История государственного управления

Какую роль сыграл раскол в дальнейшей истории русской государственности? Со второй половины XVII столетия от государственного строительства и государственной жизни вообще были отстранены элитные группировки, способные противостоять нарастающей западнизации. Епископат Русской Православной Церкви наводнили выходцы с западной Руси, прежде всего киевское духовенство. К концу столетия они уже занимали главенствующие позиции в церковной иерархии.

Старое боярство потерпело историческое поражение в противостоянии с новой знатью, ориентированной на европейские ценности. На стороне последних оказались, наконец, и сами Романовы, начиная с безобидных придворных развлечений Алексея Михайловича, реформаторских экспериментов Федора Алексеевича и заканчивая исполинской фигурой Петра Великого, создававшего свое регулярное государство по западным образцам.

Европеизированная государственность прививалась на русскую почву насильственно, кровавыми мерами. Главной государственной силой становилось дворянство. Оно должно было служить. Народ был отдан ему в обеспечение его службы. Дворяне сделались главными землевладельцами и единственным сословием, обладающим правом владения крепостных душ – помещиками. Новая знать («российское шляхетство»), с ее европейничаньем, стала быстро отрываться от основной массы народа, усвоила себе чужой язык, чужое платье, чужие идеи.

Однако почва, к которой прививалась европейская государственность, оставалась русской. Основные представления о том, как должна быть устроена его жизнь, народ не изменил. Это было невозможно. Даже Петр не решился посягнуть на крестьянство. Его реформы почти не затронули деревню. Сохранилась соседская община – истинный оплот русской государственности. Она распоряжалась землей, платила подати, выполняла повинности как в государственной, так и в монастырской и крепостной деревне.

Здесь жил и развивался русский язык, народная русская одежда, народная русская вера. В этом смысле между русской государственностью и российским государством пролегла трещина, которая все расширялась на протяжении двух последующих столетий. В начале ХХ столетия государственная машина, созданная Петром Великим и его наследниками из династии Романовых по европейским лекалам, потерпела крушение.

Эпоха Петра Великого, к которой мы теперь переходим, всегда вызывала жгучий и неподдельный интерес, начиная с его современников, а затем и всех последующих поколений русских людей всех сословий и званий. Она и сегодня одна из наиболее часто упоминаемых эпох в истории русской государственности.

Ее непременно приводят в сравнение при характеристике всех последующих крупных реформаторских периодов и даже революций. В последние годы все чаще используется термин «модернизация», и тогда петровские преобразования, ставятся в один ряд с социалистической индустриализацией – «сталинской модернизацией».

Между тем об истоках и смысле петровских реформ никогда не было, и сегодня нет единого мнения, так же как и о личности самого реформатора. Признается, конечно, что это была весьма радикальная за всю предшествующую историю России смена ориентиров развития, ломка устоявшихся стереотипов в жизни всех сословий, в организации государственного управления и государственной службы.

Однако в вопросе о том, была ли оправдана эта ломка по историческим меркам и по ее последствиям для дальнейших судеб государства и народа, единства нет. Вслед за этим фундаментальным вопросом возникают и его более частные эманации – чего лишилась Россия с реформами Петра и что приобрела? В каком отношении стоит петровская «революция» первой четверти XVIII столетия к величайшей в мировой истории, а не только в российской – революции первой четверти века XX-го?

Император Петр Великий

Многие поколения историков проделали титанический труд, чтобы ответить на вопрос – КАК был возможен Петр с его бешеной европеизацией? Но следом возникает еще более сложный вопрос – ЗАЧЕМ? К ответу на этот вопрос еще и не приступали. Более того: не исключено, что ответ на него потребует пересмотреть и результаты рассмотрения предыдущего…

В свое время величайший русский историк С.М.Соловьев для объяснения феномена Петровской эпохи вынужден был сделать глубокий исторический и отчасти историософский экскурс во всю предшествующую историю страны и народа. Это и был ответ на вопрос об истоках петровских преобразований: Они были подготовлены всем ходом предшествующей истории России. Эпоха Петра не была чем-то случайным, не связанным с общим ходом истории.

Еще более масштабная историософская работа была проделана тем же автором в его знаменитых Публичных чтениях о Петре Великом. Здесь он также высказался и о смысле эпохи Петра: «… это было не иное что, как естественное и необходимое явление в народной жизни, в жизни исторического, развивающегося народа, именно переход из одного возраста в другой – из возраста, в котором преобладает чувство, в возраст, в котором господствует мысль».

Движение русского народа, как народа одного с европейцами арийского племени, было однотипным, но несколько медленнее из-за неблагоприятных внешних условий – географической среды и обширности государственной территории при малочисленности населения. Поэтому тот переход в «новый возраст», который европейские народы успели совершить в XV – XVI столетиях, русский народ осуществил двумя столетиями позже.

Таков взгляд на истоки и суть событий наиболее крупного специалиста по русской истории и по истории Петровской эпохи в особенности. Эта точка зрения в целом оставалась преобладающей в имперский и в советский период отечественной историографии. Но была ли Россия тождественна европейским странам и народам?

Основательные возражения против отождествления России и Европы, высказанные крупными исследователями славянофильского направления, не изменили ситуации. Фундаментальный труд Н.Я.Данилевского о цивилизационных различиях России и Европы не получил серьезного развития в историографическом и историософском дискурсе и остался в гордом одиночестве.

Мысль С. М. Соловьева о том, что петровские преобразования органически вырастали из предшествующей истории России и даже были подготовлены и отчасти уже намечены его предшественниками, оказалась также вполне близка марксизму, под знаменем которого была совершена Великая Октябрьская социалистическая революция. Теория марксизма выросла на почве европейской цивилизации, и исторический опыт Российского государства казался его неопровержимым подтверждением. Однако, все оказывается не так просто и однозначно.

Судя по всему, для оценки истинного смысла радикальных преобразований (а реформы Петра Великого из их числа) недостаточно указать их предпосылки. Исследователь ищет их в предыдущей эпохе, исходя из современного ему понимания сути реформ. Полтора столетия спустя, когда писал С.М.Соловьев, реформы Петра оставались еще актуальным событием. Порожденные ими формы государственного устройства и принципы государственного управления были живы и казались вполне прочными.

Развитие капиталистического уклада в экономике, казалось окончательным подтверждением принадлежности России к европейской цивилизации. Поэтому и петровская «европеизация» России казалась закономерным этапом, подготовленным всем предшествующим ходом русской истории, которая вышла таким образом на магистральный путь развития.

Иные процессы, не вписавшиеся в эту модель, оказались на периферии внимания науки и общественной мысли. Германская философская школа (Гегель), а также германская же историко-юридическая школа (Савиньи) безраздельно господствовали в русской науке. Наконец, родовая теория дерптского профессора Густава Эверса, на которую также опирался С.М.Соловьев, позволила ему сформулировать стройную концепцию борьбы родового и государственного начал.

Реформы Петра Великого стали апофеозом этой борьбы, окончательной победой государственного начала. Хорошо, но что дальше? Нельзя не заметить, что дальнейшее изложение истории государства у С.М.Соловьева как бы утрачивает концептуальный стержень и превращается в простое описание событий и явлений. У него исчезает основной конфликт, двигавший ход истории в допетровские времена. А без него утрачивается и смысл развития.

С.М.Соловьев не дожил до заключительного этапа в исторической судьбе петровских преобразований. «Момент истины» для государства, созданного гением Петра и усилиями его потомков, наступил позже, в начале ХХ столетия. Эпоха реформ Петра оказалась событием, растянувшимся на два столетия. Революция 1917 года стала завершением этого события, потому что рухнула система, созданная Петром в форме европейской монархии.

Революция освободила те силы, которые были стянуты европейским мундиром, придавлены и придушены европейским капитализмом с его «денежной цивилизацией» и «золотой удавкой». Она вскрыла, как всегда бывает на изломе истории, иное противоречие, противоборство, которое составляло движущую энергию российской государственности на протяжении ее многовековой истории. Оно было фундаментальным, на уровне типов развития, то есть на уровне цивилизационном.

Наивные рассуждения нашего великого историка о смене эпохи чувства на эпоху разума у нашего народа, который двинулся по столбовой дороге европейской цивилизации с некоторым запозданием и, благодаря Петру, обрел наконец ее нетленные ценности, не учитывают этого фундаментального расхождения.

