Кровь нерожденных
Полина Викторовна Дашкова
Лучшее всегда с нами
Высокопоставленный сотрудник ФСБ давно контролирует важную работу по изготовлению очень необычного лекарства, которое поддерживает силы, здоровье, продлевает молодость. Спрос рождает предложение: необходимо увеличить выпуск препарата. И для этого есть деньги – большие деньги, есть отработанные технологии, есть заинтересованные лица. Не хватает только сырья, сырья необычного – эмбрионов 25-недельных нерожденных младенцев.
Полина Дашкова
Кровь нерожденных
© Дашкова П.
© ООО «Издательство АСТ», 2015
* * *
Глава первая
Она проваливалась в бесконечную черную муть. Звенело в ушах, тело не чувствовало никакой опоры. Она не могла понять, лежит она, или сидит, или вообще висит в воздухе, и это тошнотворное ощущение невесомости показалось знакомым. Так бывало в детстве, когда перекачаешься на качелях и, спрыгнув, не чувствуешь под собой твердой земли, пытаешься заново собрать вокруг себя пространство, а оно разваливается на куски…
С трудом разлепились отяжелевшие веки. По глазам резанул холодный люминесцентный свет. Она пыталась сообразить, где находится, но не могла. Наконец сквозь звон в ушах различила голоса.
Разговаривали две молодые женщины:
– Слушай, если ее надо к искусственным готовить, зачем столько промедола вкололи? Она так до утра проспит.
– Подождем еще немного и будем будить.
– А показания-то какие у нее?
– Откуда я знаю? То ли мертвяк, то ли урод. Тебе-то что?
– Ну, так… Интересно. Жалко ее. Оксан, а можно я плод послушаю?
– Да брось, нечего там слушать.
– Мне практика нужна.
– Ну, валяй, послушай, если охота.
Когда подошли к койке, женщина лежала с закрытыми глазами и не шевелилась. Она почувствовала, как откинули одеяло. Несколько секунд было тихо, ей стетоскопом прослушивали живот.
– Оксан, а ребеночек-то живой! Сердцебиение нормальное, сто двадцать. Сама послушай!
– Делать мне нечего! Мало ли – живой. Они на таком сроке часто живыми рождаются, даже пищат, ручками-ножками дрыгают. Потом-то все равно умирают.
– Может, и не надо искусственные делать? Женщине тридцать пять как-никак.
– Вот именно, тридцать пять. Старая первородящая это называется. У таких и получаются уроды.
Ее легонько похлопали по щекам.
– Женщина, просыпайтесь!
Она не шевельнулась.
– Оксан, пошли пока чайку попьем, пусть поспит.
Ее укрыли одеялом, задвинули ширму и отошли.
– Ты, Валя, не лезь куда не надо. Ты свою практику отбомбишь, и гуд бай. А мне отсюда деться некуда. Сколько здесь, сестрам нигде не платят.
* * *
Она полностью пришла в себя. Она, Лена Полянская, так испугалась, что дурноту как рукой сняло. Когда шаги сестер стихли, она быстро соскочила с койки и выбежала за ширму.
Это была не палата, а что-то вроде кабинета: стеклянный шкаф с инструментами и лекарствами, банкетка, обтянутая клеенкой, письменный стол. На столе стояла ее сумочка, на спинке стула висел зеленый хирургический балахон. Схватив сумочку и балахон, Лена выглянула в коридор. Там было пусто. Прямо напротив она увидела приоткрытую дверь, на которой был нарисован бегущий по ступенькам человечек: запасной выход. Лена быстро побежала вниз по лестнице.
Было темно и тихо. Босые ноги не чувствовали холода, а сердце колотилось так, что казалось – сейчас разорвется. На бегу она окончательно пришла в себя.
Пробежав несколько этажей, Лена остановилась перевести дух. «Куда и зачем я бегу? – подумала она. – Сейчас я выскочу на улицу в таком виде – и что дальше?»
Уже спокойно пройдя несколько ступенек, она посмотрела вниз и увидела поблескивающую в темноте цинковую дверь. За дверью был подвал.
* * *
Когда медсестра Оксана Сташук и студентка-практикантка Валя Щербакова вернулись, койка была пуста.
– Ну вот и хорошо, – сказала Оксана, – больная сама проснулась. В туалет, наверное, пошла. Сейчас вернется, начнем готовить.
– Оксан, давай все-таки погодим капельницу ставить. Пусть врач еще разок посмотрит.
– Валя, прекрати! Надоело! Тебе заново все объяснять, да? – Оксана посмотрела на часы. – Она у меня должна уже пятнадцать минут под капельницей с окситоцином лежать.
В кабинет вошел высокий мужчина в белом халате и марлевой маске.
– Ну, девочки-голубушки, как наша роженица? – бодро спросил он.
– Вы меня, конечно, извините, Борис Вадимович, – густо покраснев, начала Валя, – но я тут плод прослушала, у него сердцебиение нормальное, и двигается он. Вы бы сами посмотрели, а потом уж стимуляцию назначали.
Ординатор Боря Симаков смерил маленькую, кругленькую практиканточку таким взглядом, что другая на ее месте провалилась бы сквозь землю. Но Валя продолжала:
– Я, конечно, понимаю, вам за это ничего не будет, но нельзя же…
Тут Борис Вадимович не выдержал:
– Ты, сопля зеленая, куда лезешь? Ты сюда зачем пришла? Работать нас учить?! Я тебе устрою практику! Оксана! – резко развернулся он к медсестре. – Ты капельницу поставила или нет?
– Нет, Борис Вадимович, больная спала. Как я буду ее, спящую, обрабатывать?