На волжских берегах. Последний акт русской смуты

На волжских берегах. Последний акт русской смуты
Петр Дубенко

Исторический роман повествует о последнем этапе смутного времени. Уже после избрания на царство Михаила Романова на юге Руси вспыхнул бунт. Над разоренной обескровленной страной нависла угроза новых междоусобиц и вторжения чужеземцев. Главный герой – Дмитрий Петрович Лопата-Пожарский – реальная историческая личность, родственник, друг и соратник знаменитого предводителя народного ополчения. К сожалению, потомки мало знают об этом герое, вклад которого в спасение отечества трудно переоценить.

На волжских берегах

Последний акт русской смуты

Петр Дубенко

Фотограф William Mikkel

Корректор Варвара Царенко

© Петр Дубенко, 2017

© William Mikkel, фотографии, 2017

ISBN 978-5-4485-0148-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

Глава первая

Рассвет еще только зрел и землю укрывал серый туман июньской ночи, когда тишину, мирно дремавшую на порогах рубленых изб, вспугнул пронзительный дребезжащий звон деревенского била[1 - Би?ло – древний сигнальный инструмент, изготовленный из дерева или железа. Звук извлекается посредством удара палкой или специальным молотком по поверхности инструмента.]. Нестройный тревожный набат поплыл над скатами соломенных крыш, гулким протяжным эхом выплеснулся на поля и поднял над лесом черные тучи воронья. Тревога!!! Кушалино тут же пришло в движение. На беспорядочно застроенные тесные дворы посыпал народ. Заспанные, в одном исподнем, люди хватали кули, котомки с припасами, и напрямую, через жердяные ограды и хлипкие плетни, давя посадки огородов, пробиваясь сквозь гущу крапивы на нехоженых задворках, бежали к княжеской усадьбе. Там тоже все кипело и бурлило. Всполошенная дворня отворяла амбары, где подле мешков с толокном[2 - Толокно? – мука из зёрен овса или ячменя.] и рожью стояли копья и бердыши[3 - Берды?ш – холодное оружие в виде топора (секиры) с искривлённым, наподобие полумесяца, лезвием, насаженным на длинное древко.], совни[4 - Со?вня, совна, совь – древковое оружие с изогнутым однолезвийным наконечником, насаженным на длинное деревянное древко.] и рогатины, а рядом с цепами для молотьбы уложены были кистени[5 - Кисте?нь – гибко – суставчатое холодное оружие ударно-раздробляющего действия. Представляет собой ударный груз (костяную, металлическую или каменную гирю – било), соединённый подвесом (цепью, ремнём или крепкой верёвкой) с деревянной рукоятью.] и шестоперы[6 - Шестопёр – древнерусское холодное оружие ударно-дробящего действия XIII – XVII вв. Представляет собой разновидность булавы, к головке которой приварено шесть (реже более) металлических пластин – «перьев».]. У гридницы[7 - Гри?дница (гридня) – в древнерусской архитектуре IX – XVII веков – большое помещение для дружинников.] суетился десяток боевых холопов[8 - Боевые холопы (послужильцы) – вооруженные слуги, принадлежавшие к разряду несвободного населения. Существовали в Российском государстве в XVI – XVIII веках, составляли вооруженную свиту и личную охрану крупных и средних землевладельцев.] в тегиляях[9 - Тегиляй – самый простой и дешёвый татарский и русский доспех XVI века. Представлял собой длиннополый распашной кафтан ниже колен с высоким стоячим воротником, набитый конским волосом.], четверо молодцов устраивали напротив ворот небольшой тюфяк[10 - Тюфя?к – один из ранних типов огнестрельного оружия, применялись в качестве городской артиллерии, имели небольшую длину и ствол конической формы для веерного разлёта дроби.], жерло которого уже было набито порохом и дробом. В помощь воинам деревенские мужики вооружались вилами, кольями и зазубренными крючьями на длинных ратовищах[11 - Ратовище – длинное древко.]. Бабы побойчей и покрепче, подоткнув за пояс подолы юбок, хватали все, что могло сойти за оружие, а те, кто по малолетству и старости не способен был к бою, собирались у небольшой часовни, дабы помогать родным жаркой молитвой.

