Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра

4 июня Шарон получил приказ командования привести свое подразделение в состояние боевой готовности номер один. До поздней ночи он обходил базу, беседовал с солдатами и офицерами, проверял исправность техники и лег спать только под утро, попросив Яэль разбудить его в половине седьмого.

Ровно в 6.30 Яэль тронула лежащего на полу в своей комнате Шарона за плечо, и он тут же проснулся. Девушка к этому времени уже поставила на стол вареные яйца, свежие овощи, бутерброды и горячий кофе. Шарон завтракал с аппетитом, и, глядя на него, Яэль подумала о том, что надо будет записать в дневнике: "Хотя комбриг Шарон спал меньше трех часов, он выглядел необычайно бодрым и отдохнувшим".

Позавтракав, Шарон еще успел побриться и надеть чистую одежду, и то же самое приказал сделать всему личному составу бригады. Затем он попросил связистов соединить его, если это возможно, с домом. Трубку взяла Лили.

– Ты только не волнуйся, живи спокойно, – сказал он ей. – Поцелуй детей. Береги их. Ну, пока…

Он помолчал, а потом вдруг сказал:

– Лили, спой мне что-нибудь на дорогу.

И через минуту услышал в трубке старый гимн ПАЛЬМАХа:

Ат хаки ли – вэ ахзор,

Рак хаки хазак… -

Жди меня, и я вернусь,

Только очень жди…

Закрыв глаза, Арик слушал Лили, и лишь когда она дошла до последнего куплета, стал ей подпевать:

Не понять, не ждавшим им,

Как среди огня

Ожиданием своим

Ты спасла меня…

С тех пор это стало у них в семье традицией – всякий раз, выходя на войну или на ответственное задание, Лили напевала Арику по телефону какую-нибудь песню. После разговора с Лили Арик почувствовал новый прилив сил и в чрезвычайно приподнятом настроении направился к уже урчащим моторами танкам.

5 июня в половине восьмого утра, еще до официального начала войны, Шарон вывел свои танки с базы в Ницане и направил их в сторону египетской границы. В 10.37, когда израильские ВВС уже, по сути дела, закончили уничтожение авиации противника, 38-я танковая бригада пересекла границу с Еиптом, и генерал Шарон швырнул свои маршевые роты в шершавый синайский песок.

* * *

К полудню первый танковый батальон бригады подошел к Абу-Агейле и с ходу овладел передовыми позициями противника, уничтожив при этом несколько танков. Вслед за этими танками двигались шесть артиллерийских дивизионов, которые начали занимать боевые позиции прямо напротив Абу-Агейлы.

Заметив это, египтяне обрушили на них шквал огня, но израильтяне выполнили боевую задачу – развернули свою артиллерию в 5 милях от Абу-Агейлы, и оттуда в 15.00 стали обстреливать египетские укрепления. Обстрел продолжался долго – до тех пор, пока артиллеристы не накрыли своим огнем все указанные им Шароном цели.

В это же самое время – в 15.00 – второй танковый батальон бригады вместе с приданным ему подразделением саперов и минометным дивизионом с северного фланга обошел позиции египятн и ворвался в расположение египетского батальона, прикрывавшего подходы к северо-западу от Абу-Агейлы. Завязался тяжелый бой, в ходе которого египтянам удалось отразить первую израильскую атаку. Командир этого батальона попросил по рации Шарона поддержать его силами авиации, но из-за начавшейся песчаной бури это оказалось невозможно. Батальон отступил, потеряв семь танков.

– Прислать тебе подкрепление? – спросил Шарон комбата, чувствуя, как у него бешено колотится сердце: если этому батальону не удастся занять позицию собственными силами, это означало бы первый сбой в его плане.

– Сами справимся, командир! – послышалось в трубке.

Около четырех часов, перегруппировавшись, этот же батальон пошел в новую атаку и овладел позицией противника. Затем израильские танки вышли на дорогу Эль-Ариш-Абу-Агейла, встретились здесь с 20 египетскими танками, уничтожили их и заняли египетскую позицию, блокировавшую дорогу.

К наступлению темноты, которая в это время года ложится на дюны Синайской пустыни после семи часов вечера, израильские танки блокировали перекресток, одна из дорог которого вела в Абу-Агейлу, а другая – Джебаль-Либни. Здесь танки остановились и стали ждать приказа Шарона двигаться к Абу-Агейле, чтобы ударить по египтянам с тыла.

Третий танковый батальон, усиленный пехотой и минометным дивизионом к наступлению темноты закончил обход Абу-Агейлы с юга и вышел на дорогу Кусейма-Абу-Агейла.

Теперь все пути отхода из Абу-Агейлы были отрезаны, египтяне находились в котле, но они этого пока не знали…

Приданная Шарону пехотная бригада начала свое движение с базы в сторону египетской границы в час дня. Пехотинцы ехали к месту назначения в автобусах, измазанных грязью – как потом объяснял Шарон, он велел сделать это не столько в целях маскировки, сколько для того, чтобы придать им более боевой вид. Самим солдатам эта идея не очень понравилась, и они в пути добродушно ворчали на Арика: "Он бы еще дерьмом для маскировки их приказал обмазать!"

Впрочем, долго по Синайской пустыне на автобусах им ехать не пришлось – вскоре они увязли в песке и последние 15 километров до исходных позиций пехотинцы добирались пешком, заняв их только к вечеру.

В это же самое время вертолеты сбросили на парашютах небольшую группу десантников, которые должны были с помощью световых сигналов указывать место выброски ночному десанту.

