Поумнел

– Я пойду раскланяться с княгиней.

Он сделал еще поклон и вышел, немного горбясь на ходу. Князь проводил его.

Все молчали с минуту по уходу графа.

XXIV

Муж и жена встретились в зале.

– Ты останешься здесь на весь вечер? – спросил Александр Ильич.

– А ты?

У ней был утомленный вид. Она хотела бы пойти к себе, взять с собой дочь, – Сережа отправился в цирк, и отец отпустил его одного, – надеть свой халатик и поговорить с нею подольше.

– Тебе нездоровится?

Этот вопрос Александр Ильич сделал без всякой тревоги на лице. В Петербурге его бесстрастная мягкость с нею получила еще более условный оттенок.

– Я немного утомилась.

Она сказала ему про желание взять Лили и пойти к себе.

– А я должен еще попасть на вечер.

Куда он ехал, она не знала и не стала узнавать. Она заметила, что он был бледнее обыкновенного, и тоже не спросила – почему. Таких расспросов он никогда не любил и прежде.

Если бы она слышала разговор в кабинете и побывала в душе своего мужа, прошла бы вместе с ним через ряд подавленных едких ощущений, она поняла бы, почему он был так бледен.

В дверях гостиной показалась Лидия.

– Nina! – окликнула она сестру.– Tu t'en vas? [86 - Нина! Ты уходишь? (фр.).]

И вслед за тем она ленивой своей поступью подошла к ним.

– Какие они там все глупости переливают! – довольно громко произнесла она и кивнула взад головой на гостиную.– C'est a dormir debout!.. [87 - Это вздор!.. (фр.).]

– Вы едете? – спросил ее Александр Ильич, бывший с ней на "вы".

Он ей улыбнулся, и глаза его блеснули. В первый раз Антонине Сергеевне пришла мысль: "А ведь они пара! Какие оба красивые и видные!" Она даже начала краснеть от этой внезапной мысли.

– И вы обращаетесь в бегство? – шутливо сказал он Лидии тоном полувопроса. – Домой или еще в гости?

– Я должна бы заехать на минуту домой, но Виктор Павлович, конечно, не пожелает меня сопровождать.

– А он дома? – спросил Гаярин.

– Разумеется.

– Знаете что, Lydie, – заговорил он, оживляясь все заметнее. – Я еще его не видал… Довезите меня к себе… Я на минутку зашел бы к нему.

– Едемте.

Она тоже оживилась.

– Bonsoir, Nina… [88 - Добрый вечер, Нина… (фр.).] Когда же ко мне обедать?

– Не знаю, Лидия.

– Да ты совсем разомлела… с дороги…

И она прибавила, повернув лицо к ее мужу.

– Она у вас всегда в эмпиреях! Ха-ха!..

Смех у Лидии был неприятный, горловой и выказывал больше всего ее недальность.

Гаярин и Лидия пошли к передней. Он ничего не сказал Антонине Сергеевне; она только кивнула головой. Надо было возвратиться в гостиную, где кузина, наверное, будет удерживать ее. Придется сказать, что у ней начинается мигрень. Лили, кажется, весело сидеть с большими и воображать себя девицей… Зачем лишать ее удовольствия?

Но чего она тут наслушается? Зачем засаривать ее голову всем этим полумистическим вздором?

Надо было взять ее с собой. Антонина Сергеевна, совсем разбитая, скрылась за портьерой гостиной.

В эту минуту муж ее сходил с лестницы с ее сестрой и поддерживал ее немного под локоть. Он в своей ильковой шубе и бобровой шапке, она в светло-гороховой тальме, с песцовым мехом, – оба видные и барски пышные, – смотрели действительно парой, точно они молодые, выезжающие первую зиму.

До сих пор Лидия побаивалась своего шурина, но в этот приезд он ей показался совсем другим человеком. Она чутьем истой дочери Елены Павловны распознала, куда он стремится, и ей нечего было больше бояться. Они понимали друг друга прекрасно. Вот какого мужа ей нужно: блестящего, с красивым честолюбием, а не Виктора Павловича Нитятко: тот, если и будет министром, все равно не даст ей того, что ей надо было, не превратится в настоящего сановника, в уроженца высших сфер.

Гаярин вбок взглядывал на свою свояченицу, и ее профиль нравился ему. И ее видный стан, в светлой тальме, опушенной дорогим мехом, выступал так красиво на темном атласе каретной обивки.

Он упрекнул себя в том, что слишком высокомерно относился к ней, считал почти набитою дурой. А разве она в теперешнем его положении не годилась бы ему в жены гораздо больше, чем Антонина Сергеевна?..

Та – поблекла; как женщина, она для него почти что не существует, а это в брачной жизни человека, полного силы, печально и опасно. Да и помимо того, Антонина Сергеевна, не желающая "поумнеть", понять, что он теперь и куда идет, рядом с ним занять почетное место и там, в губернии, и здесь, в том кругу, где он будет отныне жить и действовать, – это вечная помеха. Гостиной она не создаст, связей не поддержит, будет только всех отталкивать и пугать, напоминать о его прошедшем, вызывать глупые, вредные толки.

Ну, Лидия пуста, не умна… Но для выездов и знакомств у ней есть: барский тон, эффектная внешность, умение одеваться и нравиться мужчинам, все светские аппетиты… Эта не стала бы ему делать диких сцен из-за того, что его собираются выбирать в предводители.

Как бы отвечая на его мысли, Лидия спросила его:

– Alexandre, довольны вы вашим назначением?

Он ответил, что доволен. Разговор отрывочно пошел на эту тему. Ближе к дому она сказала ему:

– Вы, конечно, смотрите на предводительство, как…

Слово она не сразу нашла.

– Как на marchepied? [89 - ступеньку (фр.).]

Он только усмехнулся в ответ. И через минуту спросил ее в свою очередь про мужа: