С Кипра, Пестума, Кашмира,
С Испагани мог собрать:
Как невольник пред царевной,
Каждый шаг ваш ежедневно
Я хотел-бы устилать.
Если б я все вдохновенья,
Все созвучья, песнопенья
В строй один мог сочетать
И всемирным быть поэтом:
Вас одну пред целым светом
Я хотел бы воспевать.
Если б свыше данной властью
Мог я к радостям и счастью
Путь надежный отыскать:
Вас навел бы на дорогу,
Сам любуяся с порогу,
Как в вас блещет благодать.
Лес
В лесу за листом лист кругом
С деревьев валится на землю:
Сам, в увядании моем,
Паденью их с раздумьем внемлю.
Глухой их шорох под ногой –
В моей прогулке одинокой,
Как шорох тени в тьме ночной,
Тревожит леса сон глубокой.
Кладбища сон и тишина!
А жизнь с улыбкой обаянья
Вчера еще была полна
И неги и благоуханья.
Не листья ль жизни нашей дни?
Нас и они в свой срок обманут,
Как листья, опадут они,
И как они, печально вянут.
Где лес был зеленью обвит,
Теперь одни листы сухие:
Так память грустная хранит
Отцветшей жизни дни былые.
Но свежей роскошью ветвей
Весной очнется вновь дуброва:
В нам на пепле наших дней
Цветущих не дождаться снова!
Гамбург.
Ноябрь 1873.
Тому сто лет
[1 - Стихотворение это читано в дом празднования столетней годовщины рождения Н. М. Карамзина, 1-го декабря 1866 г., в Московском университете.]
Тому сто лет, под тихим кровом
Богобоязненной семьи,
Где чистым делом, чистым словом
Хранилась заповедь любви:
В краю, где Волгой плодородной
Поятся нивы и луга, –
Где жизнью бодрой и народной
Кипят река и берега….
Тому сто лет, зимой суровой,
Младенец, Божья благодать,
Младенец, в жизнь пришелец новой,
Утешил страждущую мать.
Любуясь им, она гордилась,
Забот и благ в нем зря залог,
О нем и о себе молилась,
Чтоб их друг другу Бог сберег.
Но жизнь и вся земная радость,
Все тень, неуловимый пар:
В чем предвкушаем счастья сладость,
В том часто нам грозит удар.
Была молитва завещаньем
Перед разлукой роковой,
Любви приветом и прощаньем
С новорожденным сиротой.
Еще молитвы, сердцу надой,
Мать не успела досказать,
А смерти Ангел чернокрылый
Клал на уста её печать.
Гроб рядом с юной колыбелью
И с гранью жизни – жизни даль:
И в дом попутчицей веселью
Вошла семейная печаль.
Но нежной матери моленье
Угодный небу фимиам:
Мать заменило Провиденье.
Не по годам, а по часам
Младенец, отрок благодушный,