В 21.45, объехав позиции и связавшись с находившимися в тылу подразделениями, Шарон убедился, что все его бойцы готовы к бою. Ровно через час со своего командного пункта, расположенного менее, чем в километре от передовых египетских позиций, генерал Ариэль Шарон отдал приказ о наступлении. В тот же момент шесть артдивизионов, которые Шарон скрытно придвинул к Абу-Агейле и спрятал за дюнами, открыло шквальный огонь…

Существует множество воспоминаний о бое за Абу-Агейлу. Но вряд ли кто мог бы рассказать о нем лучше самого Ариэля Шарона, и потому давайте посмотрим на то, что происходило возле этого египетского форпоста в ту ночь его глазами.

"В течение получаса свирепоствовал шквал огня, – пишет Шарон в своих воспоминаниях. – За всю жизнь я не видел и не слышал ничего подобного. Затем я приказал парашютистам прорывать египетские оборонительные позиции и подавить вражескую артиллерию. В то же время я дал указание танковому батальону, расположенному северо-западнее эль-аришской дороги, выступить и атаковать противника с тыла.

Через несколько минут я распорядился, чтобы вся танковая бригада придвинулась вплотную к египетским позициям и открыла огонь, но в воздухе было столько копоти и пыли, что они не могли стрелять, так как не видели цели.

В 23.15 наша артиллерия прекратила огонь, начали стрелять танки, пехота перешла в наступление. Каждый батальон должен был очистить определенную траншею противника.

Ранее я послал за 150 фонарями. На полевом складе у меня был друг, и я веле пеедать ему, что мне нужно 50 красных фонарей, 50 зеленых и 50 синих. На складе стекла фонарей спешно покрасили и через два или три часа их передали мне. Каждому батальону были переданы фонари определенного цвета. Таким образом, наши танкисты знали точно, где находится наша пехота, и могли вести огонь через головы наступающих солдат. Мы применили прожекторы, чтобы осветить всю местность и обеспечить прицельную точность танковым пушкам.

Во вторник в 0.30 египетский огонь начал ослабевать. Парашютисты делали свое дело, но несли потери. В одной части из 150 человек 5 было убито и 15 ранено. Я приказал не оставлять раненых. Мы никогда не оставляем их, но на этот раз я хотел, чтобы они взяли своих раненных с собой в случае египетской контратаки. Так как одного раненного несут два человека, то почти половина солдат этой части не могла принимать участия в бою.

Пехота, получившая приказ очистить одну милю траншей, практически очистила полосу в добрых три мили, ведя непрерывные рукопашные бои. Я немедленно приказал саперам приступить к разминированию минных полей. Они сделали это миноискателями и танками, снабженными специальными молотильными цепами. Было важно, чтобы танки прорвались в египетские укрепления до рассвета: при дневном свете они превратились бы в превосходную мишень для египетской артиллерии.

В одном месте египтяне взорвали дорогу. Образовалась такая глубокая воронка, что наши танки не могли преодолеть ее. Им пришлось свернуть в сторону – и сразу же один танк подорвался на мине. Но очень скоро нашему саперу Зеэву удалось очистить другой проход, и танковая бригада ворвалась в укрепленную полосу. Тем временем танки, продвигающиеся с севера, ворвались с тыла в расположение египетских войск.

В 3.30 я мог доложить по рации командующему Южного фронта, что Абу-Агейла в моих руках, несмотря на то, что танковое сражение в укрепленной после площадью 8Х4 мили произошло на рассвете продолжалось с 4 до 6 часов утра.

В 6.00 бой затих, и я приказал своим войскам, блокировавшим с юга дорогу Кусейма-Абу Агейла, продвигаться на Кусейму. Взятие Абу-Агейлы было самой сложной операцией, которую когда-либо выполняла наша армия. Наши люди победили потому что они верили и знали, что могут выполнить свою задачу.

Вторая из двух бригад генерала Иоффе должна была пройти через наше расположение. Чтобы они могли это сделать, мы должны бывли освободить дорогу от сотни машин, всех автобусов и молочных фургонов, которые мы перебросили туда раньше. Повернуть их назад и отправить домой мы не смогли. Мы только столкнули их с дороги в песок, и люди Йоффе смогли продвинуться к Джебель Либни.

В Абу-Агейле я распростился со своими командирами пехотных и парашютных частей и с танковой бригадой направился на юг к оазису Нахл, чтобы встретиться с другими частями, которые были переданы под мое командование".

Бой за Абу-Агейлу вошел в учебники всех военных академий Запада прежде всего, как пример необычайно смелого и красивого полководческого замысла, основанного на взаимодействии самых разных родов войск – танков, пехоты, артиллерии, воздушного десанта, действовавших также слаженно, как музыканты в симфоническом оркестре. Но дело не только в этом.

Стоит вспомнить, что согласно военной теории, наступающая сторона должна обладать для победы, как минимум, троекратным численным перевесом над обороняющимися. Шарон же доказал, что можно одерживать победу в условиях, когда силы обеих сторон равны. И даже в том случае, если обороняющиеся имеют небольшой численный перевес над противником.

Наконец, стоит вспомнить и о том, что битва за Абу-Агейлу развернулась глубокой ночью, а искусство ведения ночного боя – это совершенно особое искусство.

После падения Абу-Агейлы исход войны на южном фронте, как и предсказывал Шарон, был практически предрешен. По трем направлениям израильская армия устремилась в центр Синая, чтобы соединиться у Нахле, взяв египетскую армию в кольцо окружения.

План Ариэля Шарона оправдывал себя – это окружение должно было стать таким ударом под дых египетской армии, после которого для прихода в себя ей бы понадобилось не один год.

* * *