Жертва вечерняя

– И они уже там сидят?

– Сидят.

– Значит, все собрались.

– Мы последние. Поправь волосы и пойдем.

– Нет, Домбрович, мне, право, стыдно.

Он закрылся рукой и начал меня передразнивать:

– Мне сты-ы-дно, мама, мне сты-ы-дно!

– В последний раз говорю тебе, кто эти женщины?

– В последний раз отвечаю: les premi?res prudes de la capitale [177 - самые неприступные женщины столицы (фр.).].

Я не вытерпела, поправила немножко волосы:

– Идем. Я готова.

Он подошел к камину и дернул за сонетку.

– Это сигнал? – спросила я.

– Да. Теперь мы можем появиться.

Кроме двери, откуда мы вышли, была еще другая, зеркальная. Она-то и вела в гостиную. Домбрович отпер ее также ключом. Я двинулась за ним. Мое любопытство так и прыгало!

Мы очутились в большой и ярко освещенной комнате. На столе был сервирован чай. Две секунды после нас из трех дверей появились три пары.

Я так и ахнула! Предо мной стояли les trois prudes [178 - три неприступные женщины (фр.).]: Варкулова, баронесса Шпис и Додо Рыбинская.

И с ними трое мужчин, приятели Домбровича: граф Володской и еще барон Шварц… Он мне его представил у Вениаминовой.

Я стояла точно приклеенная к двери. Те дамы были, наверно, в таком же положении.

– Mesdames, – провозгласил мой Домбрович (этого не сконфузишь), – ваше удивление понятно, но мы собрались здесь, чтобы веселиться.

И он посадил меня к чайному столу, за самовар; барыни расселись. Мы пожали друг другу руки и так переглянулись, что через две минуты застенчивость исчезла и мои скромницы заболтали, как сороки.

– Mesdames, – начал опять Домбрович, – мы еще не все. Одна пара еще ждет.

Мы – женщины переглянулись.

– Да-с, милостивые государыни, мы все вас просим благосклонно выслушать наше коллективное предложение. Мы решили, что нас будет пять мужчин и пять женщин. Десять – такая круглая и приятная цифра. Не правда ли?

– Пусть войдет эта пара! – скомандовала я.

– Да-с, – обратился ко мне Домбрович с такой физиономией, что я покатилась со смеха. – Но тут есть обстоятельства весьма тонкого и, так сказать, деликатного свойства. Вы все, mesdames, принадлежите к одному и тому же обществу. Стало быть, всякие рекомендации были бы излишни. Но пятая женщина не принадлежит к нему.

– Кто же она такая? – спросила я, – уж не француженка ли?

– Нет, – продолжал все в том же полушутовском тоне Домбрович. – Она… но прежде я должен объявить имя ее кавалера.

– Не надо! – закричала я. – Дело идет о женщине, а не о мужчине.

– Действительно так, – добавила Додо Рыбинская.

– Преклоняюсь, mesdames, пред вашей мудростью.

– Да говорите же скорее, – перебила я его опять. – Эта пара ждет?

– Да.

– Ну, так что же вы тянете?

– Женщина эта – танцовщица.

Les prudes переглянулись с кислой улыбкой. Я им не дала выговорить ни одного слова.

– Прекрасно, – закричала я. – Не правда ли, вы согласны, mesdames? ?a aura du piquant! [179 - Это будет пикантно! (фр.).]

Благочестивые жены согласились.

Я одержала победу. Танцовщица меня очень заинтересовала.

Появилась пятая пара.

И кто же кавалер? Le beau brun [180 - Красавец брюнет (фр.).] – Борис Сучков.

Я уж никак не ожидала!

Его дама, крупная блондинка, мило одета, прекрасные глаза и очень яркие губы. Она конфузилась больше нас.

Я ее посадила около себя, и через десять минут мы были уже друзья. С моей опытностью я ее сейчас же анализировала и осталась очень довольна. Личность симпатичная. Голос прелестный. Ни у одной из нас нет такого. Миленькие манеры. Говорит неглупо и очень смело. Да и удивляться нечему. Эти танцовщицы всегда в грандерах. Она говорит даже по-французски не бойко, но прилично. На ее глаза и губы я просто загляделась. Quelque chose de Clеmence [181 - В ней есть что-то от Клеманс (фр.).]. Все движения немножко кошачьи, voluptueux [182 - сладострастные (фр.).], зубы бесподобные. Когда смеется, закидывает голову назад… Il y a de la bacchante en elle! [183 - В ней есть что-то от вакханки! (фр.).]

Я не помню, чтоб я ее видела в каком-нибудь балете. Да я редко езжу, раза два в год. Мне танцовщицы казались все такие худые, костлявые, намазанные. А эта нет, так и пышет здоровьем.

Я сейчас допросила, как ее зовут? Зовут ее Капитолина Николаевна, un nom de femme de chambre! [184 - имя для горничной! (фр.).]

Оказывается, что le beau brun потому и находится в холостом звании, что состоит с этой девицей в незаконном сожительстве года три, четыре. У них ребенок. Эта Капитолина Николаевна нисколько не теряет чувства собственного достоинства. Я сейчас же в ней разглядела полнейшее душевное спокойствие. Каждая черта ее лица, каждое движение говорит, что она живет и наслаждается, и ничего ей лучшего не нужно. Le beau brun страшно богат. Мне Домбрович говорил, что она проживает чуть ли не двадцать пять тысяч в год. У нее в ушах были два брильянта, ай-ай! Домбрович, разумеется, уверяет, что я в мильон раз красивее ее. Положим даже, что я немножко и лучше ее, но зато она несравненно красивее, милее, умнее трех скромниц…

Les prudes! Я тоже наблюдала за ними. Они очень курьезны. Каждая из них билась из-за того, чтоб перещеголять друг друга в бойкости. Elles affectaient les mani?res des cocottes [185 - Они выказывали манеры кокоток (фр.).], ни больше ни меньше!

Но я должна сознаться, что нашла их гораздо умнее в таком виде, чем в свете. Эта белобрысая баронесса фон Шпис смеется над всем и каждым. Elle n'a ni foi ni loi! [186 - Для нее нет ни религии, ни нравственности! (фр.).] Остальные все потише. Варкулова говорит мне за чаем:

– Я догадывалась, ma ch?re, что вы из наших.