Петр тащил свою страну в Европу за волосы, но смог втащить туда только свою новую, переформатированную элиту. С тех пор у правящего класса сложилась привычка во всем оглядываться на Европу, перенимать ее культуру и самый язык. Это породило раскол между новым российским «шляхетством» и народом. Народ остался в своей жизни.

Один из лучших наших современных социальных философов А.С.Панарин подчеркивал, что разгадать историю самого народа – значит разгадать, каким путем он сохраняется, несмотря на разрывы времен и вмешательства неожиданных обстоятельств. И впрямь, несмотря на резкие перемены при Петре, народ был все тот же, а значит прежней оставалась его духовная матрица.

При этом деятельность Петра не вызвала массовых антиправительственных выступлений. Движение Кондратия Булавина укладывалось в традиционный казачий протест. Главные струны народной жизни, его культурно-историческое ядро не были затронуты реформами. Потребовались два столетия, чтобы цивилизационные несовпадения переросли в кризис неприятия и открытого протеста против несправедливости, которую нес с собой западный капитализм. Протеста против переродившейся власти и даже против царя.

И весьма характерно то, что революционная волна Октября 1917 года смыла тех, кто олицетворял собой эту несправедливость – господствующие классы и обслуживавшую их интеллигенцию. Ни рабочие, ни крестьяне не подались в эмиграцию. Они остались в России и построили новую страну. И это был тот же народ, что и в петровские времена. И он сохранился. А те, кто в его глазах представлял собой западный капитализм, либо сгорели в горниле гражданской войны, либо были вынуждены бежать.

Лекция 2. РОЖДЕНИЕ ИМПЕРИИ

– Регулярное государство Петра Великого

– «Праздник общей беды» и рождение новой системы государственного управления

– Петровский камерализм – новый тип государственной службы

Регулярное государство во многом было творением гения Петра Великого и явило собой начало новой эпохи в истории русской государственности. В нем были заложены как предпосылки великих успехов Российской империи, так и причины великого социального раскола и крушения монархии.

После общекультурного перелома второй половины XVII века началась смена основного вектора развития России. Взоры Москвы все чаще и настойчивее обращались на Запад. Этому способствовало многое в государственной жизни и быту страны. Проникновение западных технологий, вооружения, военного строя, домашней утвари и бытовых удобств. Укрепление и активизация внешних сношений с западными соседями. Наконец, наглядный пример Немецкой слободы. Все это привлекало, манило и приковывало внимание.

Однако, такой медленный разворот мог бы продлиться на века, и исход его был отнюдь не очевиден. Если бы в исторический процесс не вмешалась мощная и предельно пассионарная фигура молодого и энергичного царя Петра Алексеевича. Он без колебаний встал на сторону Европы практически во всем, в том числе и в деле преобразований государственного устройства и государственного управления.

Петр стремился к тотальной регламентации всех сторон жизни государства. При этом на вооружение брались самые модные в тогдашней Европе идеи общего блага, служения монарха государству, меркантилизма в экономической политике, государственного аппарата как часового механизма, камерализма в организации государственной службы, полицейского государства и так далее.

Прежде всего, сам монарх должен был во всем этом демонстрировать пример для подданных. Петр был в этом отношении абсолютным образцом, приводившим в изумление и неописуемый ужас иностранных послов, но вызывавшим полное одобрение мастеров, как иностранных, так и русских. Он сам прошел все ступени государственной службы, делом доказывая свое право на повышение в чине или на орден. Несмотря на свой царский сан, он проявлял абсолютное чинопочитание и исполнительность.

Все сословия без какого-либо исключения должны были служить государственному интересу. Дворянству (шляхетству российскому) полагалась пожизненная военная служба, освоение наук и ремесел в иностранных государствах. А чтобы дворяне-помещики не погрязли в своих поместьях, был издан Указ о единонаследии.

Вся служба регламентировалась знаменитой Табелью о рангах – гениальным нововведением Петра, просуществовавшим вплоть до Великой Октябрьской социалистической революции. Благодаря этой Табели, состав дворянства пополнялся наиболее талантливыми выходцами из других сословий, что уберегло высшее сословие от кастового загнивания.