На высоком крыльце с навесом и перилами появился князь: всклокоченная грива русых волос и густая перепутанная борода, еще не зашнурованный стегач[12 - Стегач – стёганный поддоспешник, применялся для защиты торса и состоял из одного, двух, четырёх или шести простеганных слоёв толстого плотного материала.] обтягивал широкие плечи и мощную грудь, на ходу второпях надетые штаны сидели криво и у пояса морщинились складками, а на голенище одного сапога болтался конец спешно намотанной портянки. Он бегло осмотрел переполненный двор, оценив царящую суматоху, недовольно покачал головой и перевел холодный взгляд голубых с отливом оружейной стали глаз на сторожу – маленькую кособокую башенку над городьбой[13 - Городьба – забор из вертикально установленных бревен, нижний конец которых врывался глубоко в землю, а верхний заострялся.], где дозорный все еще мучил било. Князь коротким звонким свистом привлек его внимание, жестом спросил: «сколько?», и тот в ответ обеими руками обрисовал в воздухе большой неровный круг – много.

– Кондрат Егорыч!!! – Княжеский бас перекрыл шум суетящейся толпы и рядом тут же возник седовласый старик со страшным шрамом от правого виска до подбородка и высохшей левой рукой, чуть ниже локтя прихваченной к телу тонким, едва заметным ремешком. Знаком приказав ему стоять и ждать распоряжений, князь повернулся к распахнутой двери, в темном проеме которой немым испуганным приведением замерла княгиня – одной рукой удерживая на груди концы накинутого поверх ночной рубахи платка, в другой она сжимала мужнин пояс с кривой турецкой саблей и коротким кинжалом в кожаных ножнах:

– Собирай детишков, берите пистоли, казну, харчей, но не боле того, что унесете легко, и в потай все, – упреждая уже готовые сорваться с уст испуганной женщины возражения, он осторожно заключил маленькие ладошки в свои огромные шершавые от мозолей ладонищи и произнес ласково и нежно, будто не стоял сейчас посреди усадьбы, где все готовилось к внезапной атаке нежданных гостей. – Ну-ну, не спорь. Сам-то я и не из такого пекла целым выходил. А коли с вами что… все одно что убили меня.

Высокая и крепкая сейчас, стоя рядом с облаченным в доспехи мужем, она казалась хрупкой былинкой, которую даже легкое дуновение ветерка могло бы запросто унести за городьбу, а то и куда-нибудь к студеному морю. Не сводя с князя влажных глаз, она в ответ на просьбу лишь кивнула головой и протянула пояс с оружием. Тот принял его и быстро поцеловал послушную супругу в лоб:

– Все, родная, не мешкай, – а через мгновенье уже деловито и сухо наставлял старика со шрамом, – с ними пойдешь. Ежели что, по тайному ходу выйдете в лес, а там до Мугреево. На дороги не выходите, в деревни не суйтесь. Скрытно идите, а ежели и встретите кого случаем, так про то, что князя семейство – ни слова.

– Дмитрий Петрович, – с мольбой и укоризной в голосе произнес Кондрат Егорович. – Я ж это… и одной рукой того…

Старик сжимал в здоровой руке кистенище с шипастой болванкой на конце длинной цепи.

– Сказано, с ними пойдешь, – рыкнул на это князь, но тут же могучей лапой обхватив тонкую морщинистую шею старика, произнес тихо и мягко, даже с мольбой в голосе, – на тебя надежа тока. Сам посуди, случись чего, кто их отсель вывести сможет? Так что, давай, Кондрат Егорыч, не упрямься, родимый.

