она всплеснула руками и звонко защебетала:

– Ох, ну и напугал ты меня! Сердце чуть не выскочило! А я решила зайти глянуть, как ты тут устроился, да на ужин позвать. Котлеток нажарила, еще тепленькие… Пришла, а нет тебя, и дом открыт. Ты чего дверь на замок-то не запер?

– А зачем? Воровать там пока нечего! – усмехнулся Антон. – Да и замки старые, ржавые, много возни с ними.

– И то верно. Ну, айда, котлетками угощу! Да не скромничай! Еще успеешь консервов наесться.

*****

Хозяин дома, муж Евдокии Егоровны, встретил Антона улыбкой акулы и прохладным взглядом. Это был ничем не примечательный человечек с мелким лицом и рыхлым телом, не изнуренным физическими нагрузками. Полулежа на диване напротив телевизора, стоявшего в дальнем углу гостиной, он не озаботился тем, чтобы подойти и протянуть руку вошедшему гостю, лишь чуть приподнялся на локте и коротко кивнул, а затем уставился на экран, где мелькали кадры какого-то фильма. Антон уже пожалел о том, что польстился на «котлетки».

Евдокия Егоровна усадила Антона за стол, который занимал почти половину комнаты, представила ему своего супруга, назвав Пал Палычем, и умчалась на кухню. На столе, накрытом бежевой льняной скатертью, красовались пустые тарелки из тонкого белоснежного фарфора, сверкали многочисленными гранями хрустальные бокалы, сияли золоченые вилки – вероятно, все это богатство было выставлено напоказ специально для того, чтобы произвести впечатление на гостя. Наверное, гости здесь бывали нечасто, если хозяйка так расстаралась для малознакомого парня, пусть даже и оказавшего ей небольшую услугу. Антону стало неловко.

– Дуся говорит, ты Петра Горынского внук будешь? – пробубнил Пал Палыч, не отрываясь от экрана, и, не дожидаясь ответа, задал новый вопрос: – Надолго ли к нам?

– Как пойдет, – ответил Антон.

Пал Палыч многозначительно хмыкнул, словно подозревал его в чем-то.

– Набедокурил, поди? Отсидеться тут решил?

– Ага, вроде того! – Антон решил не разочаровывать Пал Палыча, ведь тот, независимо от полученного ответа, все равно останется при своем мнении – это было написано у него на лице.

Повисла тишина, нарушаемая звоном посуды, доносившимся из кухни, и бормотанием телевизора в углу. Судя по тому, каким посоловевшим стал взгляд Пал Палыча, продолжения разговора не предвиделось. Откровенно скучая, Антон принялся разглядывать убранство комнаты, которая (надо было отдать хозяйке должное), хоть и не потрясала великолепием, как посуда на столе, но содержалась в идеальном порядке. На лакированных полках застекленных шкафов, уставленных фигурками, вазочками и фотографиями в затейливых рамках, не было и намека на пыльный налет. На фотографиях демонстрировалась вся жизнь хозяев дома, начиная со свадьбы и заканчивая годами, ознаменованными появлением сына и внука, которые были копиями Пал Палыча.

– Вот как жизнь летит! – воскликнула Евдокия Егоровна, вплывая в комнату с дымящимся блюдом в руках. Вероятно, она заметила, что Антон с любопытством разглядывает выставленный в шкафах семейный фотоархив. – Ведь, кажется, только вчера мы с Пашей поженились, а уже внук жениться надумал! Страшно становится, как представлю, что на этих полочках аж полвека собрано!

Водрузив блюдо в центр стола, Евдокия Егоровна глянула в настенное зеркало у двери, кокетливо поправила седые букли, а затем подошла к шкафу с фотографиями.

– Глянь-ка, здесь и твои бабушка с дедушкой есть, молодые совсем, – сообщила она, указывая на один из снимков.

Антон приподнялся на стуле и скользнул взглядом поверх ее плеча. На пожелтевшем прямоугольнике застыли четыре фигуры: двое парней в строгих костюмах и две девушки, одна в классическом свадебном наряде, другая в простом сарафане и косынке. Лицо последней показалось Антону смутно знакомым. Вглядевшись, он с трудом разглядел в милых девичьих чертах сходство с бабой Тоней, да и то уловил его лишь благодаря подсказке Евдокии Егоровны. Деда Петра он вычислил методом исключения, поскольку один из мужчин на снимке поддерживал под руку невесту, лицо которой прикрывала пышная фата. Молодой Пал Палыч показался Антону ненамного симпатичнее нынешнего: такой же осоловелый взгляд и скучающий вид. Зато облик деда Петра разительно отличался от того, какой запомнился Антону: в этом высоком крепком парне с темной густой шевелюрой не угадывалось ничего общего с облысевшим дряхлым стариком, в которого он превратился с годами.