Драматические произведения

ЛАВРИН. По-турецки.

РЫЖИЙ (небрежно). Этот чувак изобрел песню.

ДЖИНСОВЫЙ (жуёт резинку, но считает нужным уточнить). Не-а, это этот чувак написал стихи. Мне всё равно, что бренчать.

РЫЖИЙ (ощетинился). Чем тебе текст нехорош?

ДЖИНСОВЫЙ. Припев. Очень быстро и жёстко.

РЫЖИЙ. Вот давай – человек скажет, надо это жёстко и быстро или ласково и удивительно.

Сколько пищи для разума – но никто не жрёт!
Сколько баков для мусора – но всякий мимо плюёт!
Мы ходим вкруг да около, глядя в чужое окно, —
на территории Города скоро станет темно…
Здесь кому за пятнадцать – тому уже пятьдесят,
если ты здесь умён —
на тебя как на психа глядят…
И когда раскалённое небо, устав, упадёт сюда,
оно будет жарче огня и холоднее льда…

ЛАВРИН. Это ваши родственники?

СКИТАЛЕЦ. У меня нет родственников. Всю жизнь предпочитал друзей.

Зачем тебе водка, когда предки есть?
Зачем тебе логика, когда нечего есть?
Зачем вам глаза, зачем же тогда вам уши,
когда не на что смотреть и нечего слушать?
Оглянись по сторонам —
разуй глаза от тумана Свободы!
Оглянись по сторонам – Свобода липовая дана!
Оглянись по сторонам —
и делай то, что ты можешь:
ты должен испить эту чашу Свободы до дна!..

СКИТАЛЕЦ (серьёзно). Полный аншлаг!

РЫЖИЙ (торжествующе вопит). Госэкзамен принят! Народ в подземном переходе ждёт, тоскует! Туда-обратно, пару раз споём, через час заскочим! Дедушка! Кофе без нас не пейте!

ДЖИНСОВЫЙ (только и успел сказать). А у вас звонок не работает!

ЛАВРИН (тактично, понимая, что опровергает очевидную неправду). В Городе нет ни поэтов, ни музыкантов. Но дети всё равно поют в подземном переходе?

СКИТАЛЕЦ. Дети – да. Дети рождаются здесь и иногда слушают своих учителей. Не слушаются, но слушают, при условии, что учителю с учеником повезло. Я же говорю: Город – это не жизнь после смерти, не финал, не будущее и не прошлое. По сути своей это тот же самый мир. Как головастик и лягушка. С лапами и – с хвостом. Но одно и то же. Поэтому сейчас из подъезда моего дома выйдут на улицу Города один поэт и один музыкант. А теперь, подойдите к окну.

СКИТАЛЕЦ. Любая теория – как отражение в воде: ясна до первого ветра. Но вот ветер стих, а теория верна, как всегда. Поверьте: нет чёрного и белого, нет вашего мира и иных миров – есть только Город. Он переворачивает песочные часы, и песок бежит туда, откуда только что вырвался. Когда в Городе дозволяется кому-то умереть, безвременно, жестоко, нелепо, это – Удача. Человек прошёл нужную часть круга, дорос до того, чтобы родиться заново. Фабрика. Где-то там, у вас, родились два придурка: один лет через пятнадцать научится бренчать на гитаре, другой напишет первые стихи. Они никогда не встретятся, никогда не вспомнят, что дружили, не вспомнят меня или вас. Но именно они напишут те стихи, которые снятся вам. Ничего никуда не девается. Зачем-то это нужно тому, кто переворачивает часы.

ЛАВРИН. Бог? Дьявол? Наивные басни невежественных людей?

СКИТАЛЕЦ. Врач в белом халате, который запишет время вашего прибытия. Палач, который опустит нож гильотины на вашу шею. Водитель автомобиля под окнами. Друг, с которым вы не поделили улыбку дамы и который прострелит вам лёгкое.

ЛАВРИН. За что убивает Город?

СКИТАЛЕЦ. Городу нет резона ни спасать вас, ни убивать. Человек вышел на балкон, облокотился о перила – он не падает, и это не чудо, а закон природы. Атомы сцепились между собой, и это спасает. Но вот ты заперт в клетке, и кругом огонь – стальные прутья не злые, но тот же закон отнимает жизнь.

ЛАВРИН (медленно). Вы сказали, что из-за меня погибнут мои друзья. А я останусь в живых.

СКИТАЛЕЦ (спокойно). Нет, не так. Я сказал, что люди всегда тянутся друг к другу, а потом причиняют много боли. Тот, кто поставил себе цель и победил, – становится для тех, кто погиб… ну… тем самым… Не богом, не дьяволом, а усталым врачом в травмпункте. Он запишет в историю болезни пару новых цифр, и эксперимент продолжится своим чередом. Только и всего.

ЛАВРИН. А смысл эксперимента? Результат?

СКИТАЛЕЦ (тихо смеётся). История человечества. Войны, бунты, казни. Любой из диктаторов, или – если угодно – великих вождей, точно знал, куда ведёт свой народ. К величию нации, к вершинам разума, к свободе. Кто-то и совсем никуда не вёл – сохранить бы успех. Что сказал бы каждый из них, увидев, свою страну через пятьдесят, через двести лет после того, как их удача была оплачена смертью. Но они не увидят. Победители остаются здесь, в Городе. Нет для них тропинки обратно, дверь заперта на ключ, и они не знают цели игры.

ЛАВРИН. Тогда кто же может это узнать?

СКИТАЛЕЦ (просто). Вы. Такой как вы. Вы не игрок и не препятствие, а всего лишь случайная помеха, побочный эффект действия. Вы невольно помешали, как сучок, зацепившийся за полу пиджака. Вас смахнули, как паутину с лица. И вы оказались здесь. Я не могу уйти, как бы сильно этого ни хотел. Для вас это ничего не значащий дар. Вас не держат стены Города.

ЛАВРИН. Как такое может быть?

СКИТАЛЕЦ. Когда распадается атом, его всегда покидает одна, почти незаметная частица. Её вроде не было раньше, она не имеет ни веса, ни формы, ни заряда и поэтому она пролетает насквозь планеты и звёзды. Увидеть её – большая редкость. Экспериментаторы очень ценят такие встречи. А может быть, кто знает, это и есть цель эксперимента. Может быть, именно так возникают в истории пророки, гении и святые.

ЛАВРИН (взмолился). Послушайте! Я не пророк и не святой. Нету этого ничего! Ни этих стен, ни вашей квартиры, и никакого Города нет. Через пару минут я проснусь, приду в себя там, на Полигоне. Я просто хочу знать. Если я вижу здесь, в Городе, человека, которого знаю… Это… Это значит, он умер и попал сюда?

СКИТАЛЕЦ. Все попадут сюда. А вы, если хотите, оставайтесь прямо сейчас. У нас будет о чём поговорить за чашкой кофе. Не найдётся ли у вас огня?