Старик обиженно засопел, но согласно кивнул, а Дмитрий Петрович перемахнул через высокие перила и бегом пустился к городьбе.

– За мной давай, – скомандовал князь холопу с длинноствольной ручницей[14 - Ручница – ручная пищаль для стрельбы крупнокалиберными пулями.] и берендейкой[15 - Берендейка – снаряжение пехоты с огнестрельным оружием, представляла собой перевязь с подвешенными принадлежностями для заряжания ружья, сумкой для пуль, запасом фитиля и пороховницей.] через плечо, затем ловко, не помогая себе руками, взобрался на стрельню по шаткой приставной лестнице.

– Вона, Дмитрий Петрович, вона они, воры проклятые, – причитал дозорный, совсем еще молодой безбородый парнишка с жидким черным пухом вместо усов, тыча пальцем туда, где из сплошной стены леса выползала петлючая тропа, ведущая к Кушалино от большой тверской дороги. По ней быстрым наметом шло два, не то три десятка всадников в доспехах и с поднятыми вверх пиками, стальные наконечники которых зловеще сверкали в бледном перламутре умирающей луны.

– Свои никак? – с робкой надеждой спросил дозорный, разглядев, что большинство воинов было в кольчугах, а несколько всадников из первых рядов блистали стальными пластинами панцирей.

В ответ князь лишь невесело усмехнулся. Свои. Он уж и забыл, когда последний раз говорил это слово без черных мыслей и всяких подспудностей. За пятнадцать лет страшной кровавой круговерти не стало на Руси своих. Повывелись. Были союзники и сторонники, единомышленники, попутчики, последователи, приверженцы и много кто еще. Своих – не было. Вчерашние враги на сегодня становились друзьями, чтобы вместе урвать куш пожирнее и назавтра при дележке добычи перегрызться насмерть. Смутное время, что тут еще скажешь, смутное.

Выразительным взглядом укорив парня за наивность, князь перегнулся через край башни и обратился к мужикам, которые словно ждали чего-то в проеме все еще открытых ворот.

– Чего остолбенели-то?

В ответ те молча указали в сторону дороги и князь, едва глянув в этом направлении, смачно ругнулся с сердцем.

– Вот беда-то, – охнул дозорный, тоже увидев, как через поле с робкой зеленью первых побегов, неровным квадратом раскинутой между лесом и окраиной деревни, бежит мужик в подпоясанной веревкой рубахе и простом бумажном колпаке, который при каждом шаге едва не падал с головы. Стремясь поскорее выскочить на дорогу, он яростно работал руками и высоко задирал ноги, перепрыгивая через кочки и ямы, но князь, наблюдая со стороны, ясно понимал, что при всех стараниях достичь ворот раньше всадников у селянина не получится.

– Куда, дурень? К лесу, – скомандовал князь, будто бегущий мог его услышать. – К лесу-то ближе.

– Захарка это, – пояснил парнишка. – Ныне они на залесных лугах ягоду посмотреть хотели. Он поутру и ушел, видать. Вот беда… как же теперь… Догонят ведь, ироды. Не сдобровать ему тогда…

– Возгри[16 - Возгри – сопли.]-то подотри, – строго оборвал его князь. Он еще раз посмотрел на поле, всегда казавшееся ему маленьким и тесным клочком земли, а теперь представшее огромной бесконечной равниной, взглядом смерил ту его часть, что отделяла Захара от дороги, прикинул, сколько ему придется бежать еще до ворот и как быстро то же расстояние преодолеют всадники. Не успеет.

– Закрывай, – зычно скомандовал князь и, заметив сомнительные перегляды мужиков, прикрикнул на них не зло, но властно, – закрывай, говорю, не то всех погубите.