Многочисленные регламенты, большинство которых вышли из-под пера самого государя, определяли порой до мелочей порядок службы чиновников Сената, коллегий, губернских и городских органов управления, армейских и флотских чинов. Петр создал и Генеральный регламент – документ, не имевший аналогов в иностранных государствах.

Задачам государственной службы была подчинена даже церковь. И не только белое, но даже и черное духовенство, то есть монашество. Было ликвидировано патриаршество, создана Духовная коллегия и взяты на учет все монашествующие насельники монастырей. Часть монашества, признанная излишней, была направлена на государственную службу или должна была крестьянствовать. Были пресечены попытки знатной молодежи скрыться в монастыре от посылки на обучение за границу. Часть монастырей была обращена в госпитали для инвалидов.

Еще одна европейская идея – этатизм – вылилась в России Петра Великого в ярко выраженное полицейское государство. Оно было призвано заботиться о благосостоянии подданных, для чего регулировало жизненно важные сферы – торговлю (тарифная политика), промышленность (протекционизм), налоги и сборы (подушная подать и ревизии).

Патернализм полицейского государства выразился в том, что власти пристально следили за порядком, архитектурой, санитарией, пожарной безопасностью, ценами и другими сторонами быта. Полиция запрещает излишества в домовых расходах, воспитывает юношество в целомудренной чистоте, то есть полиция есть «душа гражданства» и всех добрых порядков и фундаментальный подпор человеческой

Праздник общей беды в сознании нашего народа – эмоциональный всплеск, который вызывает война с иноземным врагом. Таковы традиции, идущие из глубины народной памяти: по свидетельству древних восточных авторов, нападение внешнего врага вызывало у разрозненных славянских племен воодушевление и объединение против общей угрозы. Любые, даже самые непопулярные действия властей в этой обстановке воспринимаются народом с пониманием военной необходимости.

Реформы Петра проводились жестокими методами и были крайне болезненны практически для всех слоев и сословий. И тем не менее они не вызвали широкого народного движения. Не было серьезного сопротивления ни старой элиты, обреченной на уничтожение, ни нового дворянства, которое должно было нести тяжелую государственную службу, сопряженную с лишениями и крайним напряжением сил. Объясняется это тем, что большинство реформ, особенно первых, самых болезненных, приходилось на бесконечную войну то с севером, то с югом.

На протяжении всех реформ перед мысленным взором Петра маячил пример Европы. Сказалось воспитание с младых ногтей и детские впечатления от игрушек, картинок, подростковые увлечения западными приборами, первыми наставниками-иноземцами, наконец, поездками в Немецкую слободу. Очарование тамошним стилем жизни и обхождением дополнилось первыми увлечениями юности. Неудивительно, что им рано овладела страсть к преобразованию жизни в собственной стране.

Исходным толчком к этому преобразованию послужило общее впечатление молодого царя от его поездки по странам Европы в ходе Великого посольства. Петр путешествовал как в составе посольства, так и в одиночку. Он вынес из этой поездки, главным образом, впечатление о превосходстве материальной культуры европейских народов. Он увидел преимущества западных технологий, экономической жизни, торгово-промышленной активности.

Он не удовлетворился уроками плотницких навыков от голландских корабельных мастеров. Он стремился понять принципы, теорию кораблестроения, справедливо полагая, что без нее не удастся создать российский флот. Это весьма характерный факт, рисующий нам тот новый тип реформаторства, который поражал в Петре, как его современников, так и в особенности потомков.

Появление русского царя в свою очередь произвело ошеломляющее впечатление на европейцев. Такого еще не было никогда, чтобы царь московитов отважился на столь экстраординарное путешествие. Оно порождало большие надежды на сближение с далекой, загадочной и огромной страной, истинные размеры и возможности которой были за гранью понимания даже просвещенных европейцев.

Но в визите Петра увидели знак, ощутили поступь истории. В германских университетах прошла серия диспутов об этом событии. Виднейший мыслитель того времени германский философ Лейбниц задумался над просветительным проектом развития России. В Россию хлынул поток мастеров разных дел, приглашенных царем и его сподвижниками.