Перекрестившись, мужики взялись за створы, жалобно заскрипели петли на вереях[17 - Верея – воротный столб.], и Захар, уже выскочивший на дорогу, увидев, как закрываются ворота, за которыми его ждало спасение, как-то обмяк и враз обессилел. Он все еще продолжал бежать, но делал это скорее от безысходности, чем в надежде на счастливый исход, и даже в том, как он оглядывался на преследователей, чуялась обреченность пред ликом неминучего.

– Прости мою душу грешную, – прошептал князь, коротко перекрестившись, но на лице его при этом не дрогнул ни один мускул.

– Ну, что там? – встревоженно спросил холоп с ручницей, к этому времени тоже поднявшийся на стрельню.

– Русские, вроде. Только что за люди не ясно, – ответил Дмитрий Петрович, жестом выпроваживая дозорного – втроем им стало тесновато – и принимая из рук воина пищаль. – Заряжёна?

Устроив ствол на рогатой кованой подставке, князь привычно вдавил приклад в плечо и принялся искать цель. Воровской отряд был уже совсем близко – до слуха долетали отдельные крики, топот и тревожное ржание подгоняемых коней. Выбирая среди всадников первых рядов того, кто мог бы оказаться среди них начальным человеком, Дмитрий Петрович спокойно и деловито наставлял пищальник.

– Первым пальну, потом уж сам. Снаряд береги, лучше реже бей, да цельче. В голову не меть – попасть трудно, а в грудь с близка не промажешь. Аже[18 - Аже – даже если.] доспех не пробьешь – с седла свалишь. И еще…

Дмитрий Петрович вдруг замолчал, оборвавшись на полуслове – всадник, которого он выбрал для первого выстрела, показался ему знакомым. Оторвав взгляд от ствола пищали, он всмотрелся в фигуру, которая привлекла его внимание, и через пару мгновений томительной тишины, облегченно выдохнул, чувствуя, как нервное напряжение уступает место слабости во всех членах, которые только что были напружены до последних пределов.

– Чтоб тебя, – ругнулся Дмитрий Петрович, но гнев этот длился недолго. Отдав пищаль холопу, уже не торопясь, князь спустился на землю и даже сподобился весело подмигнуть сгрудившимся у тюфяка ратникам, которые ответили радостной улыбкой, хотя все еще не понимали причины столь разительной перемены.

– Открывай, – распорядился Дмитрий Петрович мужикам, которые только закончили укреплять ворота оглоблями и подпорками.

Вскоре, под дробный топот копыт и громкие крики, поднимая клубы желтой пыли, что, мешаясь с утренней мглой, проглотила ворота и ближние к ним постройки, на княжеском дворе появился отряд, впереди которого гарцевал всадник на добром рослом коне, в ерихонке[19 - Ерихо?нка – тип шлема. Состоит из железной или стальной тульи с остроконечным верхом, снабжённой элементами для защиты ушей, плоским козырьком, скользящим наносником, нередко – пластинчатым назатыльником.] и богатом панцире с серебряным украсом.

– Принимай, – коротко скомандовал он и бросил поводья коня ближайшему холопу.

Сойдя на землю, виновник переполоха взмахом руки велел остальным воинам спешиваться и снял шлем, выпустив на волю волнистую гриву светлых волос до плеч. Серо-голубые глаза внимательно и цепко смотрели на мир из-под густых и черных, будто углем нарисованных бровей, прямой с легкой горбинкой нос и темно-русые усы, переходившие в аккуратно подстриженную бороду. Таким предстал собравшимся кушалинцам князь и с недавнего времени большой думный боярин Дмитрий Михайлович Пожарский, по всей Руси именуемый теперь не иначе как спаситель отечества.

– Пошто ж ты мне шорох такой наводишь, братишка? – с улыбкой спросил Дмитрий Петрович, выступая навстречу гостю.

– А впрок, дабы ты тут мхом не порос в тепле и спокойствии, – строго молвил князь Пожарский, хотя в голосе его явно слышалась игривая нотка.

– А ну как я бы пальнул? – принял игру приезжего князя Дмитрий Петрович.